Голос Лесли задрожал, и она заговорила несвязно.

— Нет, Лесли, — взмолилась Энн, — не надо. Я все понимаю. Не надо больше об этом говорить.

— Нет, я должна, я должна. Когда мне сказали, что ты останешься жива, я поклялась, что приду и расскажу тебе все, как только смогу, как только тебе станет лучше. Я не смогла бы больше принимать твою дружбу, пока не рассказала бы, как ужасно я к тебе относилась. И я так боялась, что это настроит тебя против меня.

— Тебе не нужно этого опасаться, Лесли.

— Ах, я так рада, так рада, Энн, — Лесли схватила руку Энн в свои огрубевшие от работы руки и начала трясти ее. — Но раз уж мы начали разговор, я хочу рассказать тебе все. Не помню, где я увидела тебя в первый раз, кажется, это было на берегу.

— Нет, это было в ту ночь, когда мы с Гилбертом приехали в этот дом. Ты гнала гусей вниз по холму. Я это очень хорошо помню. Твоя красота так поразила меня, что я целую неделю пыталась разузнать, кто ты.

— А я знала, кто вы такие, хотя я никого из вас не видела раньше. Я слышала, что в дом миссис Рассел приезжает молодой доктор и его невеста. Я… я ненавидела тебя, Энн, с того самого момента.

— Да, я видела это по выражению твоих глаз. Потом я сомневалась, думала, что, может быть, я ошиблась, потому что я не знала, что могло послужить причиной твоей ненависти.

— Я ненавидела тебя, потому что ты выглядела такой счастливой, хотя ведь ты не у меня отобрала это счастье. Поэтому я не приходила к тебе в гости. Хотя я прекрасно знала, что должна прийти навестить тебя, даже наши простые традиции, которые существуют в Четырех Ветрах, обязывают к этому. Но я не могла переломить себя. Я смотрела на ваш дом в окно. Я видела, как вечерами ты и твой муж прогуливаетесь по саду, как ты выходишь к тополям, чтобы встретить его. Это причиняло мне сильную боль. Тем не менее где-то в глубине души я хотела прийти к вам, и я пришла бы, если бы не чувствовала себя такой несчастной. Я нашла бы в тебе лучшего друга и все, чего я никогда не имела. А помнишь ту ночь на берегу? Ты боялась, что я подумаю, будто ты сумасшедшая. Это ты должна была заподозрить меня в сумасшествии.

— Нет, Лесли, я так не подумала, но я не могла понять тебя. Ты то подпускала меня к себе, то отталкивала и становилась грубой и неразговорчивой.

— Я была очень несчастна в тот вечер. У меня был тяжелый день. Дик вел себя невыносимо. Обычно он очень спокойный и не выходит из-под контроля, ты знаешь, Энн. Но иногда он становится совсем другим. Он совсем измучил меня в тот день, и я убежала на берег, как только он уснул. Для меня это было единственной отдушиной. Я сидела здесь и размышляла о том, как мой бедный отец покончил с собой, удивляясь тому, как я сама до сих пор не сделала этого. Да, мое сердце было полно черных мыслей. А затем я увидела тебя танцующей на берегу, как ребенок. Я стала ненавидеть тебя еще больше. И в то же время я хотела дружить с тобой. Я не могла противиться своим чувствам. В тот вечер, придя домой, я плакала от стыда. Что ты могла обо мне подумать! То же было и когда я приходила к вам в гости. Иногда я действительно была очень рада, у вас я чувствовала себя счастливой. Но временами чувство ненависти не давало мне покоя. Бывали даже такие моменты, когда все, что напоминало о вашем доме, причиняло мне невыносимую боль. У тебя было столько всего, чего не было у меня. Особенно, можешь себе представить, я злилась при виде ваших китайских собак. Мне хотелось схватить их обоих за носы и сильно стиснуть. Ты улыбаешься, Энн, но мне не было смешно. Я приходила к вам, видела тебя и Гилберта в окружении ваших книг, цветов, у вас было так уютно, у вас были семейные традиции, шутки. Вы так любили друг друга, что это было видно в каждом взгляде, в каждом слове. Это было заметно, даже когда вы не хотели ничего показывать. А потом я возвращалась к себе домой. Ах, Энн, мне не верится, что я такая завистливая от рождения. Когда я была маленькой девочкой, у меня не было многого, что было у моих одноклассников, но меня это никогда не волновало. У меня не было к ним ненависти. Я стала такой плохой!

— Лесли, дорогая, хватит обвинять себя. Ты не злая, не завистливая и не ревнивая. Жизнь, которую ты вынуждена вести, немного изменила тебя, но не совсем. Я позволяю говорить тебе так о самой себе только потому, что думаю, что тебе лучше выговориться и очистить душу от всего этого. Но не надо больше обвинять себя.

— Хорошо, я не буду. Я только хотела, чтобы ты знала, какая я. А в тот раз, когда ты поделилась со мной своими надеждами относительно того, что должно произойти весной, я была задета больше всего. Это было ужасно! Я никогда не прощу себе того, как я вела себя тогда. Я со слезами раскаивалась. Тогда я вложила всю любовь в то маленькое платьице. Разве могла я знать, что это платье станет саваном?

— Лесли, не надо, выбрось эти мысли из головы. Ты не представляешь, как я была рада, когда ты принесла мне то маленькое платье. С тех пор, как я потеряла Джоси, я только и думаю о том, что она лежит там в платье, в которое ты вложила всю свою любовь. Мы обо всем поговорили, надеюсь, теперь все будет хорошо. С барьерами покончено. Какое это странное чувство, как будто открываешь дверь, и все тени исчезают.

— Их никогда не будет больше между нами.

— Нет, теперь мы настоящие друзья, Лесли, и я очень рада.

— Надеюсь, ты правильно поймешь меня, Энн, если я что-то сказала не так. Я была ранена глубоко в сердце, когда узнала, что ты потеряла своего ребенка. Если бы я могла спасти ее, отрезав мою руку, я согласилась бы. И без колебаний сделала бы это. Но твое горе сблизило нас. Твое безоблачное счастье больше мне не мешает. О, только пойми меня правильно, я не радуюсь, что ты познала несчастье, мне очень жаль, просто с того момента, как произошли все эти несчастья, между нами не осталось преград.

— Я прекрасно понимаю тебя, Лесли. Теперь мы забудем о том, что было в прошлом, о всех неприятностях. Все изменится. Теперь все будет по-другому. Ведь я этого момента ждала, мы обе принадлежим к расе Джозефа. Лесли, ты восхитительная девушка, и я не могу поверить, что для тебя в этой жизни все потеряно.

Лесли покачала головой.

— Нет, — сказала она грустно. — Нет никакой надежды. Дику никогда не станет лучше. И даже, если его память вернется, о, это было бы намного, намного хуже, чем настоящее положение. Тебе этого не понять. Мисс Корнелия когда-нибудь рассказывала тебе о том, как я вышла замуж за Дика?

— Да.

— Я рада, я хотела, чтобы ты знала. Энн, мне кажется, что с тех пор, как мне исполнилось двенадцать лет, жизнь моя состояла только из страданий. До этого у меня было счастливое детство. Мы были бедны, но это не имело значения. Отец был так добр ко мне. Он был таким умным. С того времени, как я себя помню, мы были закадычными друзьями. Моя мама была такой красивой. Я похожа на нее, но я не такая красивая, как она.

— Мисс Корнелия сказала, что ты гораздо красивее.

— Она ошибается или преувеличивает. Мне кажется, у меня более красивая фигура. Мама была очень слабой и горбилась от тяжелой работы. Но у нее было ангельское личико. Я с восхищением смотрела на нее. Мы все ею восхищались: и папа, и Кеннет, и я.

Энн помнила, что мисс Корнелия совсем по-другому охарактеризовала мать Лесли. Но когда любишь, все видишь в другом свете. В любом случае со стороны Розы Вест было очень эгоистично заставить свою дочь выйти замуж за Дика Мура.

— Кеннет — мой брат, — продолжала Лесли. — Я не могу выразить тебе, как сильно я любила его. Он так жестоко был убит. Ты знаешь, как это случилось?

— Да.

— Энн, я видела его маленькое лицо после того, как колесо переехало его. Он лежал на спине. Энн, Энн, я и сейчас вижу его выражение. Я никогда его не забуду. Все, о чем я просила небо, это чтобы эти ужасные воспоминания были погребены глубоко в моей памяти. О, Господи!

— Лесли, не рассказывай об этом. Я знаю эту историю, не надо рассказывать ее с подробностями, это только причинит тебе боль, разбередит старую рану.