«1. Бухгалтера Евсютина премировать месячным окладом.».

Ну, позавидовал я…

«2. Уборщицу Абрамкину уволить за прогул.»

Думаю, попалась, дура, так тебе и надо.

«3. Трофимова К. Н. назначить укротителем львов с окладом в сто пятьдесят рублей в месяц.»

Я, знаете, читаю третий параграф и не верю глазам: Трофимов-то это лично я. И какой же из меня выйдет укроти..? Правда, мне зарплату прибавляют. Только я и за полтораста рублей в клетку-то не полезу! Представьте себе: вы завтра приходите на службу, а вас, оказывается, перекинули на культработу среди диких зверей… Понравится вам или как?.. А меня уже от страха ноги не держат. Знаете, как будто я их отсидел. Поставишь ногу, а в ней будто газированная вода ходит… Я, значит, хватаюсь за стенки, за стулья, за плевательницы… Ползу в управление делами, а сам думаю: о чем же они соображали, когда такой приказ вывесили?! А вышло-то вот что… Это я потом узнал, когда все дело кончилось. У нас в объединении есть машинистка. Ну, знаете, такая блондинка на скорую руку. Ну, да! Утром у нее волосы еще темные или рыжие, потом она их запустит в какую-нибудь кислоту, вытащит, отряхнется, как пудель, и вот она уже блондинка. А прическа у нее устроена так: сзади — хвост, как у наших цирковых лошадей, а спереди — уже булочное производство: волосы завиты, как сушки, баранки, кренделя и еще два калача вот тут, спереди. Но больше всего на свете эта блондинка любит совать свой нос всюду, куда ни попади. Она, если даже печатает, все равно, прислушивается: о чем говорят в этой комнате и еще в двух соседних. Ей все интересно! Да. А в этом приказе — в черновике-то — было правильно сказано: «Артиста Трофеос Альберта Эдмундовича назначить укротителем…» У нас есть такой артист Трофеос: он с детства — со зверями. Сперва работал с моржами, дали ему человек шесть моржей — он их дрессировал. Потом его перекинули на петухов. А теперь в порядке выдвижения ему хотели доверить немного львов. Значит, его фамилия — Трофеос, а моя — Трофимов. И когда машинистка стукала этот приказ, кто-то в комнате сказал: — Что Трофимов, сдал вчерашнюю ведомость? Она возьми и напечатай: «Трофимов». Так это, я говорю, я все потом узнал. А в данный момент я почти на карачках вползаю в управление делами, подползаю к управляющему делами и говорю… То есть, что значит, «говорю»?.. У меня от страха-то икота началась. Честное слово!

Я этому управляющему серьезно так сказал:

— Ик!.. Я сам — плановик-ик… рядовик-ик… а вы меня делаете ик-ротителем!..

Управляющий делами нагнулся ко мне через стол и спрашивает:

— Каким еще «икротителем»?

Я говорю:

— Ик-ротителем… ик-львов.

— Каких таких… ик-львов?

— Ну, помните, такие… ик… косматые?.. Как ваша машинистка… Что вы, не знаете?

— Машинистку я, безусловно, знаю. А про что вы мне икаете, я не могу понять!

Я тогда крикнул:

— Вы же сами подписали приказ! Ик!..

Ну, конечно, он понял, что это — его ошибка. Только он не желает отвечать за ошибку. И начинает все дело замазывать. Он говорит:

— Ах, это… Да, действительно, назначили немного… (Вы слышите? «Немного»!) Ну, и что ж такого? Так сказать, выдвигаем молодняк…

— Какой же я «молодн… ик»… то есть «молодняк»?! Мне уже за сорок лет. И потом: разве молодняк у нас выдвигают, чтобы его сразу растерзали?!

— Ну уж и сразу… У нас вообще львы брезгливые: они вас навряд ли станут жрать.

Я говорю:

— Ну, хорошо, а что мне теперь делать?!

— А вы, — говорит, — товарищ Трофимов, пока что, так сказать, принимайте, так сказать, дела.

Я говорю:

— Если я приму эти, как вы говорите, «дела», то эти… ррррр… «дела» они меня… ррррр… сожрут!

А он говорит:

— Если вы настолько недисциплинированны, вам надо бояться не львов, а вышестоящих инстанций!

Ну, я вас спрашиваю: можно разговаривать с таким бюрократом? Я махнул рукой и пошел… пошел… Куда пошел? В местком пошел. А куда же?

Я думал так: профсоюзная организация должна заступиться за трудящегося — членские взносы у меня заплачены, марки наклеены вдоль и поперек. Куда же еще идти? А у нас такой председатель месткома: он терпеть не может ссориться с начальством. Он меня выслушал и говорит:

— Понимаешь ли, формально они правы. Тебя перебрасывают из одного отдела в другой. Только и всего. Ничего страшного.

Я говорю:

— Какой же это отдел? Это — клетка!

— А ты, — говорит, — не сразу их принимай, а по одному льву, по два в день.

Я говорю:

— Да мне пол-льва в день — во… за глаза хватит!.. Да у нас охрана труда есть или нету?! Вы хоть от диких зверей меня можете охранить?!

— А мы тебя в клетку не пустим без пистолета или железного лома.

Я говорю:

— Значит, мне надо взять этот лом и застрелиться около клетки — да?

— А ты пойди, присмотрись.

— К кому это «присмотрись»?!

— Ко львам.

А я вообще такой человек: если увижу надпись «Здесь злая собака», я уже по этой улице не пойду. А тут — львы. И я к ним должен «присматриваться»…

Ну, доплелся я до конюшни, посмотрел на них… Правда, они все в клетках. И спят. Один только лев не спал. Он это… мяукал… Мне от одного мяуканья плохо стало. А тут, знаете, старик сторож прибирает, подметает клетку, будто там не львы спят, а белые мыши.

Я ему говорю:

— Папаша, вы давно за ними ходите?

— Да, почитай, годов тридцать…

— Правду это толкуют, что лев — благородное животное?

Он говорит:

— Какое там благородное! Только и знаешь, что клетку убирать за ними!

Я говорю:

— Нет, я не о том. Меня интересует: они при вас кого-нибудь… ну, как это выразиться помягче?.. Ну, поцарапали, что ли?

Старик ехидно так переспрашивает:

— «Поцарапали»?.. Что же это — кошка или крыса? Эта тварь, она не царапает: она терзает!

— Отец, ты хоть меня не терзай!

А старик:

— Я, — говорит, — тебя пальцем не трону, а вон этот вон, видишь в той клетке, глаза сейчас открыл, гривастый черт, — он на своем веку съел пять лошадей, семь человек, обезьяну и пол-осла…

Ну, я сразу понял: если к нему в клетку попаду, он тогда полтора осла съест… И я поскорее — домой!

Прихожу, жена мне говорит:

— Что с тобой? На тебе ни лица нет, ничего нет!

Я ей отвечаю:

— Я скоро умру.

Жена говорит:

— Это интересно! Сколько раз я тебя просила застраховать твою жизнь. Ты этого не делаешь!

Я ей рассказываю все, а она начинает прыгать, хлопать в ладоши, кричит:

— Ах, как я рада, как я рада! Наконец-то у меня будет муж артист. Я давно этого хотела!

Я говорю:

— Ты вдовой остаться хотела, да?

Она в ответ:

— Я вдовой не останусь: у тебя такой характер, такое ехидство, такое упрямство — тебя ни один лев не выдержит: все подохнут, я по себе знаю.

Ну, я вас спрашиваю: можно разговаривать с такой женщиной? Я сразу лег спать, и всю ночь мне снилось, будто я львов принимаю поштучно. В общем, за ночь я принял двести сорок два льва. А утром проснулся, будильник звонит. Надо на работу идти, в клетку. И плюс дома еще сюрприз. Жена раззвонила, что у нее муж — укротитель. Соседи поздравляют, просят билетов. Управдом предупреждает:

— Не вздумайте этих львов приводить на квартиру. Я у нас в доме никакого мусора не потерплю!

А один дурак меня спрашивает:

— Нет ли у вас фотографии, где вы сняты с какой-нибудь львицей в обнимку?

Ну, я всем сказал, что львы у меня закрыты на переучет. Жене наскоро объяснил, кто она есть, и пошел на работу. Думаю, потом я с ней дома доругаюсь. А по дороге соображаю: неужели же я должен погибать в клетке? Ну за что??!!

И вот правду говорят: утро вечера мудренее. Придумал я выход! Нашел! Иду прямо к управляющему делами. Он меня увидел, говорит:

— Ну как, товарищ Трофимов, львов принимаете?

— Как же, говорю, принял, подружился: вчера с одним львом вместе в баню ходили.

Он тогда нахмурился:

— Я серьезно спрашиваю!

— А серьезно я их не принимал и не стану принимать. Я требую, чтобы была создана авторитетная комиссия по приемке этих львов. Вот вы, товарищ управляющий делами, вы будете председателем этой комиссии. Вы своими ручками каждого льва примете, а потом сдадите мне.