Нет, решился он не на переговоры с заинтересованными инстанциями. У него и прав-то на это не было. Просто я уговорил его доложить содержание нашей беседы начальнику статистического управления. Затем я в течение часа упражнялся в красноречии перед этим самым начальником. В отличие от Томоясу начальник на протяжении всего разговора сидел с каменной физиономией. С той же каменной физиономией он попросил нас подождать и куда-то вышел.

Я места себе не нахожу. Мне все представляется, будто вот-вот позвонит Ёрики и сообщит, что нагрянула полиция. А вот Томоясу снова спокоен. Прежняя любезная улыбочка вернулась на его физиономию. Видимо, доволен, что передал эстафету начальству. Он пускается в пространные рассуждения о возможностях предсказывающих машин. Но он городит такие глупости, что у меня нет никакой охоты ему отвечать. И такой вот человек является ответственным членом комиссии! Прямо руки опускаются…

Проходит еще час. Он тянулся бесконечно, и я стал уже опасаться, что о нас вообще забыли. Наконец начальник вернулся и деловито произнес:

— Кажется, все в порядке. В общих чертах договоренность есть. Письменного отношения посылать не будем, если возникнет необходимость, сошлитесь на меня. Впрочем, я дал знать в соответствующие инстанции…

Он говорил таким равнодушным тоном, что я даже забыл, что это благоприятный ответ. Только на улице я осознаю, что теперь можно ликовать, бросаюсь искать телефон-автомат и сообщаю Ёрики об успехе переговоров. В голосе Ёрики я даже по телефону ощущаю напряженность. Оказывается, они там уже связались со счетной лабораторией госпиталя Центральной страховой компании (счетная лаборатория в госпитале — это помещение, где установлена электронная диагностическая машина) и госпиталь готов приступить к стимуляции трупа, едва он туда поступит. Я распорядился немедленно послать Собу в полицию, чтобы доставить труп в госпиталь, и повесил трубку. Внезапно я облился холодным потом. Тело пронзила острая боль, словно оно распадалось на части. Нет, это была не боль. Это было страшное возбуждение. Наконец-то начинается настоящая работа… После долгого безнадежного ожидания, когда это ожидание стало частью моей жизни, начинается, наконец, настоящая работа. Не это ли мы называем ощущением счастья?

Все подготовлено. Гудит кондиционирующая установка, и стоит войти в помещение, как от ног по всему телу распространяется приятный холодок. У нас отдельная телефонная связь со счетной лабораторией, мои сотрудники разделены на три группы, каждая группа снабжена переносным радиотелефоном и готова приступить к делу в любую минуту. (Молодчина он, этот Ёрики!)

Наконец все уходят, и я остаюсь ждать один в машинном зале перед телеэкраном и тремя радиотелефонами, включенными на прием. Тихо. Слышится только монотонное бормотание машины. Сейчас я всего-навсего одна из ее деталей. Машина будет сама принимать поступающую информацию, сама будет сортировать и вводить ее в запоминающее устройство. На мою долю остаются только легкие вспомогательные операции, если машина их потребует. Но я горжусь этим. Ведь это я, и никто другой, одарил ее такими возможностями! И я с наслаждением кричу своей машине-предсказателю: “Ты безгранично увеличенная часть меня самого!..”

В три часа пятьдесят минут, на двадцать пятой минуте после ухода Ёрики и его товарищей, поступило первое сообщение — от Цуды, из команды по выявлению преступника. Очень не хочется повторять это сообщение: было что-то зловещее в том, с какой точностью оправдывались предположения Ёрики. Действительно, женщина вернулась домой около полуночи, это подтверждают свидетели-очевидцы. Далее, какая-то драка, по-видимому, была: на затылке у женщины обнаружена рана, которую сама она себе нанести не могла, но результаты обследования трупа, а также ряд других обстоятельств заставляют усомниться в верности ее показаний. Похоже на то, что у нее был соучастник, но она не желает менять свои показания. Не исключено поэтому, что ей кто-то угрожает. По мнению полиции, разгадка преступления — это вопрос времени. Ясно, что совершено оно не рецидивистом, и, как всегда в подобных случаях, обнаружить преступника будет трудно, однако известно, что чем тщательнее преступление спланировано, тем легче поймать виновника за хвост. (Я было заколебался. Может быть, стоит сообщить о том, чему мы были прошлой ночью свидетелями? Если все обстоит так, как утверждает полиция, то вряд ли подозрение падет на нас, людей совершенно случайных. Впрочем, я был уверен, что нам самим удастся обнаружить преступника, и потому решил пока молчать и ждать.)

Вскоре затем поступило подробное сообщение от Кимуры, из группы женщины. Это были обычные данные, которыми заполняются анкеты и полицейские документы, — возраст Тикако Кондо, место ее рождения, профессия, краткая биография, характер, тип лица, даже рост, вес и тому подобное. Приводить их здесь не имеет смысла. Они настолько поверхностны, что ничем не могут помочь, когда дело идет об анатомировании человеческой личности. Все придется переделать заново и с самого начала, и притом совсем другими методами. Вдобавок, если бы возникла необходимость, такие данные всегда можно получить в полиции. И только если бы полиция отказала, можно было обратиться за ними к соседям и знакомым женщины.

Наконец в пятом часу в госпитале приступили к стимуляции трупа. Кажется, они там считали, что не все еще для этого готово, но мы решили рискнуть, пока труп не пришел в состояние, при котором стимуляция была бы уже бесполезна. До четырех часов я принял еще несколько сообщений от сотрудников, но я опускаю их, потому что эти данные подтвердились позже в “показаниях” трупа. За час до стимуляции я имел по телевизору непродолжительную беседу с профессором Ямамото, ведущим хирургом госпиталя. Он объяснил, что их диагностическая машина способна воспроизводить и подвергать анализу лишь основные физиологические реакции, но расшифровывать импульсы, запечатленные в коре головного мозга, она не в состоянии. Еще бы! Даже для нашей самопрограммирующейся машины это пока еще область неизведанного. Итак, задача машины сводится к тому, чтобы запомнить и расшифровать комбинации импульсов, возникших в коре головного мозга нашего покойника в результате различных воздействий.

Труп внесли в анатомический кабинет минут за десять до начала работы. Он упакован в герметическом стеклянном ящике, наполненном особой газовой смесью. Препаратор действует при помощи телемеханических манипуляторов. Профессор Ямамото стоит возле ящика и дает пояснения. (Я наблюдаю всю процедуру на экране телевизора). Включают рентгеновскую установку, и на стене справа возникает увеличенная анатомическая схема трупа. На этой схеме отчетливо видно, как в нервные узлы нечеловечески точно и уверенно целятся тончайшие, толщиной в волос, металлические иглы, укрепленные в манипуляторах. Черепная коробка трупа срезана Вместо нее наложена прямо на мозг толстая металлическая шапка с торчащими наподобие волос многочисленными медными проводами. Эта шапка является своего рода измерительным прибором.

Вдруг вспыхнул яркий свет, в помещении стало светло. Телекамера придвинулась к голове трупа. Позади я увидел Ёрики, он улыбнулся мне в объектив. Несколько поодаль возникли напряженные лица Собы и Кацуко Вады они исподлобья глядели в лицо трупа. Кацуко стояла так, что родинки на верхней губе не было видно, и она казалась очень хорошенькой. Камера описала дугу. Весь экран заполнило обнаженное, отсвечивающее белым, мертвое тело. Шея покрыта коричневыми пятнами, это следы душивших пальцев. Подбородок выпячен. Тонкие губы раздвинуты, глаза крепко-накрепко зажмурены. На белесых, словно припудренных, щеках торчат редкие волоски бороды. Примерный семьянин, служащий финансового отдела, а вот поди же ты — обзавелся любовницей! И дело у них зашло так далеко, что она его убила. Почему-то он представляется мне сейчас гораздо более живым и грозным, нежели вчера, когда он неподвижно сидел в кафе над блюдцем растаявшего мороженого, похожий на манекен в своем облегающем фланелевом костюме. Я завидовал ему, и в то же время мне было смешно. Странное беспокойное ощущение возникло в груди.