Звонила иногда Ивановна. Чаще всего, если у неё что-то там портилось по электричеству, или мебель надо было перетащить. Конечно же, по телефону она мне этого не говорила, а только по приезду, после рюмки-другой. Характер у моей старой подруги испортился, и редкая встреча обходилась опять же без рукоприкладства, но на сей раз с моей стороны. Любила она доводить до белого каления - хлебом её не корми и мадерой не пои! Но, после побоища близость была особенно остра и чувственна.
Вот и весь ограниченный 'ассортимент' моих сексуальных утех в Москве - не то, что несколькими годами раньше! Ездил я и в Киев к Ире, но это нечасто, хорошо, если раз в два месяца на недельку. Правда, в Киев я ездил и летом на отдых.
И вот однажды - говорю, и сам замираю от волнения в ожидании роковой встречи - я возвращаюсь с очередной записи передачи, причём один. Не всё коту масленица! Ещё со студии я позвонил Тамаре, убеждая её пойти домой, но получил отказ.
Злой и обиженный, я выхожу из метро у Театра на Таганке. Домой не хочется, к тому же мы с Василием Захарченко прилично выпили 'на выход'. Оглядываю милых дам, стоящих возле выхода метро, и вдруг вижу: негритянку. Высокая, худая, очень тёмная, с миллионом тонких косичек. Днём бы, да на трезвую голову - испугался! А тут - ничуть!
Подхожу, здороваюсь по-английски, и с места в карьер предлагаю: 'Лет ас гоу хоум ту ми - дринк э литтл! Ай лив ниир!' ('Пойдёмте ко мне домой, выпьем немного! Я живу близко!' Англичане, простите меня за 'инглиш', но я ведь был выпивши!). 'Виз плежар!' ('С удовольствием!') - отвечает мне 'красавица южная', и мы в обнимку идём ко мне.
По дороге я обнаружил две вещи - негритянка, которую звали Сюзи, немного пьяна, а к тому же, она ни слова не понимает по-русски. Или притворяется. Мы добавили шампанского, я включил сауну. Сюзи была приятно шокирована. После сауны мы допили всё, что оставалось, и я забылся.
Утром просыпаюсь от сильной головной боли. Пытаюсь определить, где я. Но потолок так высоко, что я ничего не понимаю. Поворачиваю голову налево и - о, ужас! - рядом со мной лежит нечто голое, чёрное с оранжевыми ладонями и змеями вместо волос.
- Всё, - думаю, - я на том свете, или ещё хрен знает где! Оказывается, лежим мы с негритянкой голые на паласе на полу - поэтому и потолок так высоко. Понемногу память стала возвращаться ко мне, и я покрылся холодным потом. Негритянка - значит Африка, а Африка - это СПИД! Одна надежда - вдруг мы по-пьянке забыли о 'любви'.
Бужу мою пассию как можно аккуратнее, и нарушая все законы языка, спрашиваю:-Милая,а у нас была любовь вчера?
- Оф коурс, дарлинг! ('Конечно, дорогой!') - отвечает Сюзи без тени беспокойства.
- Всё пропало! - думаю я, не находя рядом и следа презервативов.
За утренним кофе я спросил Сюзи, откуда она приехала. Она назвала какое-то государство, в котором уж точно была буква 'з'. То есть, в числе самых спидоопасных в Африке!
Я по-быстрому выпроводил Сюзи и принялся названивать в антиспидовую лабораторию Вадима Покровского, что на Соколиной Горе. Телефон у меня был давно записан. Связавшись с кем-то из лаборатории, я спросил, когда сегодня можно прийти на обследование.
- В чём проблемы? - спросил меня недовольный мужской голос.
- Да переспал с негритянкой без презерватива! - с досадой доложил я.
- А негритянка-то - наша? - спросил голос.
- В каком смысле 'наша'? - не понял я.
- Живёт она в СССР или приехала откуда-то? - с раздражением проговорила трубка.
- Приехала из Африки, - ответил я, - страна какая-то с буквой 'з'. Заир или Зимбабве, а может - Мозамбик!
- Это всё плохо! - упавшим голосом ответил телефон, - всё очень плохо!
- Так когда можно на анализ? - забеспокоился я.
- Через полгода, не раньше! - ответил голос, - когда появятся антитела. У нас другого оборудования нет. Но даже и через полгода антитела могут не появиться, они могут вообще не появиться, а человек - инфицирован! - голос раздражался всё больше, - думать надо было, когда ложитесь с африканкой! - и человек повесил трубку.
