5

Все каникулы Геша Ясеновский самозабвенно рассекал заветинские просторы на быстром, быстрее ветра, ярко-желтом снегоходе. Ведь именно там, в подмосковном поселке со странным для слуха современного школьника названием Заветы Ильича, и находилась дача его родителей. А разогнаться там было где. Во – первых, три горки, которые так и назывались по номерам: Первая горка, Вторая и Третья. Самой крутой была Вторая. Но поначалу Геша боялся съезжать с нее, ограничиваясь Первой и Третьей. Это уже потом, когда он настолько освоил снегоход, что стал чувствовать его продолжением себя самого (или наоборот) и мысленно начал называть его «своим», одним прекрасным солнечным утром он с ревом подъехал ко Второй горке, слегка притормозил, взял правильное направление и на глазах у изумленной публики бесстрашно ринулся вниз. Больше Геша уже не испытывал страха перед Второй горкой.

Родителям он сказал, что Шурик Апарин одолжил ему снегоход на все каникулы, так как сам, подобно птице, улетел в жаркие страны. Мама просила Гешу быть осторожнее, а папа (он приезжал на дачу лишь на выходные) даже пару раз прокатился. Но у него от рева мотора заложило уши, и целый день потом папа отчаянно зевал, широко разевая рот, как после полета в самолете. Словом, все складывалось как в сказке. О предстоящей и неминуемой расплате за удовольствия Геша до поры до времени просто запретил себе думать.

В первый же день, еще до начала уроков, к нему подошел загоревший и посвежевший, но ничуть не ставший привлекательнее Шурик. Идея с запиской принадлежала, естественно, ему. И такое важное дело, как составление ее текста, Шурик, понятное дело, доверить Геше не мог. Впрочем, тот и не рвался в бой. И это было настолько очевидно, что Шурик даже упрекнул его в пассивности: дескать, так дело у нас не пойдет. А потом криво усмехнулся и добавил со свойственным ему цинизмом:

– Любишь ты, брат Гешбарат, кататься, а снегоход на себе в горку пусть другие, значит, волокут? Так, что ли, получается?

– А чего его волочить? – попытался было отшутиться Геша. – Он сам на бензине едет!

– Все! Кончился бензин, – неожиданно жестко сказал Шурик и таким уничтожающим взглядом одарил Гешу, что у того мурашки по спине пробежали.

Сочинив текст записки, Шурик самоуверенно заявил, что перед таким посланием ни одна девчонка не устоит:

– Гешберт, я сделал для тебя все, что мог. А дальше все зависит только от тебя!

Он всучил Геше во много раз сложенный листок и велел ему подойти на перемене к какому-нибудь «мелкому» (то есть ученику начальных классов) и послать его с запиской к Черепахиной Люсе из восьмого «А».

Так Геша и поступил. Только вот выбранный им «мелкий» легкомысленно отнесся к поручению и вручил записку не самой Люсе, а ее однокласснику, которого знал в лицо и был уверен, что тот учится именно в восьмом «А». Этим человеком, как мы уже знаем, оказался Юрка Ермолаев. Что произошло потом, мы тоже знаем. А вот о том, что случится дальше, не знает пока никто.

Шурик еще продолжал напутствовать Гешу, но с каждым его словом на душе у Геши становилось все тяжелей и пакостней. «Во что же это я вляпался? – мысленно ужасался он. – Как я мог польститься на какой-то снегоход?» Теперь Геше казалось, что удовольствие от катания на снегоходе ничтожно по сравнению с муками совести, которые он испытывал.

Геша ужасно волновался. Не потому, что он никогда не приглашал девчонок на свидание и не дарил им цветов! И приглашал, и дарил, и много чего еще он делал! Но ведь тогда все было по-другому. Он сам выбирал девчонок – и только тех, которые ему нравились. А главное, все это было бескорыстно! Да! Вот оно, то самое слово, которое все время ускользало от него, – «бескорыстно»! Наконец-то он его нашел. «Какая же я все-таки продажная сволочь!» Геша посмотрел на часы. Три минуты шестого. «Хоть бы она не пришла! Тогда я с чистой совестью верну Апаре (так Геша называл Шурика Апарина) его вонючий снегоход и никогда, никогда в жизни не соглашусь больше ни на одну его мерзкую авантюру! Хоть он миллионы будет мне сулить!» – так думал Геша Ясеновский, прижимая к груди пять белых розочек, купленных, кстати, на апариновские «вонючие» деньги.

Он увидел ее издалека. Черепашка неуверенно ступала по растаявшему, перемешанному с грязью снегу и как-то беспомощно озиралась по сторонам. Тоненькая, хрупкая, в темно-коричневой дубленке, едва доходившей ей до колен, в белой вязаной шапочке и черных полусапожках с опушкой, она была похожа на маленькую девочку, потерявшуюся в чужом и безразличном городе. Сердце в груди у Геши сжалось и защемило. Такое случалось с ним лишь несколько раз в жизни, и то в те чрезвычайно редкие минуты, когда Геша вспоминал свою бабушку, которая воспитывала его в раннем детстве. Гешина бабушка жила на юге, в городе Таганроге, что стоит на берегу Азовского залива. И именно с этим городом и бабушкой были связаны у него самые дорогие воспоминания и сокровенные чувства, о которых он никогда и никому не рассказывал. К каждому празднику бабушка присылала гостинцы и поздравительные открытки, и когда Геша читал их, то испытывал то же самое, что почувствовал теперь при взгляде на эту худенькую, в огромных очках девочку. Он посмотрел на букетик роз, зачем-то тряхнул им и решительно шагнул ей навстречу:

– Здравствуй, Люся!

Черепашка вздрогнула, сощурилась и, встретившись с ним глазами, растерянно улыбнулась. Конечно, она в первую же секунду узнала его. Этого десятиклассника знали все. Его считали самым красивым мальчиком в школе, за ним бегали девчонки. Он дружил с Шуриком Апариным – самым «крутым», но малосимпатичным толстяком. Обо всем этом Черепашке не раз рассказывала Лу, которая всегда была в курсе всех школьных сплетен. «Классный мальчик», – обычно мечтательно произносила Лу, глядя вслед удалявшемуся по коридору Геше. И спорить с этим утверждением было бы нелепо. Высокий, синеглазый, с копной темно-русых волос, Геша и вправду был фигурой весьма заметной. Но сейчас, стоя у метро и глядя снизу вверх в его удивительно ясные глаза, Люся никак не связывала образ этого юноши с запиской, которая привела ее сюда и которую она сжимала в кулаке. Мелькнула мысль, что, наверное, Геша ждет тут кого-то другого, но, увидев в толпе прохожих знакомое лицо, просто подошел поздороваться. Люся кивнула и принялась оглядываться по сторонам. В эту секунду Геша, словно прочитав ее мысли, почувствовал острое желание побыстрее отсюда убежать, пока бедная девочка не поняла, что это он пригласил ее на свидание, но, совладав с собой, Геша откашлялся и повторил:

– Здравствуй, Люся.

И в эту секунду ее словно молнией поразило: «Г. Я.! Геша Ясеновский! Вот как звали этого десятиклассника! А записка начиналась с фразы, которую он повторил уже дважды: «Здравствуй, Люся!» Откуда он знает мое имя?» – уже все понимая, но еще не веря до конца своей догадке, подумала она, а вслух сказала тихо:

– Здравствуй.

– Удивлена? Ты, наверное, ожидала увидеть тут кого-то другого? – улыбнувшись одними уголками губ, спросил он.

Сейчас Геша вдруг ощутил необыкновенный подъем и что-то похожее на азарт охотника. Все недавние сомнения, угрызения совести и жалость развеялись, как легкий дымок. Он протянул Люсе розы:

– Это тебе!

– Мне? За что? – с искренним удивлением в голосе спросила Люся.

– Просто так. – Геша неловко переминался с ноги на ногу.

Таких вопросов ему еще не задавала ни одна девчонка. Но Люся, похоже, не собиралась принимать букет. Она стояла с опущенными руками и, не скрывая своего изумления, смотрела на него сквозь стекла очков своими большими серыми глазами.

Тогда Геша демонстративно поднес цветы к своему лицу, сделал вид, что вдыхает их аромат, хотя, по правде говоря, розы совсем не пахли, а потом сказал, подпустив в голос обиженных ноток:

– Возьми, пожалуйста… Я ведь для тебя их купил.

Люся молча взяла букет. Еще никогда ей не дарили цветов. Не считая, конечно, дежурных фиалок на Восьмое марта и тюльпанов от мамы в день рождения. Но почему-то сейчас она не ощущала никакого волнения. Наоборот, Черепашка была полна решимости как можно скорее выяснить все и пойти домой.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: