- Не успеет. Сегодня же вечером разобьётся на автомобиле!

Наутро я пришёл на работу с небольшим опозданием - помню, покупал полушубок, который для меня 'отложили' в магазине. И сотрудники с каменными лицами сообщили мне, что слова мои с точностью сбылись - поздно вечером человек тот попал в автокатастрофу, причём погиб не один. Я тогда испугался, чуть голоса не лишился, и вспомнил случай с Владиславом:

Уже в начале девяностых годов в пятницу вечером вдруг звонит мне домой близкий человек, как говорится, 'друг номер один' (не хочу называть по такому случаю его имя-фамилию, он хорошо известен читателю из предыдущего), и сообщает следующее. Некий влиятельный, молодой и жёсткий человек, хорошо мне знакомый, подсунул ему такую 'свинью', что дальнейшее пребывание в нашей стране, то есть в СССР, становится для него если не опасным, то по крайней мере, бесперспективным. Услышав это, я понял, что могу лишиться одного из самых близких мне людей, да в результате и лишился, так как он уехал в США.

Произошло опять то же, что и раньше: в бешенстве я ударил кулаком по столу и взревел в трубку: 'Да чтоб он сдох, гад:' - после чего, вспомнив прошлое, закрыл рот себе рукой, но было уже поздно. Наступили всё те же симптомы, и в тишине, полутьме и безвременье некто похожий на меня добавил, как потом мне рассказывал мой друг, 'электронным' голосом: 'от апоплексического удара!' Никогда раньше я этот архаический термин не произносил, но тем не менее в понедельник утром я узнал, что накануне наш недруг - молодой и внешне здоровый человек - умер от тяжелейшего инсульта.

А о последнем случае я жалею больше всего. Потому, что не к чему было мне прибегать к столь сильному оружию за, в общем-то незначительный проступок ( а может и не проступок, а вынужденный поступок людей!). Но, вмешался наш родной, российский фактор - водка, и я считаю - преступление - было совершено.

Лет пять назад я часто ездил в командировку в один большой город к востоку от Москвы. Там, на крупном бывшем 'военном' предприятии заинтересовались моими изобретениями и готовы были их внедрить на очень важном 'изделии'. Главным сторонником моего изобретения был сам руководитель предприятия, но и главный конструктор не отставал от него. Я только и слышал от них : 'давай, давай!'. Я и 'давал' - часто летал, превозмогая страх, на самом ужасном для меня виде транспорта - самолёте, работал день и ночь. Мы даже подружились друг с другом, часто выпивали вместе, каждый мой приезд ходили в шикарную сауну при предприятии.

И вот, в последний мой приезд (а я ещё не знал, что этот приезд будет последним!) меня встретили особенно приветливо и ласково, особенно трогательно одаривали сувенирами и фотографиями нашей предыдущей встречи. И немедленно повели в сауну, так как прилетел я уже вечером. Там, как водится, выпили и даже фотографировались, прикрывшись, конечно же, полотенцами. А под конец запросто объявили мне, что моя тематика их больше не интересует, так как у них есть более выгодные предложения. Приезжать, конечно же, приглашали, но, увы, не по делу.

У меня весь хмель вылетел из головы. Я быстро закончил банные процедуры, сказал, что завтра же вылечу обратно в Москву, и холодно откланявшись, ушёл. Уже у себя в номере гостиницы почал бутылку дарёной 'сувенирной' водки и, буквально, впал в бешенство. Потеряно время, труд, а главное - надежда. Ведь я верил, что в провинции будет легче 'внедрить' моё предложение, чем в столице. Тем более с такими влиятельными друзьями! Я достал подаренную мне фотографию, в ярости смотрел на весёлые, радостные, хмельные лица друзей, теперь уже бывших! И снова как бывало и раньше, впал в своё 'особое состояние', которое добром ещё никогда не заканчивалось. Все сдерживающие центры отключились, и я готов был на самое страшное.