Потом, когда я услышал голос Вадима Покровского по телевизору, я понял, что, видимо, по телефону говорил со мной именно он. Положение у меня было аховое. Никаких 'концов' Сюзи у меня не было, да если бы и были, что бы я с ней делал? Тамара должна прийти сегодня вечером. Как мне с ней поступать? Жить, как будто ничего не произошло, или признаться во всём? Тем более, я Тамаре уже стал всё рассказывать про свою личную жизнь. Решил покаяться, всё равно я по-пьянке во всём бы признался позже. Ожидаю истерики, упрёков, слёз. Тамара выслушала мои признания молча, сидя на стуле и опустив глаза в пол.
- Что ж, - наконец подытожила она, - жили вместе, а если надо - и умирать вместе будем. Где ты, там и я! Не надо было тебя одного оставлять, тем более выпившего, тут и моя вина. Жизнь продолжается, а теперь давай выпьем! - резюмировала Тамара.
Другим Тамарам я ни о чём не рассказывал. Как бы невзначай предложил пользоваться презервативами, но был осмеян. Более того, поехал я и в Киев, где продолжал встречаться с Ирой. Ира снова сошлась с мужем, с которым, было, 'разбежалась', но и меня не бросила.
Я не понимал, что делаю. Взрослый, достаточно умный человек - и совершает поступки преступника! Ведь не было исключено, что я инфицирован. Тогда, кроме Тамары-маленькой, которая добровольно согласилась так рисковать, я мог погубить ещё двух Тамар и одну, совсем молодую ещё, Иру. И если сторонние сексуальные контакты двух Тамар ещё под вопросом (хотя какие тут могут быть вопросы?), то Ира официально живёт с мужем. Стало быть, кроме женщин, должны погибнуть и их сексуальные партнёры. А у этих партнёров - свои партнёрши, и так далее. И вот во всём буду виноват один я!
Голова шла кругом. Постижение этой страшной истины приходило как-то не сразу, а постепенно день за днём, неделя за неделей. Я стал читать труды по вирусологии о восприимчивости различных фенотипов к вирусу иммунодефицита человека. Стал изучать симптомы заболевания - сильное похудание, на 10-12 килограммов, опухание лимфатических желёз, кашель. Анализировал методы задержки перехода латентного периода болезни в активную форму. Прочёл в зарубежной научной литературе о пользе укрепления иммунитета холодными обливаниями и моржеванием.
Пока морозов не было, я заполнял ванну холодной водой и ложился туда минут на пять-семь. Советую попробовать эту процедуру, и тогда вам ничего больше в жизни не будет страшно!
В конце июня я решился пойти на сдачу анализов, на Соколиную Гору. Вместе с Тамарой мы вошли во двор инфекционной больницы и нашли флигель, куда тянулась длиннющая очередь. Это и была лаборатория, где брали анализы на СПИД. Мы попытались пристроиться в хвост, но вся очередь тут же обернулась и уставилась на меня.
- Что, скрытой камерой снимать будете? - раздражённо заворчала толпа, - кто пустил сюда телевидение?
Мы всё поняли и быстренько ретировались. Меня в очередной раз узнали и совсем не там, где хотелось бы. Тогда я решил изменить свой 'имидж' до неузнаваемости - сбрил бороду и длинные, до плеч, волосы. На один римский персонаж - бородатого мужчину из Архангельского - я перестал быть похожим, но поразительно стал напоминать другой, тоже римский, знакомый мне из учебника латыни. Это был римский меняла, мужчина с бритыми бородой и волосами на голове. Мошенничество и обман были просто прописаны на его лице.
Я вспомнил грузинский термин - 'коса' или азербайджанский - 'кёса', который означает 'безбородый обманщик'. Интересно, что нет термина 'бородатый обманщик', а термин 'безбородый обманщик' можно выразить одним словом! Вот на такого 'кёсу' я и стал похож. Никогда не думал, что борода так хорошо скрывает мошеннический тип лица, надо посоветовать нашим олигархам немедленно отпускать бороды!
Что ж, на этот раз в очереди меня не узнали. Мы сдали кровь, результат должен был быть известен через три дня. Я не знал, куда девать себя эти три дня. Продумав все варианты, я пришёл к выводу, что если анализ будет положительным, я, прежде всего, убиваю Тамару, чтобы не мучилась и не подвергалась позору. Затем убиваю двух других Тамар, из тех же альтруистических побуждений. Пока не поймали, еду в Киев и убиваю Иру с её мужем. После этого, естественно, убиваю себя.