До сих пор я обсуждал главным образом понятийный аппарат, термины, в которых наука и обыденное сознание описывают и осмысливают психические свойства и социальное положение мужчин. Эти слова и представления тесно связаны с историческим развитием гендерных отношений. Хотя гендерный порядок, то есть «исторически конструируемый образец властных отношений между мужчинами и женщинами и определений фемининности и маскулинности» (Connell, 1987. P. 98–99), никогда не был таким однозначным и монолитным, коим он порою кажется, его главные принципы и элементы очень устойчивы. Историко-антропологические данные по этим вопросам группируются вокруг трех автономных, но взаимосвязанных сюжетов: 1) гендерное разделение труда, 2) отношения власти и 3) гендерная сегрегация.

Гендерное разделение труда, то есть специфические для мужчин и женщин виды деятельности, социальные роли и функции, которым соответствовали соционормативные образы маскулинности и фемининности, существовало в любом древнем обществе и представлялось вечным, естественным и нерушимым.

По словам древнегреческого историка Ксенофонта, «природу обоих полов с самого рождения… бог приспособил: природу женщины для домашних трудов и забот, а природу мужчины – для внешних. Тело и душу мужчины он устроил так, что он более способен переносить холод и жар, путешествия и военные походы; поэтому он назначил ему труды вне дома. А тело женщины бог создал менее способным к этому и потому, мне кажется, назначил ей домашние заботы». Это подкрепляется ссылкой на обычай, что «женщине приличнее сидеть дома, чем находиться вне его, а мужчине более стыдно сидеть дома, чем заботиться о внешних делах» (Ксенофонт. Домострой. VII. 22–23, 30–31).

В рассуждениях Ксенофонта представлена трехступенчатая схема:

1) божественный замысел устанавливает четкое гендерное разделение труда;

2) ему соответствует разная телесная и душевная организация мужчин и женщин;

3) общественные нормы и правила морали освящают и закрепляют предустановленный порядок, придавая ему постоянство и легитимность.

Представление об универсальности и «естественной дополнительности» полов господствовало в социологии вплоть до середины 60-х годов ХХ в. Согласно теории Парсонса и Бейлза, дифференциация мужских и женских ролей в семье и общественно-производственной жизни основана на естественной взаимодополнительности полов. Мужские роли и мужской стиль жизни являются преимущественно «инструментальными», а женские – «экспрессивными». Мужчина бывает кормильцем, «добытчиком», а в семье осуществляет общее руководство и несет главную ответственность за дисциплинирование детей, тогда как более эмоциональная по своей природе женщина поддерживает групповую солидарность и обеспечивает необходимое детям эмоциональное тепло. Радикальное изменение этой структуры невозможно. Как бы ни вовлекалась современная женщина в общественно-трудовую жизнь, женская роль «продолжает корениться прежде всего во внутренних делах семьи, где женщина выступает как жена, мать и хозяйка дома, тогда как роль взрослого мужчины коренится прежде всего в профессиональном мире, в его работе, которая обусловливает и его функции в семье – обеспечение ей соответствующего статуса и средств к существованию. Даже если, что вполне возможно, средняя замужняя женщина начнет работать, в высшей степени маловероятно, чтобы это относительное равновесие было нарушено, чтобы мужчина и женщина поменялись ролями или чтобы качественная дифференциация ролей в этих отношениях полностью изгладилась» (Parsons, Bales, 1955. С. 14–15).

Эта теория подтверждалась не только материалами исследований современной семьи. Этнографические данные тоже свидетельствовали о том, что такой тип ролевой дифференциации распространен в обществах разного типа. Проанализировав под этим углом зрения этнографические описания 56 обществ, М. Зелдич выяснил, что материнская роль была экспрессивной в 48 из них, инструментальной – в 3 и смешанной – в 5. Отцовская роль оказалась инструментальной в 35, экспрессивной – в одном и смешанной – в 19 обществах (Там же. С. 348–349).

Подтверждали эту теорию и данные дифференциальной психологии, согласно которым женщины субъективнее и чувствительнее к человеческим взаимоотношениям и их мотивам, тогда как мужчины больше тяготеют к предметной деятельности, связанной с преодолением физических трудностей или с развитием абстрактных идей. Наконец, антропологи указывали, что особое положение женщины в семье обусловлено ее материнскими функциями, которые детерминированы биологически и от социальных условий не зависят.

Тем не менее в разных человеческих обществах нормы гендерного разделения труда не совсем одинаковы. Геродот с удивлением писал: «Подобно тому, как небо в Египте иное, чем где-либо в другом месте… так и нравы и обычаи египтян почти во всех отношениях противоположны нравам и обычаям остальных народов. Так, например, у них женщины ходят на рынок и торгуют, а мужчины сидят дома и ткут» (Геродот. История. II. 35).

Существенное отличие человека от остальных приматов состоит в том, что половое разделение труда распространяется у него не только на уход за детьми и защиту от врагов (первая функция у всех приматов является главным образом женской, а вторая – преимущественно мужской), но также на добывание и приготовление пищи и других средств существования. Как показывают кросскультурные исследования, здесь есть некоторые универсальные моменты (Ember, 1981). Например, охота и ловля крупных водных животных – занятия почти исключительно мужские. Мужской работой в большинстве обществ считается также выпас крупного скота, рыболовство, сбор меда, очистка земли и подготовка почвы для посева. Исключительно женской производственной деятельности не обнаружено, но женщины преобладают в собирании дикой растительной пищи.

В сложных земледельческих обществах гендерное разделение функций более подвижно. Что касается ремесел, то мужчины почти монопольно занимаются обработкой и изготовлением изделий из металла, дерева, камня, кости, рога и раковин; они также доминируют в строительстве домов и изготовлении сетей и веревок. Исключительно женских ремесел нет, но прядением и большей частью также ткачеством, плетением корзин, циновок, шитьем одежды и изготовлением керамики почти везде занимаются женщины. Однако это в большой степени зависит от уровня общественного разделения труда. В более специализированных ремеслах преобладают мужчины, тогда как приготовление пищи в большинстве обществ поручают женщинам (хотя межкультурные вариации очень велики), они же выполняют основную домашнюю работу, включая заготовку топлива и воды, и основной уход за детьми (см.: Murdock, Provost, 1973).

Долгое время ученые объясняли такие различия, с одной стороны, большей физической силой и энергией мужчин, а с другой – несовместимостью некоторых видов трудовой деятельности с уходом за детьми. Кроме того, отмечалась внутренняя взаимосвязь, ковариативность некоторых видов деятельности (например, если мужчины занимаются рыболовством, то они же плетут веревки и сети). Однако гендерное разделение труда означает не просто дифференциацию социальных функций, но и определенную иерархию, стратификацию этих видов деятельности и категорий людей, которые их осуществляют. Характер общественных взаимоотношений между полами зависит не столько непосредственно от круга специфических обязанностей мужчин и женщин, сколько от распределения власти, меры общественного признания, престижности мужских и женских занятий (см.: Schlegel, 1977). По ироническому замечанию Маргарет Мид, мужчины могут стряпать, ткать, одевать кукол или охотиться на колибри, но если такие занятия считаются подходящими для мужчин, то все общество, и мужчины, и женщины, будут признавать их очень важными. Если то же самое делают женщины, такие занятия объявляются менее важными (Мид, 2004. С. 154).