Прежде всего, я 'препарировал' фотографию, отделив себя и других - 'невинных' людей, от 'жертв'. Делал я это перочинным ножом, так как не нашёл ножниц. Долго, внимательно смотрел в лица людей, ещё не подозревавших, что им угрожает, и злодейски улыбался. Затем открыл в ноже шило и с удовольствием проткнул своим бывшим друзьям глаза. Губы шептали совершенно неведомые мне слова заклятий, но шептали складно и без ошибок. Наконец, я мелко порвал обезображенные шилом фрагменты фотографии и утопил их в унитазе, сопроводив напутственными словами. Затем, не переставая улыбаться, допил дарёную 'друзьями' водку, и лёг на постель. Наступило блаженное спокойствие, сознание правильно выполненного дела, долга, что ли.

Я быстро заснул и утром встал в хорошем настроении. На первом же самолёте вылетел в Москву, моля Бога, чтобы он не наказывал меня за содеянное, и чтобы я поскорее приземлился в любимой столице, которая стала мне ещё дороже.

В Москве я удесятерил свои усилия по реализации моего проекта и вскоре нашёл инвесторов в Германии. А года через полтора после последнего визита к моим бывшим друзьям, я 'зашёл' на сайт их предприятия, чтобы узнать, чем всё-таки они занимаются. И с удивлением обнаружил, что и директор, и большинство из руководства предприятия - новые люди. Я позвонил в секретариат, где мне сообщили, что руководитель скоропостижно скончался почти год назад, а главный конструктор тогда же серьёзно заболел, стал инвалидом первой группы, и уволился. А новый начальник привёл новую команду:

Вот и всё! Страшно не хочется добавлять слово 'пока', Бог даст, на этом и закончится! И так список жертв достаточен, да и невинные пострадали - в том автомобиле, что разбился, например. Теперь если кто-нибудь меня 'доводит', то я просто тихо говорю ему: 'Бог с вами!' или 'Бог с тобой!'. А недавно узнал, что именно эти слова говорил Сталин людям, которые его 'доводили' ещё в 20-х годах. В 30-х он уже этих слов не говорил. Довели, видимо, окончательно:

Мне осталось только рассказать, как ушли с моего горизонта Маша с Луизой. Муж-миллионер бросил-таки Луизу. Их общую большую квартиру он оставил себе, а Луизе купил однокомнатную в Бирюлёво. Спорить с таким 'крутым' мужем опасно, вот Луиза и уехала на громадное расстояние от Красногорска. К Маше она почти перестала приезжать. Так распалась наша весёлая троица:

С Машей я продолжал ещё некоторое время встречаться, но встречи эти были лишены прежней остроты и новизны. А вскоре они и вовсе прекратились - Маша нашла себе 'молоденького мальчика' (так, по крайней мере, она сама мне сообщила) - студента. Маша довольна, студент, по её словам, тоже. Вот так студенты сменяют профессоров на их 'посту'! Что поделаешь - диалектика!

Жизнь моногамная

Вот так к зиме 1982 года я остался в несвойственной для меня моногамной связи не только с одной-единственной Тамарой, а именно с Тамарой-маленькой, но и вообще с женским полом. Поэтому на встречу Нового Года, ни на какой 'подлёдный' лов рыбы я не поехал. Тамара-маленькая постоянно интересовалась моими планами на этот счёт, но я успокоил её. Зима, дескать, тёплая и лёд на нашей реке не установился.

Оля 'выбыла' с Таганки, а мы Тамарой (буду называть её только по имени, так как других Тамар у меня уже просто уже не осталось!) стали жить там вместе. Это, разумеется, было удобнее, чем постоянно разбираться с пьяной старухой и её нерусскими собаками, цыганом-зятем, полупьяной дочкой и другими соседями Тамары. Включая красивую Людмилу, несостоявшаяся любовь с которой вернула меня снова к Тамаре.

На встречу Нового Года Тамара 'достала' (не забывайте эру постоянного дефицита!) две бутылки вкуснейшей брусничной наливки. Это, конечно, помимо традиционного шампанского. 31 декабря вечером я заглянул в почтовый ящик и, помимо пары поздравительных открыток, нашёл письмо с конвертом издательства 'Детская литература'. Я туда ещё месяца два назад сдал свою рукопись книги 'В поисках энергетической капсулы', и ждал решения на неё. Уверенный в том, что под Новый Год мне могут прислать только положительный ответ, я вскрыл конверт и огорчённо прочёл отказ. По каким-то мифическим причинам издательство отказывает в публикации книги, которую само же заказывало! Взбешённый я разорвал письмо на мелкие кусочки и стал топтать его. А тут Тамара довершила мой 'кайф'.