Поравнявшись с домом, он сказал своим приятелям: «Подождите. Вы ведь все женаты, и понимаете, о чем я говорю. Давайте уж лучше первым войду я. Позвольте мне уговорить мою жену».

Они поняли и остались ждать. Проходит полчаса, проходит час. Уже стемнело, и они стали чувствовать голод. «В чем дело?» — недоумевали они. И постучались в дверь.

А Мулла сказал своей жене: «Я был глуп. Уж не знаю, что на меня нашло. Я случайно завел разговор о своей щедрости и влип в дурацкое положение, пригласив этих людей. И выход сейчас только один: когда будут стучаться, выйди и скажи им, что Муллы нет дома».

«Но ты же с ними пришел, и они знают», — заметила его жена.

«Об этом я сам позабочусь. Сделай же», — ответил Мулла.

И его жена вышла со словами: «Что вы ждете? Вы что, дожидаетесь Муллу Насреддина? Его нет дома».

«Это уж слишком», — возмутились гости. — «Он же с нами пришел! Вот тридцать свидетелей — он вошел, и никто из нас не видел, как он выходил. Он должен быть дома!»

«Но его нет. Уходите!» — настаивала жена.

Но они стали доказывать, Мулла же прятался сзади, и когда доказательств было более чем достаточно, и он увидел, что его жена находится в смущении, он забыл обо всем. Он вышел и сказал «Послушайте! Может, он и пришел с вами, но еще имеется и задняя дверь — он мог выйти через заднюю дверь И к чему все эти ваши доказательства?»

Теперь он уже сам говорит, что мог выйти через заднюю дверь. Вы не можете сказать «Меня нет» — вы не можете сказать «меня нет дома». Это поставит крест на всем вашем намерении. Для того чтобы сказать «меня нет», необходимо ваше присутствие.

Декарт столкнулся с фактом — с тем фактом, что «существую» вне всякого сомнения, в этом невозможно усомниться. И он обнаружил, что интеллект здесь умолкает. Интеллект не может ничего поделать. Сомневаться невозможно, потому что сомневаться — это значит уже доказывать.

Интеллект нужно использовать, говорят суфии, но только как раба, а не как хозяина. И тогда, когда он столкнется с истиной, он умолкнет. Таково назначение интеллекта.

И второе назначение: когда вы открываете истину, то именно благодаря интеллекту появляется как-то возможность поделиться ей с другими. Когда вы ее открыли, то благодаря интеллекту вы можете изобрести методы, техники, ситуации, необходимо для того, чтобы направить в нее других.

Интеллект не враг — его можно использовать. Прежде чем достичь он может пригодиться в исключении лжи, а после достижения он может оказаться полезным в прояснении истины, в намеке на истину — он может стать пальцем, указывающим на луну

Поэтому помните: суфии вовсе не против интеллекта. Но в то же время не забывайте: интеллект не должен быть хозяином дома. Никто не должен быть хозяином дома. Вся ваша целостность должна функционировать в гармонии. И тогда, когда в вас больше не будет никакого хозяина, снизойдет настоящий Хозяин. Это Бог.

Если у вас есть свой собственный хозяин, он не позволит войти настоящему Хозяину. Это может быть интеллект, это может быть сердце, это может быть логика, это может быть вера — все что угодно — но если в вас есть свой собственный хозяин, настоящий Хозяин не сможет в вас войти. Для прихода настоящего Хозяина не окажется пространства. Хозяин только один — это Бог.

А теперь перейдем к этой красивой истории... Прежде чем я в нее войду, я должен напомнить еще об одном: это не исторические факты, это притчи. Не стоит принимать эти истории за происходившее на самом деле. Почему я вам об этом напоминаю? Потому что на днях Ашока написал мне письмо.

Мы обсуждали одну историю, одну из самых красивых суфийских историй о дервише, попросившем царя наполнить его нищенскую чашу, «чтобы доказать, что ты действительно царь. Если ты не в состоянии наполнить даже нищенскую чашу бедного просителя милостыни, то какой ты после этого царь? И о каком еще владычестве ты говоришь?»

Итак, в нее посыпались золотые монеты, но то была не обычная нищенская чаша, а волшебная. И все, что в нее сыпалось, тут же исчезало, и чаша оставалась пустой, как ни в чем не бывало. Суфии показывают великую истину.

Эта нищенская чаша — желающий человеческий ум. Вы можете ее все наполнять и наполнять, вы можете наполнить ее вами царствами мира, и они будут исчезать, и чаша желаний останется пустой. Даже Александры умирают пустыми, Наполеоны умирают пустыми, Адольфы Гитлеры умирают как нищие. И лишь те, кто поняли тщетность желания, умирают как цари. Они и живут как цари. Будда живет как царь. Именно поэтому Иисуса совсем не поняли: ведь он объявил себя царем, настоящим царем. И говорил своим ученикам: «Я пришел, чтобы принести Царство Божие на землю». И политики были очень напуганы: «Уж не соперник ли он? А то, чего доброго, соберет армию и рано или поздно объявит себя царем». А он говорил о совершенно ином царстве! Он говорил не о царстве этого мира: речь шла о том царстве, которое приходит, когда исчезает желание.

Да, были цари, Будда, Христос — однако они не были царями в обычном смысле этого слова.

И суфий демонстрировал тому владыке тщету всего, что у него имелось, полную тщету всей его собственности. Наша собственность сделана из материала под названием сон. И она исчезала в той нищенской чаше.

Это была одна из самых красивых притч — но это была притча — поймите. На самом деле не происходило ничего подобного. Но Ашока написал мне письмо. Он помешан на магии. Из-за этого он много лет жил с Сатьей Саи Бабой, полагая, что должно существовать что-то настоящее, которое человек может произвести из ничего: швейцарские часы, золотые монеты, священная зола — должно быть нечто великое. Он пришел ко мне, он стал саньясином, он растет прямо на глазах, однако Сатья Саи Баба, судя по всему; остается в нем хронической болезнью. Она каким-то образом у него затянулась, и он не может упустить возможность. Но он растет, и рост его прекрасен. Я полностью удовлетворен. Однако этот старый ум нет — нет да и встанет у него преградой на пути.

В тот день, когда исчезнет весь старый ум, он испытает опыт сатори. И я жду этого дня.

Услышав эту притчу, он тут же за нее ухватился. Он сказал: «Вы так превозносите этого суфия, проделавшего этот величайший номер со своей нищенской чашей — благодаря нему исчезли золотые монеты. Вы так высоко цените этого человека. Отчего же Вы осуждаете Сатью Саи Бабу? Он ведь делает обратное: создает золотые монеты из ничего. А этот суфий делал наоборот. Позволил золотым монетам исчезнуть в ничто. Оба делают одно и то же, но с разных сторон, в разных направлениях. Вы же так цените суфия и осуждаете Сатью Саи Бабу — почему?»

Во-первых, это притча. Человека, который это делал, не существовало. Во-вторых, помочь людям увидеть, что их золото по сути своей есть ничто иное как сон — значит помочь им двигаться к духовности. А дать людям иллюзию того, что золото может быть произведено из ничего — значит заставить вас все больше увязать в этом мире.

Этот суфийский дервиш помог царю увидеть тщету всей его собственности. А Сатья Саи Баба просто потворствует бедным людям в их жажде золота, просто помогает людям становиться более мирскими, материалистичными. Люди, окружающие Сатью Саи Бабу — материалисты. Вам не найти среди них ни одного духовного человека. Зачем духовному человеку туда идти? Чего ради? Духовного человека не интересует магия, его не интересуют оккультные силы, и золото его так же не интересует. Духовный человек со всем этим покончил! Потому он и духовный. Его поиск — это поиск того, что за пределами смерти. Его поиск — это поиск самовоспоминания.

Сатья Саи Баба не может произвести из ничего самовоспоминание. Никто не может это сделать. Самовоспоминание должно создаваться каждым человеком самостоятельно. Это трудное путешествие, великое странствие.

Прежде всего, суфийские истории — это притчи. Я не говорю, что это исторический факт. И вопрос работа Сатьи Саи Бабы очень мирская, тривиальная, нечестивая; она не имеет ничего общего со священным, в ней нет ничего священного. Люди, которых все это интересует, — бедные люди, ищущие средства обогащения, или больные ждущие исцеления, или калеки, парализованные, слепые и т.д... Но это не духовный поиск. Духовный поиск — это поиск не внешних глаз, а внутренних. И духовный поиск — это поиск не внешнего здоровья, а внутренней целостности.