Около десяти вечера я вышел из отеля. На улице было еще жарко, и меня мучила жажда. Но о том, чтобы получить выпивку в отеле, не могло быть и речи — расположенный в холле бар напоминал сумасшедший дом. В Кливленде проходил съезд любителей боулинга, и этот отель не был обойден их вниманием, как и все остальные.

Я шел по Эвклид-авеню, постепенно приходя к выводу, что город буквально кишит игроками в боулинг. Все забегаловки по пути моего следования были набиты крепкими мужиками в рубашках с короткими рукавами, с пластиковыми карточками участников съезда, и у каждого с собой была сумка классической круглой формы, где лежали мячи.

Просто смешно, как эти любители боулинга любят выпить. Царапни любого — и вместо крови выступит алкоголь.

Толпа шумела и веселилась так, что раскаты грома с вершин гор тонули в криках и хохоте.

Свернув с Эвклид-авеню, я побрел в поисках укромного местечка. Моя собственная сумка для боулинга казалась все тяжелее. Вообще-то я намеревался положить ее в ячейку камеры хранения до прихода поезда, но уж очень хотелось выпить.

Наконец я нашел подходящее заведение — неуютное, с тусклым освещением, зато пустое. Бармен в полном одиночестве слушал репортаж игры в бейсбол около радиоприемника в дальнем конце стойки.

Я сел на крайний к выходу стул, сумку поставил на соседний и обратился к бармену:

— Принесите пива, и лучше бутылку, чтобы я потом вас не отрывал.

Я хотел показаться вежливым, но, прежде чем бармен вернулся к любимому занятию, вошел еще один клиент.

— Двойное виски, и не трудись разбавлять.

Я посмотрел на него.

Грузный, лет пятидесяти, глубокие морщины прорезали высокий лысый лоб. Поверх рубашки пиджак и, разумеется, в руке неизменная круглая сумка, черная, очень похожая на мою. Пока я его разглядывал, посетитель поставил сумку рядом с моим стулом и взял стакан с виски, принесенный барменом.

Запрокинув голову, так, что заходил кадык, залпом опрокинул в себя содержимое и протянул бармену пустой стакан.

— Повтори. И сделай потише радио, приятель.

Он вытащил пачку мятых банкнот.

Мгновение бармен колебался. Но при виде брошенных на стойку денег пожал плечами и убавил громкость до предела. Я знал его мысли. Если бы он заказал пива, я бы послал его подальше. Но парень покупает виски.

Вторая порция виски исчезла вслед за первой.

— Плесни-ка еще.

Бармен налил, взял деньги, прозвонил в кассе и вернулся к радио. Склонив голову, пытался разобрать голос комментатора.

Я смотрел, как исчезает в глотке соседа третья двойная порция. Вскоре шея незнакомца побагровела. Шесть унций виски за две минуты сделали свое дело. И развязали язык.

— Проклятые игры, — пробормотал здоровяк, — не могу понять, как можно слушать этот бред. — Он вытер рукой пот со лба и подмигнул мне: — Они считают, что ничего на свете не существует, кроме бейсбола. Куча ненормальных идиотов все лето напролет орет и психует. Потом приходит осень, и начинается футбол. Господи, что они в нем находят?

— У каждого свое хобби.

— Согласен. Но что это за хобби, скажите мне! Ну какому идиоту нравится смотреть, как кучка горилл дерется, чтобы схватить некое подобие мяча. И вот что я вам скажу — на самом деле им наплевать, кто выиграет. Большинство ходят совсем не за этим. Вы бывали на игре, приятель?

— Ну, время от времени.

— Тогда вам понятно, о чем я говорю. Вы слышали, как они вопят? Вот зачем они ходят — поорать. А что они кричат? «Судью на мыло!», «Убить судью!»…

Быстро допив пиво, я стал слезать со стула. Здоровяк постучал по стойке.

— Выпейте, приятель. За мой счет.

Я покачал головой:

— Извините, мне надо успеть на двенадцатичасовой поезд.

Он посмотрел на часы:

— Еще масса времени.

Я открыл было рот, чтобы запротестовать, но бармен уже открыл новую бутылку и наливал виски. А незнакомец продолжал:

— Футбол всего хуже. Парня там могут сломать. Но толпе этого и надо. И, приятель, когда они начинают жаждать крови, становится просто противно.

— Я не знаю. В конце концов, это самый безобидный способ выпустить пар, всю накопившуюся агрессию.

— Это действительно снимает напряжение, только не уверен в безобидности способа. Возьмите бокс или рестлинг. Это вы называете спортом? Это вы называете хобби? Людям нравится смотреть, когда кого-то калечат. Только они в этом не признаются. А охота и рыбная ловля? То же самое. Берете ружье и стреляете в невинное, глупое животное. Или режете живого червяка, и ваш крючок вырывает рыбе…

— Постойте-ка… Почему вы думаете, что все люди такие садисты?

Он заморгал на меня.

— Не надо громких слов. Вы знаете, что это правда. У всех рано или поздно появляется это желание. Спортивные игры не удовлетворяют до конца. И поэтому люди идут воевать. Находится объяснение для убийств массовых. Гибнут миллионы.

Ницше думал, что он является философом. На самом деле им был этот пожиратель двойного виски.

— И какое же решение? — Я старался говорить без сарказма. — Или вы считаете, что надо отменить наказания за убийство?

— Может быть, — лысый задумчиво разглядывал пустой стакан, — зависит от того, кого убить. Например, бродягу, или потаскуху, или пьянь… Того, у кого нет ни кола, ни двора, ни семьи. Кого и искать не будут.

— А вы могли бы? — Я внимательно посмотрел на него.

Он отвел взгляд. И, прежде чем ответить, взглянул на свою сумку.

— Не надо меня ловить на слове, приятель. — Он криво усмехнулся. — Я не убийца. Просто вдруг подумал о том парне, который убивал… В этом городе лет двадцать тому назад.

— Вы его знали?

— Конечно, нет. Его никто не знал. Он всегда уходил. Его звали Маньяк из Кливленда. За четыре года тринадцать жертв. Полиция сошла с ума, пытаясь его схватить. Предполагали, что он появляется в городе на уик-энды. Находит бродягу и заманивает выпивкой. Среди жертв были и женщины. А потом в ход пускал нож. Резал со смыслом… Ему нравилось резать. Отрезать им…

Я встал и взял свою сумку.

Незнакомец расхохотался: