Лишь через два часа к Питеру и Эмми подошел их семейный врач. Он явно не знал, с чего начать, посматривал то на девочку, то на Питера, пока Питер не выдержал:

– Эмми имеет право знать.

– Ей всего четыре года.

– Мне уже четыре года, – поправила его Эмми.

Вуд тяжело вздохнул.

– Мистер Миллс, у вашей жены рак легких, – сказал он.

Питер чуть качнулся и опустился обратно в кресло. Эмми недоуменно переводила взгляд с отца на врача. Она поняла, что это очень плохо, но не понимала почему.

– Как… – Питеру с трудом удалось справиться с голосом. – Как давно?

– Уже почти год, как мы знаем о нем. Рак нелегко диагностировать. Когда он начинает проявляться, стадия уже достаточно серьезная. Мы пытались лечить вашу жену медикаментами, иногда ей становилось легче, но это было лишь оттягивание неизбежного.

– Почему мне не сказали?

– Ваша жена настаивала, чтобы я держал это в тайне. Она не хотела, чтобы вы относились к ней, как к тяжело больной. Это было ее право.

Питер понял, что врач прав. И понял, что двигало Мелани. Он и сам бы сказал семье, когда уже скрывать правду стало бы невозможно.

– Что будет дальше?

– Миссис Миллс переведут в онкологическую клинику. Нужно переходить к более серьезным мерам. Способ лечения назначит врач клиники. Думаю, это будет химиотерапия в сочетании с лучевой терапией.

– А каковы шансы? – задал Питер самый страшный и самый важный вопрос.

Доктор Вуд отвел взгляд и пробормотал:

– Шансы есть всегда.

Питер все понял.

С этого дня жизнь их семьи изменилась. Мелани пришла в себя уже в онкологической клинике, куда практически переселилась ее семья. Эмми удивительно спокойно приняла мысль о тяжелой болезни матери. Питер списал это на юный возраст Эмми. Девочка просто не понимала, насколько все плохо. Да и о том, что жизнь имеет конец, Эмми еще не подозревала. И все же вела себя удивительно хорошо: она старалась не утомлять Мелани и радовать ее. В палате не шумела, а в те редкие дни, когда мама выходила прогуляться, не бегала, а степенно шла рядом, держа ее за руку.

В такие минуты Питеру казалось, что сердце его разорвется. Он-то понимал, дни их семьи сочтены. Врачи лишь разводили руками. Они делали все, чтобы продлить жизнь Мелани, но у рака были свои планы. Метастазы с чудовищной скоростью распространялись по телу. Опухоль прогрессировала, несмотря ни на что. Через несколько недель после поступления в больницу Мелани уже приходилось принимать очень сильные препараты, чтобы справиться с болью. Теперь она чаще спала, чем бодрствовала.

От той Мелани, что когда-то полюбила Питера Миллса, не осталось почти ничего: исхудавшая женщина, старше своих лет, постоянно в шапочке, из-за того что роскошные волосы выпали после сеансов химиотерапии. Она ужасно стеснялась своего вида, попросила убрать все зеркала, но Питер видел, что даже в его глазах она пытается поймать свое отражение, но он-то видел прежнюю Мелани, счастливую и здоровую.

Еще в самом начале лечения врач предупредил Питера, что в лучшем случае его жена проживет еще четыре месяца. Но вот этот срок истек, пошел пятый месяц жизни в онкологическом центре, а Мелани вдруг стало лучше. Метастазы больше не появлялись, и даже размер самой опухоли сократился. Врачи разводили руками.

– Рак – болезнь неизученная, а потому непредсказуемая. Наверное, организм вашей жены нашел скрытые резервы, – объяснял Питеру пожилой профессор. – Но все же постарайтесь не поддаваться ложным надеждам. Лучшее, что вы можете сейчас сделать, жить каждым днем.

Питер, Мелани и Эмми последовали его совету.

Через неделю Мелани выписали из онкологического центра. Питеру пришлось научиться ставить уколы, но он был готов на все, лишь бы их семья вернулась домой. Питер понимал, что если где у Мелани и есть шанс выздороветь, то только здесь. Этот дом был наполнен их любовью, их счастьем, их надеждами.

И правда Мелани ожила. Она все чаще улыбалась, смеялась, шутила. И болезнь, предсказание скорой смерти казались дурной шуткой, воспоминанием, которое лучше выбросить из головы.

