— Вы опять хорошо выглядите, — сказала Грейс, когда Белла ставила книгу на полку.

Часть книг была на итальянском языке, часть на английском.

Спальня Грейс была буквально забита всевозможными игрушками. На полках стояли прекрасно изданные книги.

Некоторые игрушки, наверное самые любимые, выглядели старыми, потрепанными. Наверное, Люк подарил их дочке еще до Австралии.

Белла вернулась к постели и накрыла простыней плечики девочки:

— Спасибо за комплимент. Для работы я должна одеваться строго, но дома мне нравится более удобная одежда. По большей части я сама себе шью платья.

Грейс протянула руки для объятья.

Сердце Беллы замерло от нежности. Хоть это и не ее ребенок.

Белла обняла ее тоже, и девчушка закрыла глаза.

— Спокойной ночи, — прошептала Белла и, поцеловав Грейс в щечку, вышла из комнаты.

Белла спустилась вниз. Ветер за окном наконец-то стих. Телефон зазвонил, когда телевизионные новости уже кончились. Хизер сообщила, что не сможет вернуться, поскольку у них начался ураган.

— Я смотрела новости и поэтому в курсе, — успокоила ее Белла. — Ничего страшного, останусь здесь до утра. Вернетесь завтра днем, когда сможете.

Белла пошла наверх и заглянула к Грейс. Ребенок крепко спал. Рядом с комнатой Грейс Белла обнаружила пустующую спальню. В ней царил идеальный порядок. Она бросила сумку на кровать, скинула туфли и отправилась на поиски какой-нибудь ночной одежды. Ночь предстояла долгая.

— Незачем ходить на цыпочках. Я не сплю, — проворчал Люк, когда Белла задержалась в дверях.

Слабый свет из холла обрисовывал ее силуэт и подсвечивал волосы так, что вокруг головы словно сиял золотой нимб.

Судя по всему, она нашла в прачечной стопку чистой одежды. Его футболка доходила ей до середины бедер. Ему понравилось, что она надела его вещи.

— Похоже, ты остаешься надолго.

— Хизер застряла на другом конце города. У них там ураган. — Она подошла поближе.

Нельзя позволять ей наклоняться и заглядывать в глаза, когда он лежит пластом. Вдруг его тело отреагирует на ее близость? Поэтому он кое-как сел на край кровати:

— Я отлично себя чувствую, Белла, и способен… взяться за работу. Хотя, когда ты так выглядишь посреди ночи, нам, возможно, стоит поговорить не об этом.

— Ой.

Она спохватилась и одернула футболку, но при этом невольно очертились контуры груди.

Маленькие, круглые груди, прекрасной формы. Люку сразу захотелось прикоснуться к ним.

— Как ты? — спросил он первое, что пришло ему в голову.

— Я только посмотрю, как ты, и тут же уйду. — Взгляд ее блуждал по комнате, останавливаясь на чем угодно, только не на Люке. — Я лишь проверю, как ты себя чувствуешь, и пойду спать. В… в комнату для гостей.

Нельзя было яснее дать понять, что ей хочется остаться в его комнате и разделить с ним кровать. Люк включил свет рядом с кроватью. Комнату залил мягкий свет.

Теперь он отчетливо видел ее длинные загнутые ресницы, брови вразлет, румянец на щеках…

Белла подняла голову и посмотрела прямо ему в глаза.

— Ну как зрачки, с блюдце? — пошутил он.

— Нет, нормальные, — дрожащими губами улыбнулась она.

— Спасибо тебе за то, что осталась присматривать за мной и Грейс. — Если он не отпустит ее сейчас, то никогда больше не отпустит. — Уже почти полночь. Как видишь, мне ничего не грозит. Можешь отправляться домой.

Вот уж чего бы ему не хотелось!

Белла немного поколебалась, потом наклонилась ближе:

— Я не могу тебя оставить, Люк, даже если твоей «крепкой голове Монтичелли» не грозит никакая опасность. Я просто всю ночь буду волноваться.

— Это Грейс тебе сказала про «крепкую голову Монтичелли»?

Ну, конечно, дочь говорила с Беллой. Ведь он и очнулся от звука их голосов. Тогда ему показалось естественным, что Белла находится в его доме и возится с его дочерью. Он еще удивился, неужели у них с Беллой есть шанс быть вместе? Если станет ясно, что она ему нравится… Но сумеет ли он ее полюбить?

Он узнал правду о той ночи в Милане. Он подозревал, что Белла действительно не хотела причинить Марии вред соглашением, которое, несомненно, выглядело нечестным по отношению к тете. Но сейчас Люк оказался перед проблемой, о которой даже думать не хотелось.

Натали и Доминик совместными усилиями разрушили его веру в то, что он может влюбиться снова. Люк и хотел бы, да вряд ли уже удастся. Он получил слишком глубокую рану, чтобы не опасаться еще одной такой. В конечном счете они с Беллой недоверчивостью похожи друг на друга. Да еще она винит его в тяжком проступке.

В этот момент Люк осознал, что должен поверить Белле. А для этого ему нужно самому открыться перед ней.

— Я должен кое-что тебе рассказать.

Лючино поднялся с постели, надел халат и сел рядом с Беллой.

— О чем?

Он сурово сжал губы:

— О Грейс.

Они держались за руки. Белла не помнила, когда это произошло, только чувствовала, как он взволнован, и почему-то это напомнило ей о собственных ранах и страхах последних месяцев.

Он бросил быстрый взгляд на открытую дверь спальни, встал и закрыл ее.

— На всякий случай. Вряд ли Грейс проснется, но я не хочу, чтобы она хоть что-то услышала. В тот вечер в Милане, когда ты, сидя с нами за столом, узнала, что Натали моя жена, и ушла, она сказала мне, что согласна назвать условия, чтобы побыстрее покончить с разводом. — Люк немного помолчал и продолжил: — Мне очень хотелось побежать за тобой и все объяснить, но я не мог сделать это сразу. Я должен был принять предложение Натали. Это означало, что Грейс останется со мной и у нее будет надежное будущее, а я этого слишком долго ждал.

— Ты уже тогда хотел, чтобы Грейс была с тобой? Но ты же ее потом бросил.

— Да. — Одно слово, но в нем столько душевной боли! — Я не оправдываюсь, а объясняю, что произошло. Натали дождалась, когда нотариус оформил документы, отпустила его, налила себе вина и провозгласила самый глупый тост, какой только можно придумать.

Чувствовалось, что рассказ дается ему нелегко.

— Я… не понимаю, — Белле очень хотелось успокоить его.

— Я женился потому, что, несмотря на все мои предосторожности, Натали забеременела. Я хотел поступить честно по отношению к ней и младенцу. А потом родилась Грейс. Раньше срока. — Он сделал пальцами жест, означавший кавычки. Фактически же она родилась позже срока. Грейс — не мой ребенок. Натали была уже беременна, когда мы с ней встретились.

— Зачем же обманывать? Зачем выходить замуж, если это не твой ребенок?

Ответ Белла увидела в его глазах. То, что эта женщина сделала с Люком, было выше ее понимания.

— Не знаю. Чтобы «не выносить сор из избы», как говорится. — Он невесело рассмеялся. — Натали получила большое удовольствие, когда сначала прислала ко мне своего адвоката с бумагами, по которым Грейс передавалась под мою опеку, а потом сообщила, что Грейс — дочь Доминика, моего брата. Я был не богаче его, но Доминик, вопреки ожиданиям Натали, не признал отцовства. Он не собирался оставлять жену и детей, чтобы жениться на ней.

— И тогда она решила «заняться» тобой? — возмутилась Белла. Еще бы Люку после этого кому-то доверять! — Ох, Люк, мне тебя так жаль! Представляю, что ты тогда пережил!

— Я пошел к тебе, чтобы все объяснить, и увидел, как ты выходишь из комнаты менеджера.

— И решил, что я тоже перебираю варианты.

Она больше не сердилась на него. Ей только было очень грустно:

— Ничего страшного, Люк. Я понимаю, как это должно было выглядеть в твоих глазах.

Люк кивнул.

— Она забеременела, чтобы заманить Доминика. Ребенок был только средством достижения ее цели. После рождения Грейс Натали к ней даже не подходила. Мы из-за этого много ссорились, пока я не понял, что ничего не добьюсь. Тогда я начал бороться за то, чтобы Грейс осталась со мной, потому что Натали ее не хочет и не любит. — Он опять печально рассмеялся: — Я выиграл и забрал ребенка. Это было двойное предательство, потому что Натали добивалась меня только потому, что Доминик отказался признать ребенка, чтобы не поставить под удар свой брак. Я потом говорил с Домиником по этому поводу. Он сказал, что ничем не может помочь, раз уж я оказался таким легковерным и женился на Натали. — Люк повернул к Белле потемневшее от горьких воспоминаний лицо: — Предательство жены, которую я пытался любить, и брата, которого в детстве почти боготворил, ранили меня настолько, что боль и гнев вытеснили на время Грейс из моего сердца. А ведь моя ни в чем не повинная дочка нуждалась в любви и заботе. Но после того вечера я жил в каком-то вакууме.