Я открыл дверь сауны, и перед бедным Султаном предстала картина мифологического ада. Обжигающее излучение, сиренево-красные зеркальные стены, шипенье кварцевой лампы:

- Это - крематорий, тебе понятно? - Султан быстро закивал головой. - Здесь я сжигаю трупы врагов, температура - пять тысяч градусов, остаётся только горсть пепла. Фу - и нет ваших! На свою беду, Султанчик, ты припёрся ко мне, как и поступать с тобой - не знаю! Вот и радистка, - я кивнул на Тамару, - тебя уже видела!

- Что ж, посоветуюсь с руководством! - вздохнул я, снимая трубку телефона. Бледный Султан стоял навытяжку передо мной.

- Соедини с Первым! - приказал я трубке.

- Здравия желаю, товарищ Первый, это Артист! Дело такое - заявился ко мне на явочную квартиру некий Султан: Да нет, не должность, это имя такое! Фамилия как? - быстро спрашиваю я у Султана.

- Казимагомедов, эффенди! - кланяясь, проговорил Султан.

- Квазимагомедовэффенди! Ну и фамилия! - говорю я в трубку.

- Да нет, эффенди, без 'в', просто Казимагомедов, а эффенди - это по-нашему 'господин', это ты - 'эффенди'!

- Что делать-то будем? - спрашиваю я в трубку. - Как обычно? Да как не понять - понимаю! Да жалко его, вроде невредный, пьесы пишет! Что - жалко у пчёлки? Шутить изволите, товарищ Первый, а мне грех на душу брать! Поступать по обстоятельствам на свой страх и риск? Как не понять, да страшно за риск! Слушаюсь! - подтянулся я и повесил трубку.

- Задал ты мне задачу, Квазимагомедов, не знаю, что и делать! Придётся, видно, тебя всё-таки грохнуть! - вздохнув, решаю я.

Бедный Султан внезапно падает на колени и начинает поспешно кланяться и в этих поклонах целовать меня в тапочки.

- Прости, эффенди, пожалей, эффенди! - только и бормочет Султан между поцелуями.

Тамара не выдерживает ситуации и разражается истерическим хохотом.

- Вот и радистка зарыдала! - констатирую я, - думаешь, ей легко подтаскивать со мной вдвоём трупы в крематорий, а потом выметать оттуда пепел! Вот и плачет, бедняжка!

Султан удвоил частоту своих поклонов и поцелуев.

- Ладно! - хлопнул я рукой по столу, - не приму греха на душу. Иди отсюда, Квазимагомедов - я тебя не видел! И ни слова никому, молчи, 'как рыба об лёд'! - невольно скаламбурил я. А то - пять тысяч градусов! И пепел - фу - и нет ваших! То-то же!

Султан (конечно же, не по должности, а по имени!) подхватил свои туфли и, как был в носках, так и выскочил за дверь. Даже рукопись свою позабыл на столе.

- Надо же - 'Заклятый брат'! - листал я напечатанные без признаков орфографии страницы: Мамед переспал с женой Ахмеда! Тогда и Ахмед мог позволить себе сделать то же самое с женой Мамеда! А почему-то не сделал? Совесть не позволила, или может, жена Мамеда была страхолюдиной?

- Да что я это, рехнулся что ли, всерьёз анализирую эту лабуду! - рассердился я и выкинул злосчастную пьесу на помойку, разорвав предварительно листки на части. Чтобы, грешным делом, бомжи не читали и не морочили себе головы!

Чернобыль

Мы постоянно созванивались с Ирой, и я зачастил к ней в командировки. В Житомире должен был летом состояться первый Всесоюзный симпозиум по маховичным накопителям энергии, и меня избрали в Оргкомитет. Надо сказать, что необычайно вовремя.

Заседал Оргкомитет, преимущественно, в Киеве, и я по делу и не очень ездил туда. Жил я у моего друга Юры, который на это время уходил к другу. Таким образом, у нас с Ирой была в распоряжении квартира. Муж её был ещё в армии, и мы чувствовали себя раскованно. Облазили весь Киев - побывали во Владимирской церкви, Софийском соборе, Кирилловской церкви, Киево-Печёрской лавре. Часто ходили в Ботанический сад - не тот маленький, что в центре, а в большой - выше Выдубицкого монастыря. Нравилось нам бывать в Зоопарке. Запомнилась грациозная красавица-кошка на длинных ногах - сервал, не удостаивавшая нас даже взглядом. И пернатые соседи - огромный чёрный ворон и орёл-бородач. Глупый орёл с красными от гнева глазами кидался на сетку к ворону, а тот спокойно и ловко вырывал клювом через сетку у орла по пёрышку и складывал кучкой у себя в клетке.

Но особенно любимым местом для нас был, конечно же, Гидропарк. Мы переходили через Венецианскую протоку, спускались направо и оказывались в царстве самодельных тренажёров. Сотни тренажёров занимали площадь около полугектара, и почти всё это соорудил своими руками и за свои средства хрупкий молодой человек, носящий знаменитую фамилию - Кук. Не знаю, был ли он потомком великого мореплавателя, но дело сделал грандиозное. Удивительное состояло в том, что сам Кук не пользовался этими тренажёрами, только регулярно ремонтировал их. Для меня его поступок так и остался загадкой - я бы на такое не решился.

Кук занял своими тренажёрами очень удобное место, а коммерсанты-шашлычники попытались вытеснить оттуда тренажёры, как не имеющие права на существование. Землю-то под них никто не выделял! Но на этих тренажёрах 'работали' не самые слабые люди Киева, а тяжёлых палок и арматурин вокруг было предостаточно! Шашлычникам пришлось отступить, и после ремонта своих палаток, перейти на бюрократический метод борьбы.

Как раз в это время я написал в один из центральных журналов крупную статью 'Земля Кука' и отослал экзепляр этого журнала в киевский исполком, который занимался тяжбой. И вскоре, к сожалению уже без Володи Соловьёва, мы сняли передачу 'Это вы можете!', целиком посвящённую 'Земле Кука'. Ира 'случайно' попала тогда в объектив телекамеры: красивая девушка на качелях, на которой надолго остановился тогда 'взгляд' телекамеры - это она.

После эфира передачи, имевшей в Киеве большой резонанс, шашлычники сникли и нашли себе другое место. Меня же особенно 'зауважали' завсегдатаи спортгородка, конечно же, и сам Кук.

Но как всё меняется! Когда Украина получила независимость, я не воспринял этого всерьёз, и первым же летом приехал снова в Киев. Надпись 'Слава КПСС!' которая была выполнена масляной краской на бетонной стене спортгородка была заменена на 'Слава Киеву!'. Я порадовался этому, и стал, как ни в чём не бывало, тренироваться. Но заметил изменения в отношениях старых товарищей - они неохотно отвечали мне по-русски, стали называть на 'вы'.

Поразил меня и Кук - завидев его, я бросился к нему, как к другу, но в ответ было лишь официальное рукопожатие. Не придав этому значения, я по-дружески угостил его бананом. Юрий Васильевич Кук принял банан и поблагодарил. Но, закончив тренировку и вновь подойдя к будке, где обитал Кук, я уже не нашёл его там. А банан мой лежал на скамейке у будки. Не принял угощения от 'москаля'!

В спортгородке каждое лето устраивали соревнования среди посетителей, и я постоянно участвовал в них. Но судейская 'коллегия' теперь отказалась допустить меня к ним - дескать, соревнования не имеют статус международных! Я чуть не онемел от возмущения, но потом голос вернулся ко мне, и я высказал 'судьям' всё, что я о них думал. А подконец вспомнил шашлычников и нашу борьбу с ними. Допустили таки!

Я показал первый результат - иного для мастера спорта и быть не могло. Мне выдали, как положено, гвоздичку и бутылку 'горилки', а в грамоте вместо 'I место' написали 'III место'. Первые два места присудили местным. Я чуть в драку не полез, но мне пообещали аннулировать не только результат, но и бутылку. На это я не согласился, а, отойдя в сторону, ножичком аккуратно подтёр на грамоте цифру III, сделав из неё I. Уходя из спортгородка, и уже выпив бутылку, чтобы её нельзя было 'аннулировать', я показал 'судьям' мою грамоту в новом исполнении и поучительно сказал:

- То-то же!

Это было моё последнее посещение спортгородка, да и Киева тоже. Ещё не хватало, чтобы меня там называли иностранцем или визу потребовали! Но вернёмся на несколько лет назад.

Итак, летом 1985 года я приехал в отпуск в Киев. Месяц побыл с Тамарой, а когда её отпуск кончился, проводил её на поезд и остался один. Сказал, что хочу потренироваться в спортгородке и тому подобное. Конечно, Тамара знала про Иру, но дипломатично не вспомнила её.