И вот случилось настоящее чудо…

Надувая белые паруса, ветер гнал к берегу сказочный корабль. Он плыл величественно, гордо, будто огромный лебедь. И все же корабль этот был не сказочный — о таком, именно о таком, ему часто рассказывал дед Максим! На таком точно корабле он и начинал службу юнгой. Ну, ясно же — фрегат! Боевой фрегат русского флота.

Тем временем на корабле заметили мальчика, спустили шлюпку, и он вскоре оказался на палубе.

Немолодой моряк со смоляными усами, одетый в такую же форму, какая была у деда, строго обратился к Коле:

— Юнга Нечипорук, ты нашел пресную воду?

Откуда они знают Колину фамилию?… Однако размышлять об этом не было времени, он очень обрадовался, что его назвали юнгой. Еще бы! Кто из мальчишек не позавидовал бы ему?…

Фрегат «Отважный» держал курс к берегам Австралии…

Теперь Коля знал, что он — Максимка, сын крепостного из Екатеринославской губернии, и принадлежит он капитану «Отважного» Федору Ивановичу Миронову. Это Миронов назначил Максимку юнгой. Матросы очень любили своего капитана. Полюбил его и Максимка.

Вскоре мальчик подружился с мичманом Скрябиным. Иногда Коля рассказывал ему о самолетах, о космических ракетах, и мичман шутя называл его Великим Провидцем.

Как-то мичман сказал:

— Вот что, Провидец. Когда никого нет поблизости, можешь звать меня просто Володей. У меня брат такой же, как ты.

Фрегат выходил за рубеж Великого Барьерного Рифа. Горы Австралийского материка возвышались на горизонте и издалека были похожи на полоску синих, плотных туч. На коралловых островах, прижимавшихся друг к другу, растительность была не такой пышной, как на материке, но и здесь все было зелено. Беспощадное тропическое солнце стояло прямо над головой, накаляя даже дерево на судне, а к железным предметам и вовсе нельзя было прикоснуться.

Когда подходили к Брисбену, Коля стал невольным свидетелем разговора между Скрябиным и графом Курбским — изнеженным, спесивым лейтенантом, которого матросы ненавидели.

— Кто ваши секунданты? — спросил Курбский.

— Будем драться без секундантов, — спокойно ответил Скрябин.

«Дуэль, дуэль!» — испуганно забилось сердце мальчика. Он вспомнил, что послужило причиной дуэли. Курбский жестоко избил матроса Терехина, и Владимир отвесил графу за это щедрую пощечину. Тогда Коля и не предполагал, что это может закончиться дуэлью.

Судно остановилось на рейде. Капитан разрешил матросам сойти на берег. Шлюпка с офицерами отошла первой. Коля с волнением следил за ней — там сидели Скрябин и Курбский.

Но когда юнга оказался на берегу, было уже поздно. Поблизости не было ни мичмана, ни графа. Коля бегал по улицам городка, который казался ему большим селом.

Мальчик понял, что искать офицеров в городе бесполезно, и тогда он побежал на окраину. Перед ним раскинулась волнистая равнина, а за ней дальше высились горы. Хорошо наезженная дорога вела в рощу.

И Коля побежал по этой дороге…

Это были странные деревья. Стволы их были такими же, как и у высоких пальм, а верхушки украшены листьями гигантского папоротника. Над зелеными маковками деревьев время от времени взлетали цветные стайки попугаев, словно подброшенные вверх цветы.

Но мальчику было не до красоты австралийских субтропиков. Не останавливаясь ни на минуту, он упрямо шагал по лесной тропе.

Неожиданно он услышал над головой оглушительный хохот. Было что-то дикое, неистовое в этом хохоте, и Коля спрятался под кустом широколистого папоротника. А хохот катился по лесу и становился все яростней.

Однако воспоминание о Володе заставило Колю вылезти из-под куста и двинуться дальше.

Но когда он пробежал еще полкилометра, хохот повторился. И снова он катился откуда-то сверху. Коля оглянулся, но ничего не увидел. Вдруг перед ним возник высокий человек с ружьем в руках. В охотничьих сапогах, подпоясанный широким поясом, в широкополой шляпе. Очевидно, незнакомец по форме узнал в Коле юнгу русского флота. Пыхтя трубкой, он обратился на ломаном русском языке:

— О юнга «Отважный»! Я имель визит Петербург.

И на еле понятной смеси русских и немецких слов объяснил, что он ученый, изучает разные народности и Коля может не бояться его. Он предупредил, что дальше идти нельзя, потому как сейчас начнется охота на черных воронов.

Незнакомец схватил Колю за руку, повел за собой в чащу и осторожно раздвинул кусты. Там, на поляне, вокруг костров сидели туземцы. Мужчины держали в руках копья. Тела воинов от пояса до колен были прикрыты шкурой кенгуру, у некоторых на бедрах только повязки, сплетенные из травы. Грудь каждого воина украшали симметричные шрамы. Здесь были и мужчины с широкими смоляными бородами и безбородые юнцы. А что это у них за поясами? Это ведь бумеранги! Такие же точно, как у Коли!..

Снова послышался страшный хохот. Мальчик вздрогнул всем телом. Незнакомец усмехнулся и молча показал на дерево, где сидела птица с большим черно-желтым клювом. Как только птица раскрывала клюв, из ее горла тотчас же вырывался этот сумасшедший хохот. Незнакомец объяснил, что колонисты называют птицу Джек-хохотун.

Теперь Коля уже не боялся этого смеха и даже обрадовался, надеясь, что смех привлечет к себе внимание туземцев и они смогут заметить под деревьями людей с ружьями, которых он сам только что увидал. Но туземцы так же, как и эти люди, охотившиеся на них, привыкли к хохоту Джека и не обращали на него никакого внимания. Они мирно похаживали мимо костров, ожидая, пока изжарится мясо кенгуру. Кое у кого из женщин за спинами в травяных корзинах сидели малыши.

Вдруг где-то невдалеке раздался выстрел. И сразу же Коля услышал отчаянный крик Курбского:

— О проклятье! — И после короткой паузы: — Ваша очередь, мичман.

— Я отказываюсь от своего выстрела, — ответил голос Володи.

Снова раздался выстрел. Очевидно, мичман разрядил пистолет в воздух.

Тревогой и радостью наполнилось сердце мальчика. Он радовался тому, что дуэль закончена, что Володя жив. Но теперь его охватила тревога за туземцев, не знавших еще о страшной опасности, грозившей им.

Из соседних кустов в ту сторону, где находились Володя и Курбский, метнулись трое колонистов. Видимо, выстрел заставил их раньше начать ужасную охоту на туземцев.

Один за другим затрещали выстрелы. Коля видел, как падали меднокожие женщины, обливая кровью детей, как бородатые воины грудью прикрывали малышей от пуль.

Поляна была окружена. Туземцы падали как подкошенные. А человек, который только что называл себя ученым, изучающим народности, спокойно вскидывал винтовку, целился и, удовлетворенно улыбаясь, нажимал на курок.

Туземцы умирали мужественно, не слышно было ни стонов, ни криков. Но вот в воздухе раздался свист бумерангов. Словно десятки вспугнутых птиц слетели с поляны и бросились в разные стороны. Некоторые бумеранги возвращались обратно, и тогда черные руки снова тянулись к ним, чтобы метнуть во врагов, вооруженных смертельными молниями. А некоторые попадали в цель — в шею, в голову или в грудь колонистам.

Однако Коля понимал: как бы мастерски ни владели своим оружием австралийцы, все они были обречены на гибель. У колонистов — ружья, у туземцев — только копья и бумеранги. Не помня себя от гнева юнга бросился на «знатока народностей», ударил его головой в живот и, обдирая кожу о колючие кусты, выбежал на поляну.

— Стойте! — крикнул он, размахивая руками. — Стойте! Не смейте стрелять.

За кустами кто-то грязно выругался. Выстрелы смолкли. И тогда Коля увидел Володю, вырывавшегося из цепких рук вооруженных колонистов. Сбив одного с ног и отшвырнув второго, мичман бросился к Коле.

— Почему ты здесь? Кто тебе разрешил?…

Но не успел он договорить, как снова защелкали выстрелы. И двое меднокожих воинов упали замертво.