I'm pushing an elephant up the stairs.
I'm tossing up punch lines that were never there.
Over my shoulder a piano falls,
Crashing to the ground.
Субботний день пролетел за исследованием результатов. Не в силах смириться с провалом, я прямо с утра засел за компьютер. Поначалу картина казалась безнадёжной, но при последовательной проверке стали обнаруживаться вполне удобоваримые данные.
– Илья, ты снова опаздываешь? – Ирин звонок выдрал меня из дебрей прикладной математики. – Я же тебя жду!
Стремясь компенсировать вчерашнее, она договорилась оставить Алекса у подруги, чтобы мы могли провести вечер наедине. По пути было решено отправиться ко мне, заказать что-нибудь и посмотреть фильм. Пока я оформлял доставку, Ира успела задремать, свернувшись в кресле. Вопреки идентичности ситуации, сегодня меня это вполне устраивало, я приглушил музыку и продолжил бороться с результатами.
Это было малознакомое и приятное чувство – рядом спал родной человек, а я охранял её сон. После ужина мы завалимся смотреть мой любимый, давно ждущий своего часа для совместного просмотра, "Астенический синдром" Киры Муратовой.
Заслышав тарахтение мотора, я поспешил навстречу посыльному, чтобы не потревожить Иру шумом и разговорами, потом красиво разложил привезённую снедь и лишь затем разбудил мою соню. Поев, мы перебрались в спальню для продолжения культурной программы.
В конце первой части картины камера отдаляется – виден зал кинотеатра, вспыхивает свет и опускается занавес.
– …Мы ведь не часто встречаемся с кино действительно серьёзным… – запинаясь, мямлит конферансье. – Мы имеем сегодня замечательную возможность поговорить…
Зрители в кинозале шумно встают и принимаются озлобленно проталкиваться к выходу. Безысходный трагизм на фоне безразличия толпы, поданный в столь ироничной форме, неизменно вызывает во мне трепет и восхищение. Я оглядываюсь на Иру, ища сопереживания, и вижу, что она уже мирно посапывает.
– Зачем такое кино, про грустное? – брюзжит мужик в буром плаще. – Мне и без того неважно. Я на службе устал. Я развлечься хочу. Музыку послушать… А тут опять: ходют, ноют, хоронят, разговаривают про всякое…
– Лёш, ты устал. Лёш, как я люблю тебя! – жена берёт его под руку, прижимаясь поплотнее, в жужжащей массе разбредающейся публики. – Как я люблю твой запах. Сейчас бы умереть. Лёша-а-а… у тебя лицо… Ты похож на ангела…
Она трётся щекой о его плащ. Зал пустеет, и в кадре крупным планом появляется спящий, свесив голову набок, школьный учитель Николай Алексеевич. В заднем ряду вскакивает сержант.
– Взвод! Встать! – рявкает он. – Выходи строиться!
Ира и Николай Алексеевич синхронно встрепенулись. Солдаты, грохоча сиденьями, подхватываются на ноги. Николай Алексеевич ошалело сдирает с головы вязаную шапку и снова впадает в спячку. Ира поворачивается на другой бок и, уткнувшись мне в плечо, следует его примеру. Это уже перебор. Я отстраняюсь, вылезаю из постели, накуриваюсь до чёртиков и принимаюсь метаться по гостиной. Ирина выходка накладывается на раздражение и гложущее чувство вины по поводу проваленного опыта. Перебесившись, возвращаюсь в спальню, отодвигаю Иру к стенке и, упиваясь праведным гневом, продолжаю смотреть действительно серьёзное кино в гордом одиночестве.
Утром, не вслушиваясь, я отмёл Ирины оправдания, отвёз её домой и, вернувшись, вновь засел выяснять отношения с результатами. К вечеру вырисовались очертания удручающих итогов: приблизительно половина ещё подавала вялые надежды, остальное – вовсе никуда не годилось.
Это было фиаско. Я отказывался смириться и весь день вновь и вновь гонял тесты и скрупулёзно изучал данные. Пятьдесят процентов коту под хвост из-за каких-то багов! Моих багов! Хотя я десятки раз всё проверил и перепроверил! В важнейшем эксперименте, повторить который шансов нет и не будет. И это лишь предварительный анализ… Не исключено, что дальше станет ещё хуже, но для более подробного исследования требовалась аппаратура, и продолжить можно было только на работе. Я с ужасом думал, что нас могли подвести сенсоры и запороть ощутимый процент результатов… Хорошо, если не все оставшиеся пятьдесят. Могли подвести выбранные мной частоты, параметры и интенсивность импульса, да мало ли ещё что. Я представлял новые и новые возможные ошибки, и уже отчётливо видел, как у нас, а точнее у меня, в сухом остатке окажется полный ноль.
Тоже мне, соратничек! Как там я сказал, пожимая Ариэлю руку? "Теперь это наша общая война!" Вот и повоевали. Что и говорить, достойное выступление. У меня даже закралась подлая мыслишка заявить: мол, я предупреждал, что мы не готовы, и свалить вину на него. Но нет – восставала пресловутая гордость: я же сам на это пошёл. И я с извращённым сладострастием вонзал в себя колья уничижительных упрёков.
Ночью, ворочаясь в постели, перебирал в уме модули и настройки треклятого эквизишн кода, реконструируя порядок собственных действий и силясь угадать, что ж я там напортачил. С горечью вспоминалась ссора из-за последних пяти процентов. Как много бы я дал за те пять вместо этих чудовищных пятидесяти. Что же я упустил? Всё ж работало! Каким вообще образом такое возможно?!
В понедельник, истерзанный переживаниями, я притащился на утреннее совещание, о назначении, или, скорее, переназначении коего Ариэль разослал экстренные весточки ещё на выходных. Всё то же совещание, изменить установленное время которого представлялось абсолютно невозможным.
Но, поистине, для начальства нет ничего невозможного! И вот я топчусь перед закрытой дверью. Планёрка в самом разгаре, стоит ли упоминать, что я традиционно опаздываю. Собравшись с духом, закрываю глаза, глубоко вдыхаю, выдыхаю и резко распахиваю дверь.
– Встречайте! – прервавшись на полуслове и прекратив малевать на доске, Ариэль торжественно указывает на меня, словно на Мессию у восточных врат Иерусалима. – Сейчас он сам всё и расскажет.
Сотрудники оборачиваются, будто надеясь воочию узреть явление чуда, но я ощущаю себя отнюдь не Мессией, а его ослом.
– Небось уже провёл первичный анализ? Верно?! – сияет Арик, насилу сдерживая ликование.
– Ариэль, тут такое дело…
– Не дрейфь! Уступаю сцену тебе.
Шеф хлопает меня по плечу и плюхается в кресло. С трудом оторвав от него взгляд, смотрю на Стива, Ирис, Тима Чи, даже Татьяна тут, для полноты моего унижения.
– Половина результатов никуда не годится, – выпаливаю я.
– Ч-ч… что? – поперхнувшись, заикается Ариэль. – Что значит…
– С остальным пока неясно, – заканчиваю я чуть тише.
– Что ты несёшь?! – Ариэль вскакивает, мгновенно теряя всю добродушную вальяжность. – Что значит никуда не годится?! Как?! Мы всю ночь проторчали! Перепроверили каждый шаг! Всю ночь! До последней запятой! Как такое может быть?! Почему…
– Ариэль… – пытаюсь вклиниться я.
– Как?! Мы же… Ты же… Ведь все тесты… – Шефа несёт и в бессильной злобе он совершает бестолковые движения руками. – Что ты такое порешь?! Как же так?! Мы же всё проверили! Все тесты… На все сто процентов! Что, чёрт подери, это значит?!
Ища поддержки, я оглядываюсь на Ирис, потом на Стива, но им тоже не по себе, они отводят глаза, и лишь Тамагочи пялится на меня с неестественным выражением. Раздаётся сухой треск, пальцы Ариэля окрашиваются ядовито-малиновым цветом. Он разжимает кулак, и на пол падают обломки маркера. Вылупившись на свою ладонь, он хватает листок из стопки моих бумаг, трёт, комкает и отшвыривает. Затем хватает ещё один.
– А ну, показывай! – вновь начинает вопить он. – Давай сюда презентацию!
– Какую ещё презентацию?! – срываюсь я.
– С результатами, чтоб их… С твоими грёбаными результатами!
– Какая, нахрен, презентация?! Я все выходные корячился, пытаясь хоть как-то успеть первичные тесты!
– И не удосужился подготовить презентацию?
– Презентацию чего? Того, как мы провалили опыт?!
– Так, ладно, показывай что есть!
Я начинаю возиться с проектором. Меня трясёт. Провода, извиваясь, выскальзывают из рук.
– Даже проектор не можешь настроить? – шипит Ариэль.
С трудом сдерживаясь, я тычу в кнопки едва слушающимися пальцами. В конце концов всё как-то срастается, открываю код, загружаю первую точку, прогоняю тест, получаю уже набивший оскомину график белого шума и обречённо поясняю происходящее. Ариэль мельком косится на изображение и всверливается в пустоту перед собой. Ирис поначалу старается следить. Тамагочи постреливает глазками то на Арика, то на экран, то на Стива. Я продолжаю обрабатывать и показывать точку за точкой. Долго, нудно и довольно коряво. К публичному выступлению я не готовился ни практически, ни морально.
Постепенно все, кроме Стива, теряют нить. Ирис нюансы обработки сигнала мало понятны, и она быстро тонет в подробностях. Таня-Марина и вовсе всю дорогу чатится в мобильнике.
– Как я уже не единожды был вынужден констатировать, халатный подход к разработке… – подзуживает Тим Чи в паузах между моими репликами. – Налицо тлетворное влияние отсутствия систематической методики…
Его высказывания всеми игнорируются, но он продолжает капать на мозг чрезвычайно дельными соображениями на тему, заискивающе поглядывая на Ариэля, по-прежнему пребывающего в полной прострации. Я вывожу на экран новые графики и механически комментирую.
– Доскональное планирование и поэтапное исполнение… – не унимаясь, бормочет Тим.
Вот крыса, голос у него прорезался! Стив задаёт уточняющий вопрос, и я с удовольствием заглушаю это подтявкивание излишне подробным пояснением.
– Мне холодно! – неожиданно сморозила Таня-Марина. – Выключите кондиционер.
– Иди лучше воды принеси, – не оборачиваясь, бросает Ирис.