Лена подняла голову. Лицо её медленно заливала краска, но в глазах — ни злости, ни возмущения, только какая-то растерянность, беспомощность. Сёмка сказал:

— До свидания.

Девочка, потупившись, кивнула.

Посланец повернулся, чтобы уйти. Он ликовал. С высоты крыльца ему казалось, что весь мир распластался у его ног. Но случай, этот беспутный малый, только и ждёт, чтобы подстроить человеку какую-нибудь каверзу. В тот миг, когда Сёмка повернулся, скрипнула дверь, и на крыльцо вышла тётя Даша. Это была высокая, могучего сложения пожилая женщина с румяным, словно она только что стояла у плиты, лицом. Верхнюю губу украшали чёрные усики. Тётя Даша собиралась на рынок. В глаза ей сразу бросились яркие красные лилии.

Зияющие в разноцветном ковре палисадника пробелы сказали ей всё. Она жалобно охнула, уронила сумку. И, ни слова не говоря, вырвала цветы у Лены из рук и начала рассматривать их, как бы не совсем ещё доверяя своим глазам. Но, увы, печальная истина была очевидна. Тётя Даша схватила Лену за руку и начала хлестать букетом, приговаривая густым мужеподобным басом:

— Вот тебе, негодница, вот тебе! Лилии ей помешали! Сорвала-таки, негодяйка!..

Первым побуждением Сёмки было бежать. Но когда он увидел букет, превращённый в пучок розог, беспомощную позу девочки, её задрожавшее, от обиды лицо, он вдруг рванулся вперёд и повис на карающей деснице. Тётя Даша, больше от изумления, чем от приложенных Сёмкой усилий, выпустила и букет и девочку. Цветы рассыпались по крыльцу. Лена, рыдая, убежала в комнаты.

— Не трогайте её! Не трогайте её! — в самозабвении кричал Сёмка, не выпуская тети-Дашину руку. — Это не она! Это мы, это я сорвал!..

Тёте Даше, наконец, удалось высвободиться из цепких Сёмкиных объятий.

— Ах ты, поганец! Так, значит, ты сорвал? Я из-за тебя, идола, девчонку обидела?.. — ожесточаясь и наступая на Сёмку, восклицала тётя Даша.

— Я не поганец! И вы… вы не имеете права бить!

Это заявление взорвало тётю Дашу:

— Что-о?! Так-то ты со взрослыми разговариваешь! Вот я тебе сейчас покажу права, чёрному идолу!..

Она с необычным для её комплекции проворством нагнулась, схватила пучок цветов… Но, к счастью, Сёмка вовремя догадался, какого рода действие за этим последует. Одним прыжком он махнул с крыльца — и был таков. Друзей за изгородью не оказалось. Они ретировались ещё раньше.

Тётя Даша, пустив вслед беглецу несколько бранных слов, вернулась в комнаты.

— Чтобы я здесь больше не видела этого вертопраха, — сказала она Лене. — Ишь, ведь тебя под порку подвёл. Вот тебе наука — не водись со здешними окаянными. Все жулики, как есть жулики.

Экспедиция, рассеянная неожиданным вмешательством тёти Даши, через несколько минут вновь собралась под вязом. Сёмка был чернее тучи. Только сейчас он понял, какое нелестное мнение могла составить о нём Лена. Спартак пытался его утешить. Его рассуждения сводились к следующему. Отверженность — удел всех знаменитых путешественников. Современники их не понимают и ругают на все корки. Настоящее признание и лучезарная слава приходят, как правило, после смерти. Тут уж путешественникам ставят памятники, пишут про них книги, их именами называют острова. Например, остров Берестова, а ещё лучше — архипелаг Берестова.

— Здорово звучит, правда?

Сёмка согласился, что звучит здорово. Однако веселее от этого не стало, потому что посмертная слава его мало устраивала.

В одиннадцатом часу экспедиция тронулась в путь. Впереди рысцой трусил Пират. На заигрывания встречных собак он отвечал высокомерным ворчанием, давая понять, что участник солидной экспедиции не товарищ разным бродячим бездельникам. Следом шагали Витька в неизменном лётном шлеме и Спартак в красной испанской феске с белой кистью. При нём были узелок, плащ через плечо и котелок у пояса. С брюками, тенниской и сандалиями он давно расстался. Теперь, в белой рубашке и в трусиках, он выглядел старожилом улицы Малый спуск. На запястье левой руки поблескивал стёклышком новенький компас. Спартак уверял, что с этим компасом невозможно заблудиться даже в дебрях острова Борнео. В узелке лежал хлеб, порядочный кусок окорока, добытый из запасов тёти Даши, а также круг колбасы. Пират поглядывал на узелок, как на свою собственность.

От запасов пресной воды пришлось отказаться, ибо не нашлось подходящего бочонка.

Витька нёс лопату (из трёх удалось добыть лишь одну), зимнее пальто и мешочек с пшеном.

Шествие замыкал Сёмка, нагруженный парой резиновых сапог, двумя парами ботинок и солдатской шинелью, которую года два назад ему сшила мать. На груди красовался бинокль.

Приключения экспедиции начались буквально с первых же шагов. Не успела она выйти со двора, как столкнулась с Юриком. Серьёзное снаряжение приковало внимание малыша.

— Вы куда? — спросил он.

— Рыбу ловить, — беззаботно ответил Спартак.

— А удочки где?

— Пошёл отсюда! — цыкнул Витька и сделал жест, за которым обычно следует подзатыльник.

Юрик пустился наутёк. Но когда через некоторое время Витька оглянулся, он увидел брата, следующего за экспедицией шагах в десяти позади.

— Теперь не отвяжется, — плачущим голосом сказал Витька.

Ребята остановились и устроили военный совет. Затем позвали Юрика. Он подошёл, независимо заложив руки за спину. Витька кровожадно сгрёб его за воротник и вовлёк в центр круга.

— Если ты сейчас же не отстанешь, мы тебя изобьём.

В ответ на этот решительный ультиматум Юрик беспечно улыбнулся.

— А я папе расскажу про радио…

— Говори, говори, м-малявка! Мне теперь всё равно! — испытывая огромное облегчение и радость, закричал Витька и уже поднял руку, чтобы дать полную волю своим чувствам, расплатиться за всё…

Но Юрик быстро выпалил:

— Скажу маме, что ты ушёл на рыбалку, а ты должен за мной посматривать, и она тебя сейчас вернёт!!!

Витька застонал от бессильной ярости и даже скрипнул зубами. Ну и брат ему на шею навязался! Попробуй-ка возьми его голыми руками!

Спартак решил переменить тактику. Присев перед малышом на корточки, он постукал пальцем по компасу.

— Видел, какие часики?

Глазёнки у Юрика так и загорелись, словно у любителя редкостей. Лицо стало розовым от волнения.

— Так вот, — солидно продолжал Спартак, выдержав приличную паузу и давая Юрику возможность осмыслить выпавшее на его долю счастье, — если останешься дома и ничего не скажешь маме, то эти часики я тебе завтра подарю.

— Сейчас давай, — сказал Юрик.

— Сейчас я не могу, они мне самому нужны, — ласково возразил Спартак.

— Пойду за вами… Да возьму ещё и утону. Эх, тогда Витьке и попадё-от!.. И тебе тоже попадёт, ты не думай…

Спартак отшатнулся от малыша, как от привидения, обескураженно посмотрел на Витьку. Тот лишь махнул рукой. Уж он-то хорошо знал характер своего братца!

— Отдай! Чёрт с ним!..

— Да как же без компаса?! — отчаянно завопил Спартак.

— Как же, как же… Не надо было соваться. Ножик отдал, чего же компас жалеть? Отдавай, а то этот тип всё путешествие сорвёт.

Спартак пробовал ещё поторговаться. Он предлагал взамен компаса спички, Витькин летный шлем, свою испанскую шапочку с кистью, но Юрик оставался непреклонным. Ему нужны были только «часики». В конце концов компас, с которым путешественники могли бы без опаски разгуливать по дебрям острова Борнео, перекочевал в карман коротких Юркиных штанишек. И как только он там очутился, его новый владелец неожиданно задал стрекача.

— Ничего, — попробовал утешить себя Спартак, — это даже лучше. Будем находить путь по звездам, как древние мореплаватели.

Выйдя к реке, экспедиция разделилась. Сёмка отдал поклажу друзьям, а сам свернул к водной станции. Ребята двинулись через мост. Они должны были дождаться Сёмку с лодкой на противоположном берегу.