Нью-Йорк и пригороды прихорашивались к Рождеству и Новому году. Питер наблюдал, как Мелани и Эмми украшают пушистую елку, и украдкой стирал с щеки слезинку. Он знал, какое желание загадает. И Эмми знала. А вот Мелани все никак не могла придумать.

Она чувствовала – скоро конец. Откуда взялось это ощущение, Мелани не смогла бы объяснить, просто знала. И совершенно не боялась, но Питеру ничего не говорила. Ему и так нелегко дались эти месяцы. А ведь впереди Питера ждало испытание страшнее. В такие минуты Мелани просила Бога помочь ее мужу, не оставить его, не дать горю сломить. Она больше не молилась о себе, лишь о Питере и Эмми.

В сочельник, когда их маленькая семья села за стол, Мелани вдруг попросила разрешения прочитать молитву. Питер лишь пожал плечами. В последнее время он разучился искренне молиться.

– Господи, благодарю Тебя за пищу, что дал нам, – своими словами начала Мелани. – Благодарю Тебя за дом, в котором мы живем. Благодарю Тебя за счастье, что так долго было в этом доме. И прошу лишь об одном: не дай унынию овладеть нашими сердцами. Аминь.

Она улыбнулась и ласково посмотрела на Эмми и Питера.

– Все в руках Божьих, и кто мы такие, чтобы решать, что верно, а что нет? – с той же легкой светлой улыбкой спросила она. И тут же сказала: – Питер, передай мне картошку, пожалуйста.

Они закончили ужин, уложили Эмми, пообещав утром под елкой гору подарков от Санта-Клауса, и пошли мыть посуду.

Сердце Питера вдруг сжалось от дурных предчувствий. Все было совсем как в день рождения Эмми.

Нет, этот праздник не может окончиться так, убежденно сказал себе Питер. И потом Мелани стало значительно лучше. Это же видно!

Если бы он только знал, каких трудов стоило его жене скрывать дикую боль, ежеминутно разрывающую ее на части. Да, видимое улучшение было, но лишь благодаря сильнейшим обезболивающим. Это были уже не медицинские препараты, это были самые настоящие наркотики. Мелани понимала, что у нее уже развилась зависимость. Она не хотела окончить свои дни в наркотическом дурмане. И пусть эти препараты подарят ей еще несколько таких бесценных дней и недель рядом с любимыми, но она хотела ощутить эти часы, прожить их по-настоящему. Этим утром Мелани заменила ампулы с наркотиками глюкозой. И подмена уже давала о себе знать. Боль, выворачивающая наизнанку, лишающая разума боль, сковывала ее тело.

Питер подошел к ней неслышно. Мелани вздрогнула, когда почувствовала на плечах его руки, но тут же расслабилась.

– Как хорошо, что ты рядом, – просто сказала она. – Я люблю тебя.

– И я люблю тебя.

Мелани повернулась и посмотрела ему в глаза.

– Питер, пообещай мне, что не станешь аскетом после моей смерти и не будешь отталкивать любовь лишь для того, чтобы хранить верность моей памяти.

– Что ты такое говоришь?! – возмутился Питер.

– Прошу тебя! – с нажимом повторила Мелани. – Обещай мне.

– Хорошо, – сдался Питер. – Обещаю.

– Вот и славно, – Мелани улыбнулась. – Эмми нужна будет мать, а тебе жена.

– Я никого никогда не смогу полюбить так, как тебя, – прошептал Питер.

– Я знаю и не прошу этого. Просто не закрывай свое сердце, позволь себе любить. Не бывает одинаковых чувств. Это как снежинки: каждый раз чем-то да отличается. И прошу тебя, Питер, не отрицай веру. Она многим помогла.

– Если… если тебя не станет, это будет несправедливо. Он не может такого допустить. – В голосе Питера звучали слезы.

– Не мне и не тебе решать, что Он может, а чего нет. Наверное, так было нужно. Знаешь, Питер, я счастлива. Я прожила пусть и короткую, но очень счастливую жизнь. Конечно, я бы хотела, чтобы мы вместе ушли через много-много лет, когда нам обоим уже порядком поднадоест здесь. Но судьба распорядилась иначе. Значит, так было нужно, – с нажимом повторила она. – Я люблю вас, Питер. Ты и дочь – смысл моей жизни. И знаешь, наверное, Господь позволил мне задержаться здесь именно поэтому. Благодари Его за этот дар, а не проклинай за то, чего не могло быть.