Интервью второе. Грубоватый мужской голос:

– Старший офицер подводной лодки, коммандер Эндрю Хич. Да, сэр… Коммандер-лейтенант Норман был моим командиром. Но я знал его еще по военно-морскому колледжу. Он пришел к нам из Аризонского университета. Не знаю, что его заставило бросить курс и перевестись к нам. Кажется, в Аризоне он изучал восточные религии. Из бывших студентов плохие командиры… Не тот материал. Как человек он был вполне терпим. Как командир - слишком мягкий. Командир должен быть тупой и решительный. Шутка, сэр, но в ней есть правда. Он был не на своем месте. Эти дельфины его доконали. Он говорил мне: «Эндрю, НТР дала человеку возможность не хвататься за ружье при виде животных. И сегодня нет нужды смотреть на куропатку, белку, зайца или медведя как на еду, мех или врага. Стрелять при виде животных - дурная забава. Но во сто крат подлее заставлять животных уничтожать людей, обманывая и тех, и других».

Я честно пытался доказать ему, что его мысли политически незрелы. Он говорил так: «С некоторых пор, Эндрю, обычная трусость стала называться у нас «политической зрелостью»«. Нет, сэр, вольнодумство до добра не доводит.

Интервью третье. Приятный баритон:

– Да, Ард Норман был моим другом. Бедняге здорово не везло. После затяжного бракоразводного процесса и штрафа, который определил трибунал, у него почти ничего не осталось. Он пригнал ко мне свой старенький «фольксваген», набитый книгами и кое-какими пожитками, и сказал, что дарит это мне все вместе с машиной. «И тебе не жалко?» - спросил я. Он улыбнулся: «Когда в воде освобождаешься от одежды, легче плыть». Потом он сказал, что намерен начать совершенно новую жизнь, о какой давно мечтал. Я пообещал ему помочь найти работу. Все-таки его уволили без пенсии. Он опять усмехнулся и произнес странную фразу: «Мы привязаны к государственной колеснице уздой собственных пороков». Мне показалось, что он слегка не в себе. Ему всегда не везло. По-моему, он опасался преследований. Он исчез мгновенно, порвав сразу со всеми. Боюсь, что у него начала развиваться маниакальная депрессия, сэр.

Интервью пятое. Старческий голос с сильным восточным акцентом:

– Да, ко мне приходил этот человек… Он сказал, что раздал все свое имущество и готов вступить в нашу общину, общину джайнов - нищенствующих аскетов ясного разума. По нашему уставу у джайна не должно быть никакого личного имущества. Даже хитон, свою единственную одежду, и чашу для сбора подаяний джайн берет в долг у общины. Таким образом джайны, освобожденные от оков имущества, обретают полную свободу для ясного мышления. Самый страшный грех для джайна - причинить вред любому живому существу. Мы не должны убивать даже комаров или москитов, а только отгонять их специальной метелочкой. Она, кстати, тоже принадлежит общине.

Человеку, о котором вы спрашиваете, я дал хитон, чашу и новое имя - Бар-Маттай, ибо он духовно созрел, чтобы быть джайном. Он ушел нести свет разума. Я не знаю его пути. Кажется, он хотел идти вдоль океанского побережья с юга на север. Это было три года назад… Нет, вестей от него и о нем я не получал.

Интервью седьмое. Мужской голос:

– Я владею небольшим экспресс-кафе на набережной. Человека в желтых одеждах я видел полгода назад. Я протирал столики. Он подошел ко мне и сказал: «Даже убийцам не отказывают в хлебе. Их кормят до самого дня казни. Я не убийца и не преступник. Дай же мне хлеба!» Я сказал ему: «Хлеб нужно зарабатывать. Стыдно попрошайничать». Он ничуть не обиделся и очень спокойно ответил: «Я не попрошайничаю. Я принес тебе свет истины, и она стоит твоего хлеба». Признаюсь, я его чуть не послал с его «светом истины». У нас тут немало всяких ненормальных околачивается. И каждый не прочь задарма поесть. Но этот чудак говорил уж очень занятно. Прямо как пророк: «Путь в бездну начинается с пустоты в сердце…» И я его накормил, сэр.

Интервью двенадцатое. Девичий голос:

– Я работаю на загородной бензоколонке. К нам редко кто приходит пешком. Тот, в желтом, пришел босиком и попросил налить ему в термос бензин. Мне показалось это смешным - бензин в термос. Потом сообразила, что это факир и он будет пускать огонь изо рта. Плеснула ему полтора галлона, спросила, когда будет представление. Он ответил, что скоро. Напоследок он сказал странную фразу… Я ее запомнила: «Жить дольше, чем Христос, неэтично, если ты не оправдал свою жизнь равноценным подвигом». Больше я его не видела, сэр, ни в городе, ни на афишах…

«Архелон» ушел от погони. И нервы, недавно натянутые до предела, отходили под нежное пение скрипки пленного музыканта. Рейфлинт и Бар-Маттай сидели друг против друга. Коммодор включил телевизор. В дверь каюты заглянул старший офицер.

– Господин коммодор, прикажите убрать антенны! Мы нарушаем скрытность плавания.

Рейфлинт махнул рукой.

– Не надо. Кто мы для всех? Неопознанный гидросферный объект.

На экране мелькали кадры репортажа с космодрома. На стартовой площадке белой свечой высился многоместный космический корабль «Звезда Вифлеема». Свита президента шествовала по бетонным плитам к бункеру укрытия.

– Дамы и господа! - привычно улыбается президент в объективы мониторов. В этот час я нахожусь на борту многоместного космической обороны. «Звезда Вифлеема» - форпоста нашей космической обороны. Космос - это весы мира, и «Звезда Вифлеема» - одна из гирек, которая позволит нам сохранить равновесие в грядущей «звездной войне»…

Страстная, пронзительная мелодия скрипки невольно вплелась в речь президента. Она звучала как бессловесный гневный протест…

– Ни один корабль не стоил нашей стране так дорого, как этот, - продолжал президент, - но мир в космосе стоит еще дороже!..

Рейфлинт в сердцах выключил телевизор.

– Кажется, я это уже где-то слышал…

– Они получат еще один «Архелон»! - воскликнул Бар-Маттай. - Только в космосе…

Рейфлинт и Бар-Маттай поднялись на ходовой мостик. Над ними ярко сияли ризы созвездий. Рейфлинт запрокинул голову.

– Видишь, альфа Малой Медведицы? Полярная звезда. Полярис. Через нее проходит земная ось. К ней же привязана и залповая точка «Архелона». Если хочешь, это погребальная звезда человечества, - сказал он, сосредоточенно думая о чем-то своем.

– От Вифлеема до Поляриса…

– Что-что? - переспросил Рейфлинт напряженно.

– Я говорю: человечество прошло путь от звезды Вифлеема до Поляриса…

– Звездный путь, - горько усмехнулся Рейфлинт. - Сквозь тернии - к звездам…

Через стальные джунгли трубопроводов О’Грегори с трудом пролез за Бахтияром. При этом они успели перебрасываться репликами.

– Надо, чтобы в каждом отсеке было бы по одному нашему человеку, - пыхтел подполковник медицины. - Можно… - откликнулся стюард.

– Я изучил систему судовой вентиляции. Она легко перекрывается по отсекам.

– Это известно любому новичку.

О’Грегори пропустил колкость мимо ушей.

В выгородке-»пещере», где их поджидал Аварийный Джек, Бахтияр отогнул край ковра, под которым обнаружилась крышка люка. Стюард поднес к замочной скважине магнитный браслет - из скважины выскочил и прилип к браслету металлический шарик. Ключ легко вошел в освободившуюся скважину, и Бахтияр открыл свой потайной «сейф». Он извлек оттуда пластиковый пенал и подал его О’Грегори.

– Это годится? - с надеждой спросил стюард.

О’Грегори размял щепотку белого порошка в пальцах, понюхал его.

– Психомимотик… Пару пригоршней в вентиляционную магистраль - и через три минуты все хохочут… до слез, до колик в животе. Хохочут до смерти.

– И мы с вами тоже?

– Мы с вами наденем кислородные маски… Или еще лучше, - пошарил доктор в кармане комбинезона, - каждый сделает себе укол шприц-тюбиком.

Бахтияр поежился.

– С детства боюсь уколов. Лучше маски.