Когда Володю выбрали секретарем парткома, то 'обмывать' назначение пришли, естественно, к нам. 'Старый' коммунист Роман Горин, сам Володя, еще пара 'проверенных' коммунистов, и я, как представитель беспартийных, уже сидели за столом, когда в разгар веселья, домой заявилась Лиля.

- Опять пьянка, - возмутилась она, и применила 'удар ниже пояса', - я в партком буду жаловаться!

Гомерический хохот всей нашей честной компании озадачил её.

- Зачем в партком, - давясь от смеха, перебил её Володя, - жалуйся прямо мне, я с сегодняшнего дня - секретарь парткома!

- Ты - секретарь парткома? - изумилась Лиля, - пропал институт - все сопьются!

Но она ошиблась - все не спились. Даже из присутствующих за столом никто не спился. Но Володя выдал мне индульгенцию:

- Пока я секретарь парткома - можешь не вступать в партию, я тебе и так доверяю!

- Спасибо тебе, Володя, спасибо! Скольких унижений я избежал, не вступив в партию и на этот раз! Высший Разум, казалось, уберегал меня от вступления в то, во что вступать не надо!

Но вернёмся к моему аналитическому уму. Я разузнал, что очки для премирования по итогам соцсоревнования подводит так называемая АСУ (автоматизированная система управления), где имелись электронные вычислительные машины. Познакомившись с этой АСУ, я увидел, что там сидят нормальные, пьющие люди с развитым чувством юмора. Работники, а особенно, работницы этой АСУ так в шутку говорили про себя: 'Я с АСУ!', что получалось очень смешно, особенно, если произносить эти слова слитно. Они и рассказали мне, что надо делать, чтобы законно занять первое место.

Например, защита докторской диссертации оценивалась в 3 балла, кандидатской диссертации в 2 балла, а научная статья и лекция для студентов в общежитии в 1 балл. Три лекции в общежитии и докторская диссертация - как говорят, 'две большие разницы'!

За зданием института стояли три студенческих общежития. Мы - сотрудники кафедры - вечером ходили по блокам, где по 4 комнаты, и 'выгоняли' студентов в коридор на 'митинг'. Ну, и проводили политбеседу типа 'вопрос-ответ'. Например, про американского президента тех времён Джонсона, не очень дружественного к нашей великой родине - СССР.

Вопрос: Как зовут собаку Джонсона?

Никто не знает, все в смущении. А мы строго поясняем:

- Собаку-Джонсона зовут Линдон!

Смех, веселье.

Староста блока расписывается в нашем журнале о проведении лекции, и мы идём дальше.

Так мы прочитываем до сорока лекций за 'отчётный' период. А в результате - первое место и около двухсот рублей премии. С лихвой хватает, чтобы славно отметить премию всей кафедрой в ресторане 'Октябрьский'.

Пили только шампанское - это тогда считалось высшим шиком. И однажды я, открывая бутылку шампанского, вылетевшей пробкой разбил стеклянный витраж на потолке. Прибежал мэтр, чуть нас не выставили, как хулиганов. Обошлись денежным штрафом. Об этом случае не забывайте, мы ещё о нём поговорим!

А теперь о 'критике'. Обиженные 'завы' других кафедр, прослышав о наших подлогах с лекциями, написали коллективную жалобу ректору, и что ещё хуже - в Обком Партии. Опросили студентов, а те и рассказали про 'собаку-Джонсона'.

Прихожу на кафедру - записка: срочно вызывает ректор. Не подозревая ничего плохого, поднимаюсь, захожу к нему в кабинет, сажусь напротив. Ректор улыбается, но какой-то недоброй улыбкой.

- Итак, Нурбей Владимирович, как зовут собаку Джонсона? - вкрадчиво спрашивает ректор.

- Мы всё - честно! - разволновался я, сразу поняв, в чём дело, - это только эпизод, лекции читали честно!

- Да здесь студенты были, всё рассказали про эти лекции! Совесть у вас имеется - сорок таких лекций 'прочитать'!

Я понял, что признавать подлог нельзя. Нужно защищаться, как только можно.

- А что, языком сатиры и юмора уже нельзя бороться с империалистами? - не веря самому себе, сопротивлялся я.

- Ах, языком сатиры? А то, что меня в Обком вызывали и требовали уволить авантюриста-Гулиа, ты знаешь?

Ректор перешёл на 'ты', это - плохо, успел продумать я, и был прав. Ректор сорвал с себя галстук и разорвал ворот рубашки. Он задыхался от гнева.

- Ну, уволю я тебя, а кому плохо сделаю? Квартиру тебе уже дали, отобрать невозможно. А число докторов в ВУЗе сразу упадёт вдвое и их средний возраст во столько же раз вырастет. Кого я накажу - тебя? Нет, себя же самого! Ты себе место найдёшь, в ту же Москву уедешь, как 'обиженный'. А я где нового доктора наук разыщу?

Крик был такой, что в кабинет вбежала секретарша. Ректор в этот момент уже сорвал с себя пиджак и топтал его на полу ногами. Секретаршу тут же, как ветром, сдуло.

- Как мне поступать? - спросил меня чуть успокоившийся ректор, - топтание пиджака, оказывается, здорово успокаивает.

- Объявите мне выговор, ведь это - первое официальное нарушение! - быстро посоветовал я ректору, - но поберегите себя, что я буду делать, если вы из-за меня умрёте от инфаркта?

- Хорошо, - примирительно сказал ректор, - только если надумаешь снова что-нибудь вытворить, приди сперва сюда, посоветуйся! Пьёшь, со студентками трахаешься, а тут ещё - подлогами начал заниматься! Тоже мне - наука! - и взглянул на моё улыбающееся лицо, он заорал снова, - ты что, смеёшься надо мной, - вон из кабинета!

Я выбежал из кабинета, давясь от истерического смеха - я не мог перенести зрелища - ректор, топчущий свой пиджак. Прошмыгнув мимо изумлённых людей в приёмной, я забежал в кабинет секретаря парткома, чтобы отдышаться.

Володя был в кабинете один. Стенка его кабинета была смежной со стенкой кабинета ректора, крик донёсся и туда - Володя сидел встревоженный. Я отдышался, успокоился и рассказал об инциденте у ректора.

- Да я тебя хотел раньше предупредить - пишут, сволочи, друг на друга, а на тебя - тем более! Хотел всё внутри удержать, но в Обком написали, гады!

- А откуда у ректора сведения о студентке? - поинтересовался я у Володи, который давно был в курсе дела.

- Тоже пишут - и мне, и ректору! Ты только послушай, о чём люди пишут! - и Володя вынул из раскрытого сейфа лежавший сверху листок.

'В партком КПИ от члена КПСС доцента кафедры 'Химия' (фамилия, имя, отчество)

Заявление

Прошу принять меры партийного взыскания к моему супругу, члену КПСС (фамилия, имя, отчество) за его некоммунистическое отношение к семье. Довожу до сведения парткома, что он меня до этого не ласкает, а после этого не благодарит.

С коммунистическим приветом - подпись'.

- Нет, ты только представь себе, - у Володи от волнения затряслись руки - как он должен благодарить её после этого, - падая на колени и отбивая поклоны, запричитал Володя:

- Спасибо тебе, что дала мне правильно, по партийному! - Так, что ли?

Я никак не мог припомнить женщину с кафедры химии с такой фамилией.

- Да, такая невзрачная, полная блондинка, лет сорока пяти - волосёнки жиденькие, платье всегда коричневое:Ты такую не стал бы и запоминать, на что она тебе, когда у тебя есть красавица - Томочка!

Мне объявили выговор без занесения в личное дело. Но, видимо, этот выговор меня ничему не научил, потому, что я затеял новое дело, которое число писем в партком должно было увеличить на порядок.

Получилось так, что я влюбился. Да, да - в очередной раз. В очередной раз в Тамару, и в очередной раз в преподавательницу английского языка. Моя самая первая Тамара преподавала английский на филфаке МГУ.

Мне часто приходили отчёты от д-ра Рабенхорста из Университета Гопкинса в Сильвер-Спринге, США. Я отдавал их переводить на кафедру иностранных языков, для чего взял на хоздоговорную тему опытную (а может, скорее, красивую) преподавательницу.

Как настоящий педант, я не отступил от своего стандарта: 160х55, моя ровесница, крашеная блондинка в очках. Сперва мы подолгу засиживались за редактированием переводов у меня в кабинете, и успели убедиться во взаимной симпатии. А затем, когда Лиля в очередной раз уехала во Львов с процентовками, я попросил у Тамары разрешения зайти поработать к ней домой. Я знал, что она разведена с мужем. Посмотрев на меня внимательно, она переспросила: