– Вот-вот, так продолжаться не может! – воодушевился Ариэль. – Ты должен усвоить: время прибытия – не шутка, как тебе, вероятно, кажется.

Какие уж тут шутки? До шуток ли теперь? Я изобразил растекающийся циферблат и принялся вычерчивать разлетающиеся стрелки в стиле Дали.

– Не пустая условность! Не третьестепенная мелочь! – рвал горло Ариэль. – Время прихода на работу – это основа основ! Фундамент! То, на чём зиждется…

Закончив, он шумно выдохнул и воззрился на меня.

– Приму к сведению, – подтвердил я, успев немного остыть, пока он громоздил эту монументальную ахинею.

Начальник удовлетворённо кивнул и погладил бумагу своей лапищей.

– Пункт второй, – он бросил короткий взгляд на записи и вновь всверлился в меня. – Невыполнение обязательств.

Я вывел красивую цифру два. Поставил точку. Обрисовывал в другом стиле и написал печатными буквами – ОБЯЗАТЕЛЬСТВА.

– Взяв обязательства касательно работы, её содержания, объёма, сроков или того же времени прибытия, – ты должен неукоснительно их исполнять!

Ариэль сделал паузу. Возражений не последовало, и он продолжил:

– Когда сотрудник не способен исполнять обязательства в полной мере и в оговорённые сроки, происходит сбой здорового рабочего процесса! А здоровый процесс…

Ариэль смотрел уже не на меня, а куда-то мимо, в мир своей заветной мечты, где, осенённые благодатью здорового рабочего процесса, дисциплинированные, пунктуальные служащие, сущие агнцы златорунные, беспрекословно исполняют обязательства и с трепетом прислушиваются к начальству, предугадывая все его прихоти.

– О'кей, – сказал я, когда он утихомирился. – Я учту.

Ариэль прочёл следующий параграф, приподнял верхний лист и, словно сличая, внимательно посмотрел на меня, а затем снова на лист.

– Пункт три, – со спартанским спокойствием начал он. – Твои представления о том, в чём заключаются твои обязанности, не соответствуют моим. Мы никак не можем определиться в базисных понятиях.

Я обречённо вздохнул. Неужто снова два аспекта "мы договорились"? Хотя нет, с "обоюдным согласием" мы вроде уже давно разобрались. Значит, подразумевается второй аспект, относящийся к погрешностям человеческой памяти и буйной фантазии моего начальника.

– Ты отказываешься принимать мою позицию, да что там мою, – единственно верную! Мы дожили до того, что приходится прибегать к помощи Аристотеля! Но даже он не помогает!

Я тоже не раз пытался найти решение, но как ни старался, не удавалось ни избежать подобных ситуаций, ни заранее предугадать, что именно Арик приплетёт к изначальному соглашению. В итоге я опустил руки – делал, что считал нужным, и потом терпеливо выслушивал упрёки.

– Нынешнее положение неприемлемо! Необходимо немедленно принять самые категоричные меры!

– Ты прав, самое время, – я подобрался, готовясь к длинному разговору.

– Покончить с этим раз и навсегда! – он потряс указательным пальцем.

– Давай, я готов.

– Превосходно. Но сначала разберёмся с остальными пунктами. Не менее важными.

Я закашлялся, скрывая нервный смешок.

– Пункт четвёртый, – торжественно провозгласил он.

Я вывел номер, прислушался, записал название и углубился в украшение надписи зубчатым орнаментом. Арик говорил упоённо, с красноречием, достойным лучшего применения, снабжая обличительную речь выразительными образами и напыщенными сравнениями. Когда он истощился, я склонил голову, демонстрируя согласие.

– Пункт пять, – он испытующе глянул на меня.

– Да, я записываю.

– Пятый пункт, – повторил он, и пошло-поехало.

Пункт оказался запутанным и, заплутав в метафорах и аллегориях, Ариэль отчаянно бился с ними минут пятнадцать.

– Ты всё понял? – выговорившись, он подозрительно уставился на меня.

– Ага, предлагаю двигаться дальше. У нас ещё немало… – я покосился на стопку, – кхм… дел впереди.

Я написал новую цифру и нарочито нахмурил брови.

– Ты не отвечаешь на телефон! – Арик стиснул кулаки, но, не найдя им приложения, поколебавшись, хлопнул по столу ладонью.

– Так ты звонишь мне по сто раз на дню! – возмутился я.

– Я твой начальник, и ты обязан мне отвечать. Должна быть постоянная линия связи. Прямая и открытая коммуникация…

– Куда прямее? Я же сижу за стенкой от тебя, мы и так…

– Неважно, – отрезал Ариэль. – Подумать только! Я звоню, а ты…

– Я понял.

– Нет, ты не понял.

Пока он распинался, я набросал дисковый телефон с ушастой трубкой и витым проводом. Рядом крестик умножения и число сто. Когда он выдохся, я сидел, уткнувшись в тетрадь, и вяло симулировал осознание собственной вины. Арик выдержал назидательную паузу, потом вздохнул, выровнял стопку и взялся за новый запил.

– Халатное отношение к составлению графиков работы.

– Просто возмутительно! Я знаю, как это для тебя важно.

– Вот именно!

Нажевавшись моими ушами под соусом первостепенной значимости составления рабочих планов, Ариэль отложил очередной лист.

– Пункт восьмой, – с сытым довольством протянул он. – Твои профессиональные качества не соответствуют занимаемой должности. Ты не способен исполнять…

– Всё, Ариэль, всё, – я захлопнул тетрадь. – Возможно, наши взгляды во многом не совпадают. Я могу терпеть претензии на тему времени прибытия, смириться с тем, что мои методы не соответствуют твоим и потому являются ущербными. Я готов выслушивать практически любые придирки, что я не выполняю обязательства, что я не Платон или наоборот, упрёки, адресованные Платону. Но я не допущу отрицания моих профессиональных качеств!

Арик, привыкший к тому, что я давно прекратил спорить с ним во время подобных экзекуций, на миг растерялся.

– Во-первых, – продолжил я, – ты прекрасно знаешь, что это не так. Во-вторых, ты в три раза укоротил сроки, но, тем не менее, я закончил вовремя. Алгоритм готов! И, в-третьих, ты провёл несколько собеседований и определил меня на эту должность. Мы работаем бок о бок, и тебе доподлинно известно, что я отлично разбираюсь в том, чем мы занимаемся.

Арик долго гипнотизировал меня удавьим взглядом.

– Давай не отвлекаться, – я кивнул на кипу листов.

Похрустев страницей с восьмым пунктом, он отложил её и вчитался в следующий параграф, а я с карикатурным злорадством взялся вырисовывать его портрет.

– Девять, – объявил Ариэль.

Пока он тарахтел, словно кукурузник, набирающий высоту, на бумагу ложились контуры несколько несимметричного черепа с массивным изгибом нижней челюсти, широким лбом, оттенённым глубокими мысами проплешин, и тяжёлые надбровные дуги, какими мог похвастаться не каждый питекантроп.

– Десять, – неистовствовал Ариэль. – Пункт десять.

Абстрагировавшись от потока нападок, я разделался с крупным носом со вздувшимися от натуги ноздрями. Закончив, Ариэль перебрал бумажки и отложил часть в сторону. Несвойственная обстоятельность и неторопливость наводили на мысль, что, несмотря на внешнее недовольство, он втайне наслаждается этой процедурой.

– Где мы были? – спросил он осипшим голосом.

– Одиннадцать, – подсказал я, не отрываясь от дела. – Параграф одиннадцать.

– Верно! – Ариэль любовно разровнял страницы. – Одиннадцать – дресс-код.

Я в недоумении обозрел начальничка и даже заглянул под стол, где красовались волосатые ноги в шортах и сандалиях. Но видимо, что позволено Юпитеру, не позволено быку. Я хмыкнул и окинул взглядом результаты своих художеств. Отметив, что надо ещё вернуться к скулам и жёсткому излому губ, очертил плечи, шею с бычьими венами и густую растительность, выбивавшуюся из-под ворота.

– Пункт двенадцать – пренебрежительное отношение к методикам организации.

Можно подумать, кто-то, кроме Джошуа и Тамагочи, относится к ним иначе. Но почему-то мой, именно мой Personal Task Board – просто позорище, – негодовал Ариэль, – неужто даже в таком нехитром деле я не могу придерживаться установленных правил. Пока он разорялся на эту животрепещущую тему, я наводил последний глянец, акцентируя детали резкими штрихами.

– Что там у нас… – пробормотал Ариэль, шебурша листами. – Тринадцать, так-так.

Нечто в его голосе заставило насторожиться.

– Пункт тринадцать – ты плохо запаковал коробки. Казалось бы, безделица, пустяк? Но нет! Коробки – не безделица! И совсем не пустяк! Коробки – это всё!

Он вскочил и растопырил пальцы, явно не зная, куда деть свои мощные верхние конечности. Мышцы предплечий дрожали от напряжения.

– Коробки! – восклицал он. – То, как ты обращаешься с коробками, отражает всё отношение к работе. Я пришёл, увидел их, и у меня… у меня… – Ариэль задыхался. – Ты вообще отдаёшь себе отчёт, – хрипел он, – что всё здесь создано моими руками?!

Я осмотрел обстановку в стиле класса эконом: шкаф из ДСП, стол и три стула.

– Я тебе доверял, а ты не можешь нормально выполнить простейшее задание?! Ты хоть понимаешь, какая на мне ответственность?! Сколько я в это вкладываю! За каждую вещь, которую ты видишь, я кровью харкал!

– Та-а-ак! – заорал я, тоже вскакивая. – Ариэль! – я грохнул тетрадью о стол. – Я запаковал коробки нормально!

Он отпрянул и злобно уставился на меня. Некоторое время мы молча мерялись взглядами, пока его глаза несколько не прояснились. Обмякнув, он потёр воспалённые веки, отодвинул кресло и сел.

– Так вот, я запаковал коробки как надо. Я умею делать вещи руками, и если за что-то берусь, то не успокоюсь, пока не получится не просто сносно, а хорошо. И уж тем более, если пакую аппаратуру, на которой сам работаю и от которой зависит мой алгоритм, ради которого я тоже не сплю ночами.

– Какая разница?! Может, и не ты… Дело ведь не в самих коробках, a в безалаберном… Хотя, кто ж их так запаковал?

– Я! Это я их паковал! Ты видел, как я это делаю, и никто другой к ним не притрагивался.

– Тогда, как же так?

– Хватит о коробках. – Больше не делая вид, что вникаю, я вернулся к прерванным экзерсисам и пририсовал этому уроду роскошные бычьи рога.