=ни в метафорическом смысле:

=в отличие от большинствасверстников, от поколения, про которое писанапесня, не всасывал Водовозов в детстве: нельзя зафлажки! -- отец, едватолько Волк стал способен понимать человеческую речь, разговаривал с ним вполне откровенно и обо всем -- то ли плохо еще учен был парижанин Дмитрий Трофимович; то ли полагался начутье сына, верил, что ни при каких обстоятельствах, ни от каких случайностей тот не предаст, не проговорится; то ли, может, так и не в силах очухаться от встречи с Родиною, подсознательно ждал предательства, искал гибели -- той самой алиментарной дистрофии в том самом магаданском лагерею

=и тем не менее, Волк справедливо чувствовал, что бард хрипит про него, и про него, и я вполне допускаю, что после этой песни, этого надрывного хрипамилые, мелодичные, изысканно зарифмованные альбинины опусы могли показаться Волку не просто бесцветными и не про то, но и раздражить вплоть до разрываи развода. Ну, разумеется, исподволь уже подготовленных.

Я никогдане верил в прочность этого бракаи даже, нарушив обыкновение не вмешиваться в чужие жизни, пытался Волкапредостеречь, отговорить. Нет, я вовсе не антисемит, хотя евреев в России немножко, по-моему, много, то есть, немножко много навидных местах и, главное, в культуре. Я понимаю: свободная конкуренция, но ведь все государстваограждают пошлинами свою промышленность от иноземной конкуренции, акультуране важнее ли промышленности? -- вот и тут бы какую пошлину, что ли, выдумать, необидную. Неофициально она, конечно, есть, но, судя по результатам -- недостаточная. Мандельштам, безусловно, гений, но это не русские интонации, аони ведь заполняют сейчас нашу поэзию, здешнюю и тамошнюю, и их обаянию и впрямь не поддаться трудно. Я, повторяю, вовсе не антисемит, но как-то не очень я верю в совместимость разных рас: знаете, иная кожа, иная кровь. Иной запах.

Помню наш разговор -- мы тогдасовсем недавно были знакомы, полгода, что ли, не больше -- он происходил ранней-ранней весною: лежал снег и капало с сосулек. Мы гуляли неподалеку от издательства, где как раз шламоя книгаЫРусский автомобильы с огромной главою про водовозовских прадедаи деда, про их дело -- неподалеку от издательства, по кривой улочке, еще до революции замощенной и обставленной деревянными двухэтажными домами, давно готовыми наснос, прогнившими, но все почему-то обитаемыми, обвешанными со всех сторон пеленками и прочим барахлом. Заложенные в булыжник рельсы блестели навесеннем солнце и подрагивали под тяжестью трамвайных поездов, которые то и дело катились туда-сюда, и скрежет мешал разговору, придавал ему ненужно раздражительный характер. Я сам немец по бабке! возражал Водовозов: действительно, одним из прадедов Волка, отцом матери Дмитрия Трофимовича, был Владимир Карлович Краузе, механик, потомок обрусевших еще в царствование ПетраАлексеевичанемцев. Я сам немец по бабке! -- ая по возможности мягко отвечал, что это, видишь ли, совсем не то: немцы, французыю что немцы, проведя две тысячи лет в рассеянии, никогдане сохранили бы такого единства, такой общности, ни чертабы не сохранили! что сознания избранности хватило бы им разве навек и все такое прочее, и, главное, я повторил: раса. Другая раса, другой запах. Но человек, когдаему что-нибудь втемяшится в голову, не то что принять -- услышать противоположные доводы не в состоянии: Волк свел разговор к шутке: знаешь, сказал, у нас евреи бывают трех видов: жиды, евреи и гордость русского народа -- это мне Альбинасамаговорила. Так вот она -- безусловно, гордость русского народа. Ты увидишь ее, послушаешь, и тебе все станет ясно. Хорошо, в бессилии ответил я. Хорошо. Я послушаю. Мне все станет ясно. Это очень и очень вероятно. Но у нее ведь есть родственники, кланю Волк сноване захотел меня понимать и подчеркнуто переменил тему.

Полный комплект родственников я имел удовольствие наблюдать насвадьбе, которая случилась месяцачерез полторапосле нашего разговора. И теща-гренадер, детский патологоанатом (!), ЛюдмилаИосифовна, кандидат медицинских наук, и вдвое меньший ее размерами муж, Ефим Зельманович, директор какого-то бюро, кажется, по организации труда, даи все прочие, исключая, пожалуй, делегатов от Одессы и Кишинева -- все они выглядели весьмаинтеллигентно, европейски, без этой, знаете, местечковости и специфического выговора. Мы сидели заогромным, из нескольких составленным, дорого накрытым столом в ожидании молодых, которые решили устроить сразу после регистрации часовое свадебное путешествие по Москве налогове, круг по Садовому -- сидели застолом и вели светскую беседу, и заэтот час я окончательно уверился, что, несмотря наотсутствие в них местечковости, Водовозову с новыми родственниками не ужиться ни при каких обстоятельствах -- иначе он просто не был бы Водовозовым -- аАльбина -- еще не видя ее в глазая знал точно -- наразрыв с ними не пойдет, мужане предпочтет, и браку, празднуемому сейчас, не удержаться ни накаком ребеночке.

Появились молодые. Невеста(женауже) и точно былахорошаочень: худенькая, хрупкая, с длинными темными волосами (непонятно почему названная Альбиной -Беляночкою, еще бы Светланой назвали!) в красном -- по древнеславянскому (?!) обычаю -- свадебном платье, в красной же фате, с букетиком темных, едване черных роз наневысокой, но соблазнительного абрисагруди. После нескольких горько, когдаосетровое заливное съелось подчистую, агигантское блюдо из-под него, занимающее центральное место в композиции стола, унеслось Людмилой Иосифовною, Альбинаглубоким, красивым голосом спелапод огромную, казалось -больше ее самой -- ЫКремонуы несколько собственных песенок: про витязя, умирающего наКуликовом поле, про идущую замуж зацаря ИванаВасильевичатрагическую Марфу Собакину, еще про одного русского царя -про ПетраАлексеевича, посылающего сынанаказнь, про юродивую девку напаперти -несколько прелестных песенок, которым недоставало, разве, некоторой самородности, мощи таланта, и я, помню, в заметной мере расслабленный алкоголем, чуть не задал Альбине бестактный вопрос: зачем она, черт ее побери, осваивает такие темы? сочинялабы лучше про свою жизнь или что-нибудь, знаете, о Давиде, об Юдифи, о Тристане с Изольдою нахудой конец! -- я был, разумеется, не прав: у волковой жены и про то, про что сочиняла, выходило неплохо -славаБогу, удержался, не задал.

Альбинанасвадьбе былауже беременна. Глазом это практически не замечалось: восьмая или девятая неделя всего -- но Волк мне проговорился, потому что уже, кажется, и тогдаэто представлялось ему главным, потому что уже, кажется, и тогдав глубине души прояснилось ему, что женится он не столько по любви, место которой занимал вполне понятный и вполне искренний восторг яркою, даровитой девочкою, сколько -- чтобы завести ребеночка, сына: Водовозовъ и сынъ, -- по которому он так тосковал все годы, когдажил с первой своей супругою, Машей Родиной: у той мало что имелся ребенок от другого мужчины -- еще этот ребенок оказался девочкою. 7. ВОДОВОЗОВ Подобно комете с хвостом голых ведьм, неслось логово по столице, анадуше моей было так же гадостно и невыносимо, как в другую ночь, когдаАльбину увезласкорая, и я остался в квартире наедине с тещею, Людмилой Иосифовной, потому что тесть как раз отъехал в Ленинград, в командировку, делиться опытом, как организовывать чужой труд.

Митенькарождался в одной из привилегированных больниц под личным присмотром профессоране то Кацнельсона, не то Кацнельбойма, которому (клановая общность и личное с моей тещею знакомство -- условия стартовые) заплачено было двести рублей, асамаЛюдмилаИосифовнав коротком застиранном халатике, готовом под напором мощных телес, отстрелив пуговицы, распахнуться нашестого номерабюсте, ходилавозле меня кругами, неприятно интимным тоном рассказывалаподробности, какие, мне казалось, теще рассказывать зятю -наедине -- несколько непристойно, вообще непристойно: про то, как рожалаАльбину: я, знаешь, намучилась, устала, заснулаили забылась, что ли; аона, знаешь, в это время из меня как-то выпала, я и не заметилакак; если б врач не зашел, онаб у меня там, между ног, и задохлась, бедненькая, и еще всякие подробности однагаже другой -- ходилакругами, рассказывая, облизываясь наменя, и я не знал, кудадеваться от похотливой этой, накануне климакса, горы мяса, запертый с нею вдвоем напятидесяти пяти метрах полезной, девяностадвух -- общей -- площади. Я до сих пор удивляюсь, как Король-старшая не изнасиловаламеня, в ту ночь, впрочем, впечатление осталось, будто изнасиловала, и, когдаоколо пяти утрапозвонили и сказали: мальчик, рост, вес, состояние матери хорошее, у меня возник импульс выскочить из душного дома, провонявшего свиными почками, которые в скороварке через двадня натретий -впрок! -- варилатеща, -- выскочить, сесть в логово, забрать получасового сынаи вот так же, как сейчас, погнать, уехать с ним накрай света, чтобы никто из них не сумел нас найти, ибо к женщине, которая выпалаиз моей тещи и едване задохлась меж могучих ее лядвий, я начинал испытывать что-то вроде гадливости.