— А станешь Хомейнским королем… и помогут тебе в этом Чэйсули.

Царствующий Дом Хомейны удерживался на Троне Львов без малого четыре сотни лет — вовсе недолго, в глазах Чэйсули. Их история насчитывала несколько тысячелетий, уходя корнями в те времена, когда Хомэйнов и в помине не было только Перворожденные, праотцы Чэйсули, обладавшие искусством Изменения.

И силой совладать с Пророчеством, правящим теперь судьбами целого народа.

— Тогда — туда, — указал Финн и ударил коня пятками в бока.

— А ты уверен? — мне вовсе не хотелось заблудиться, тем более теперь, когда Хомейна была так близко.

Финн смерил меня презрительным взглядом:

— Мы ведь направляемся в Обитель? Мне ли не знать дороги, Кэриллон — ведь когда-то там был мой дом.

Я умолк. Временами Финн просто не оставляет мне другого выхода.

Погода держалась хорошая, но нам это не слишком помогло в пути. Мы ушли с торной дороги, уводящей на запад к границе Хомейны и двигались теперь по малозаметным лесным тропам. Хотя в Эллас Чэйсули и не преследовали, более того — относились к ним вполне терпимо, они все же предпочитали не показываться на глаза. Я сомневался в том, что Верховный Король Родри знал, что за люди нашли убежище в его лесах. Они предпочитали быть незаметными — а потому были окружены еще большей тайной, чем прежде. Навряд ли мы найдем прямую дорогу к Обители Клана.

Наконец на закате мы оставили наши поиски и остановились на ночлег среди деревьев. Хомейне и Обители Придется подождать нас до завтра.

Финн спрыгнул с коня.

— Разводи огонь, а я пока добуду мяса. Хватит с меня дорожных сухарей — я снова попробовал настоящего мяса! — весело заявил он, бросил мне поводья и растворился среди березовых и дубовых стволов рощицы. Сторр, как всегда, сопровождал его.

Сперва я занялся лошадьми — снял с них нехитрую поклажу, расседлал и накормил остатками наших скудных запасов. Потом настало время заняться костром.

Я разыскал камни, твердо решив сделать подобие нормального очага. Конечно, довольно часто нам приходилось обходиться и вовсе без костра во время наших ночлегов под открытым небом, но я все же предпочитал горячую пишу дорожным запасам и хотел хотя бы эту ночь провести в тепле.

Довольно быстро мне удалось соорудить очаг. Я разжег хворост — мы возили его с собой — и удостоверился в том, что огонь не собирается гаснуть, после чего развернул одеяла, которые снял с коней. Строго говоря, это были попоны: каждый конь был накрыт двумя такими попонами, ворсом наружу. По ночам пони служили нам с Финном одеялами: конечно, от них разило конской шкурой и конским потом, зато, завернувшись в них, было тепло спать. Теперь я расстелил их на снегу: поужинав, мы сможем положить под них горячие камни и немного согреть их.

Позади меня раздался звук. Шаги в глубокому снегу. Моя рука метнулась к рукояти меча, я вырвал клинок из ножен и резко обернулся, готовый к нападению.

Заходящее солнце наполнило живым пламенем врезанную в клинок рунную вязь.

Передо мной из сгущающейся тени вынырнули три человека с мечами наготове, позади было еще несколько — сколько, я не знал, на это у меня не осталось времени. Я подумал о том, где сейчас может быть Финн — а потом перестал думать и об этом: на размышления у меня тоже не осталось времени.

Первого из нападавших я убил легко, успев только заметить выражение изумления на его лице, когда мой меч рассек шерсть, кожу и меха и перерубил кость предплечья, вонзившись в грудную клетку. Он еще оседал на снег, когда я вырвал меч из раны, приготовившись к новой атаке.

Я успел расправиться со вторым нападавшим, когда остальные сделали то, что и должны были сделать с самого начала. Они навалились на меня все вместе: даже если бы я успел достать мечом одного из них, остальные без труда справились бы со мной. Я не сомневался в том, что заберу с собой на тот свет еще одного, а может, и двоих — Финн был хорошим учителем, да и жизнь наемника оказалась для меня неплохой школой — но это ничего не изменило бы в моей собственной судьбе.

Я буду мертв, и Беллэм сможет наконец получить голову самозваного принца.

Холодная сталь коснулась моей шеи — чуть ниже ямки под затылком. Второй клинок был приставлен к моему горлу, третий упирался мне в живот — я чувствовал острие меча даже сквозь зимнюю одежду. Значит, у меня осталось четверо противников: трое взяли меня в кольцо, четвертый — вернее, шестой в этой шайке, поскольку еще двое были мертвы — пристально разглядывал меня, стоя чуть в стороне. Похоже, он был предводителем этой шайки. Его лицо было забрызгано кровью, но он явно не был ранен.

— А ну, стой и не рыпайся, — проговорил вожак. Говорил он по-хомэйнски, и в его голосе явно слышался страх.

Я жестом указал на свой пояс:

— Мое золото вот тут.

— Твое золото нам не нужно, — поспешно проговорил вожак. — Нам нужно кой-чего другое. Он улыбнулся:

— Но уж коли ты сам предложил, твое золото мы возьмем тоже.

Я все еще сжимал в руке меч — но меня быстро обезоружили, один из нападавших забрал его у меня и отшвырнул его в сторону — меч лег поперек очага, звякнув о камни. Пламя охватило кожаную обмотку рукояти, и я понял, что пройдет совсем немного времени — и на свет явится гербовый золотой лев… — Так чье же золото вам тогда нужно?

Я говорил по-хомэйнски, но с выговором Кэйлдон.

— Золото Беллэма, — ухмыльнулся предводитель. Я яростно выругался про себя. Легко же меня поймал проклятый Солиндец!.. а я ведь даже не успел еще добраться до границ Хомейны…

Однако на лице я достаточно убедительно изобразил недоверчивое удивление:

— Что нужно Беллэму от наемника? Он может купить сотни таких, как я!

— Ты путешествуешь с оборотнем, — заявил главарь.

Я все еще хмурился, словно бы в глубоком раздумье:

— Да. Ну и что с того? Что, Беллэм объявил это незаконным? Я не хомэйн, я

— кэйлдонец, и выбираю в спутники кого захочу.

Краем глаза я следил за рукоятью меча: кожаная обмотка почернела и сморщилась. Не пройдет и нескольких мгновений, как они поймут, кто я. Если еще не поняли. Если не знали этого с самого начала.

— Чэйсули приговорены к смерти, — ответил хомэйн. — Беллэм поддерживает эту политику со времен Шейна.

Я позволил себе выразить удивление и даже слегка присвистнул:

— Это что же, значит, вы признаете Беллэма королем? Хотя вы сами хомэйны?

Главарь бросил взгляд на остальных. Их лица были мне знакомы: в прошлый вечер я всех их видел в харчевне. Они слышали послание Беллэма, которое читал арфист… Я не знал только одного: когда и чем успел выдать себя.

Человек сплюнул в снег:

— Мы признаем золото Беллэма, потому как больше нам неоткуда взять денег.

Пока он предлагает плату за каждого убитого Чэйсули, мы будем служить ему. Вот и все дела.

Теперь мое удивление было искренним. Охота снова шла не за мной. Им нужен был Финн — но поймали-то они меня, принца, голова которого в глазах Беллэма стоит пяти сотен убитых Чэйсули.

Но во всем мире не нашлось бы пяти сотен Чэйсули. Мой дядюшка постарался на славу.

— Вы перешли границу, охотясь на Чэйсули? — поинтересовался я. Вожак улыбнулся:

— В Хомейне их нелегко разыскать, а элласийский король приютил их — потому мы их здесь и ищем. А ты что, знаешь другой способ заработать золото?

— Тогда зачем вы разоружили меня? — очень спокойно спросил я. — Я-то здесь причем?

— Ты шел с этим оборотнем. Мы схватили тебя — значит, схватим и его. Пока твоя жизнь в наших руках, он не перекинется зверем.

Я рассмеялся:

— Вы рассчитываете на то, чего нет. Этот Чэйсули — просто мой попутчик, мы ничем не обязаны друг другу. С моей смерти вам не будет никакого толку, — я помолчал. — А вы ведь собираетесь меня убить, верно?

Хомэйны переглянулись . На мгновение в голубых глазах вожака возникла нерешительность, потом он пожал плечами — должно быть, принял окончательное решение: