Олаф тем временем в застольной беседе пытался разузнать подробности ритуала. К великому облегчению обоих, никаких свидетелей не предполагалось — а вдруг боги решат обрушить свой гнев на безвинного наблюдателя? Пока шаман читает обереги над мужчиной, женщины готовят девушку. Потом двое проводят наедине столько времени, сколько сочтут нужным. Единственным доказательством содеянного считалась испачканная простыня.
Сигват чувствовал себя дурак-дураком. Добрых полчаса он стоял посреди комнаты, а вокруг прыгал шаман. Вертелся, то приседая, то кувыркаясь через голову, что-то завывал, внезапно вскрикивая. Наконец, остановился, распахнул дверь. Шагнул назад и резко толкнул в спину. Сигват ввалился в соседнюю комнату, попутно приложившись головой о притолоку. Выругался. Дверь захлопнулась.
Нагая простоволосая девушка сидела на ложе, подтянув колени к груди. Мельком глянула на вошедшего, и снова опустила голову, спрятав лицо за пушистыми прядями. Сигват неловко сел рядом. Ситуация казалась дикой. Все женщины, с которыми он имел дело раньше, сами вешались на шею — а уж он своего не упускал. Но, пропади оно все пропадом, что делать с девственницей? Ну то есть что делать понятно, но… Не обидеть бы ненароком. Он осторожно погладил темные кудри. Девчонка подняла голову. Несколько мгновений пристально смотрела на мужчину. Потом глубоко вздохнула, тряхнула волосами, быстро легла на спину, раскинув ноги и крепко зажмурившись.
Сигват хмыкнул, сбросив одежду вытянулся рядом. Сделал вид, что не заметил, как девушка вздрогнула от нечаянного прикосновения. Опершись на локоть, склонился к напряженному лицу, легко коснулся губами щеки. Провел кончиками пальцев по бровям, обвел край губ. Улыбнулся в ответ на изумленно распахнувшиеся глаза. Поцеловал — медленно, бережно, не отрываясь до тех пор, пока безучастные губы не дрогнули в неловкой попытке ответить. Увидел, что девичьи руки перестали судорожно стискивать простыню, поднес к лицу маленькую ладошку, по очереди поцеловал тонкие пальцы. Снова вернулся к губам.
Она, наконец, ответила — неумело, старательно повторяя его движения. Ее волосы пахли луговыми травами, и тот же тонкий, едва уловимый запах исходил от прохладной кожи. Страх ушел с лица, сменившись расслабленной полуулыбкой. Дыхание сбилось, когда мужская ладонь накрыла грудь. Девушка изогнулась, принимая ласку. Судорожно вздохнула — Сигват обвел языком напрягшийся сосок, чуть прикусил, потеребил губами. Коснулся живота, неспешно спустился ниже — она на миг замерла, потом подалась навстречу. Снова застыла, когда мужчина развел ее бедра, готовый войти. Вскрикнула, закусила губу, отвернувшись, невольно вздрагивая при каждом его движении, уперлась в плечи, пытаясь оттолкнуть — тщетно. Беззвучно заплакала.
Сигват поцеловал влажные ресницы, виновато улыбнулся:
— Прости, я старался быть осторожней.
Она покачала головой:
— Говорят, первый раз всегда… так…
Он гладил пушистые волосы, пока она не уснула. Накрыл меховым одеялом, бесшумно оделся и вышел. Олаф сидел на ступенях крыльца. Вскинул вопросительный взгляд — Сигват сделал вид, что не заметил — молча поднялся, так же молча прошел рядом на постоялый двор.
— На рассвете уйдем, — проворчал, наконец, Сигват.
— Хорошо. Я тут сагу сложил… оставлю старосте, тот передаст с оказией для конунга.
— Опять сагу, — Сигват раздраженно дернул щекой, — Какой великий подвиг я свершил на этот раз? Может, хватит отца дурить? Все равно ведь ему, понимаешь!
— Любит он тебя, бестолочь.
Сигват не ответил. Долго молчал, глядя в стену. Потом обернулся:
— Дай хоть погляжу, что пишет.
Олаф достал пергамент, протянул спутнику.
— Домой пойдем, — сказал, наконец, Сигват. — Надоело. И если сложишь еще хоть одну сагу — придушу.
Олаф улыбнулся:
— Договорились.