Валерий Брюсов

URBI ET ORBI[1]

1901–1903

К. Д. Бальмонту,

другу и брату

ВСТУПЛЕНИЯ

«По улицам узким, и в шуме, и ночью, в театрах…»

По улицам узким, и в шуме, и ночью, в театрах,

в садах я бродил,

И в явственной думе грядущее видя, за жизнью,

за сущим следил.

Я песни слагал вам о счастьи, о страсти, о высях,

границах, путях,

О прежних столицах, о будущей власти,

о всем распростертом во прах.

Спокойные башни, и белые стены,

и пена раздробленных рек,

В восторге всегдашнем, дрожали, внимали стихам,

прозвучавшим навек.

И девы и юноши встали, встречая, венчая меня,

как царя,

И, теням подобно, лилась по ступеням

потоком широким заря.

Довольно, довольно! я вас покидаю! берите и сны и слова!

Я к новому раю спешу, убегаю, мечта неизменно жива!

Я создал, и отдал, и поднял я молот,

чтоб снова сначала ковать.

Я счастлив и силен, свободен и молод, творю,

чтобы кинуть опять!

Апрель 1901

ЛЕСТНИЦА

Всё каменней ступени,

Всё круче, круче всход.

Желанье достижений

Еще влечет вперед.

Но думы безнадежней

Под пылью долгих лет.

Уверенности прежней

В душе упорной — нет.

Помедлив на мгновенье,

Бросаю взгляд назад:

Как белой цепи звенья —

Ступеней острых ряд.

Ужель в былом ступала

На все нога моя?

Давно ушло начало,

В безбрежности края,

И лестница все круче…

Не оступлюсь ли я,

Чтоб стать звездой падучей

На небе бытия?

Январь 1902

ПОСЛЕДНЕЕ ЖЕЛАНЬЕ

Где я последнее желанье

Осуществлю и утолю?

Найду ль немыслимое знанье,

Которое, таясь, люблю?

Приду ли в скит уединенный,

Горящий главами в лесу,

И в келью бред неутоленный

К ночной лампаде понесу?

Иль в городе, где стены давят,

В часы безумных баррикад,

Когда Мечта и Буйство правят,

Я слиться с жизнью буду рад?

Иль, навсегда приветив книги,

Веков мечтами упоен,

Я вам отдамся, — миги! миги! —

Бездонный, многозвенный сон?

Я разных ратей был союзник,

Носил чужие знамена,

И вот опять, как алчный узник,

Смотрю на волю из окна.

Январь 1902

У СЕБЯ

Так все понятно и знакомо,

Ко всем изгибам глаз привык;

Да, не ошибся я, я — дома:

Цветы обоев, цепи книг…

Я старый пепел, не тревожу, —

Здесь был огонь и вот остыл.

Как змей на сброшенную кожу,

Смотрю на то, чем прежде был.

Пусть много гимнов не допето

И не исчерпано блаженств,

Но чую блеск иного света,

Возможность новых совершенств!

Меня зовет к безвестным высям

В горах поющая весна,

А эта груда женских писем

И нежива, и холодна!

Лучей зрачки горят на росах,

Как серебром все залито…

Ты ждешь меня у двери, посох!

Иду! иду! со мной — никто!

1901

ПОБЕГ

И если, страстный, в час заветный,

Заслышу я мой трубный звук…

Tertia Vigilia

Мой трубный зов, ты мной заслышан

Сквозь утомленный, сладкий сон!

Альков, таинственен и пышен,

Нас облегал со всех сторон.

И в этой мгле прошли — не знаю, —

Быть может, годы и века.

И я был странно близок раю,

И жизнь шумела, далека.

Но вздрогнул я, и вдруг воспрянул,

И разорвал кольцо из рук.

Как молния, мне в сердце глянул

Победно возраставший звук.

И сон, который был так долог,

Вдруг кратким стал, как всё во сне.

Я распахнул тяжелый полог

И потонул в палящем дне.

В последний раз взглянул я свыше

В мое высокое окно:

Увидел солнце, небо, крыши

И города морское дно.

И странно мне открылась новой,

В тот полный и мгновенный миг,

Вся жизнь толпы многоголовой,

Заботы вспененный родник.

И я — в слезах, что снова, снова

Душе открылся мир другой,

Бегу от пышного алькова,

Безумный, вольный и нагой!

Август — октябрь 1901

РАБОТА

Здравствуй, тяжкая работа,

Плуг, лопата и кирка!

Освежают капли пота,

Ноет сладостно рука!

Прочь венки, дары царевны,

Упадай порфира с плеч!

Здравствуй, жизни повседневной

Грубо кованная речь!

Я хочу изведать тайны

Жизни мудрой и простой.

Все пути необычайны,

Путь труда, как путь иной.

В час, когда устанет тело

И ночлегом будет хлев, —

Мне под кровлей закоптелой

Что приснится за напев?

Что восстанут за вопросы,

Опьянят что за слова

В час, когда под наши косы

Ляжет влажная трава?

А когда, и в дождь и в холод,

Зазвенит кирка моя,

Буду ль верить, что я молод,

Буду ль знать, что силен я?

Июль 1901

МЕЧТАНИЕ

О, неужели день придет,

И я в слезах и умиленьи

Увижу этот небосвод

Как верный круг уединенья.

Пойду в поля, пойду в леса

И буду там везде один я,

И будут только небеса

Друзьями счастья и унынья!

Мне ненавистна комнат тишь,

Мне тяжело входить под кровлю.

Люблю простор, люблю камыш,

Орла, летящего на ловлю.

Хочу дождя, хочу ветров,

И каждый день — менять жилище!

Упасть бессильным в тяжкий ров,

Среди слепцов бродить, как нищий.

Меж ними, где навис забор,

Я разделю их братский ужин,

А ночью встретит вольный взор

Лишь глубину да сеть жемчужин.

Случайный гость в толпе любой,

Я буду дорог, хоть и странен,

Смешон невольной похвальбой,

Но вечной бодростью желанен.

И женщина — подруга дня —

Ко мне прильнет, дрожа, ревнуя,

Не за стихи любя меня,

А за безумство поцелуя!

1900–1901

ИСКАТЕЛЬ

О прекрасная пустыня!

Прими мя в свою густыню.

Народный стих

Пришел я в крайние пустыни,

Брожу в лесах, где нет путей,

И долго мне не быть отныне

Среди ликующих людей!

За мной — последняя просека,

В грозящей чаще нет следа.

В напевы птиц зов человека

Здесь не врывался никогда.

Что я увижу? Что узнаю?

Как примут тишину мечты?

Как будут радоваться маю,

Встречая странные цветы?

Быть может, на тропах звериных,

В зеленых тайнах одичав,

Навек останусь я в лощинах

Впивать дыханье жгучих трав.

Быть может, заблудясь, устану,

Умру в траве под шелест змей,

И долго через ту поляну

Не перевьется след ничей.

А может, верен путь, и вскоре

Настанет невозможный час,

И минет лес — и глянет море

В глаза мне миллионом глаз,

30 сентября 1902

вернуться

1

Граду и Миру.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: