Все начали рассказывать, как чудесно и замечательно быть упырём и перечислять всё, что они разгрызли и проглотили благодаря своим замечательным зубам. Один из них сообщил, что эти зубы никогда не болят и не ломаются. Неважно, от чего умер твой обед, можно спокойно счавкать его. Они рассказали обо всех местах, где им удалось побывать, в основном, правда, это были катакомбы и чумные ямы. («В чумных ямах можно отлично подкрепиться!» — сообщил китайский император, и все с ним согласились.) Они рассказали Нику, как получили свои имена, и как он, в свою очередь, сперва станет безымянным упырём, а затем тоже получит имя.

— Да не хочу я становиться таким, как вы, — заявил Ник.

— А как ни крути, — весело сказал епископ Батский и Веллский, — всё равно станешь. Альтернатива тебе не понравится — дело мокрое и грязное, потом тебя будут переваривать, и всё закончится так быстро, что даже насладиться толком не успеешь.

— Да что ты об этом рассказываешь, — сказал китайский император. — Быть упырём лучше всего. Мы ничегошеньки не боимся!

Другие упыри, сидевшие вокруг костра из гробовых обломков, радостно поддержали это заявление. Они зарычали и закричали и запели, наперебой восхваляя себя — какие они мудрые и сильные, и как здорово ничего на свете не бояться.

И тут со стороны пустыни послышался отдалённый вой. Упыри притихли и придвинулись поближе к огню.

— Что это было? — спросил Ник.

Упыри замотали головами.

— Просто что-то в пустыне, — прошептал один из них. — Тихо! Оно может нас услышать.

Некоторое время упыри сидели в тишине, но вскоре забыли о вое в пустыне, и принялись распевать упырьи куплеты с мерзкими словами и ещё худшим смыслом. Наибольшей популярностью пользовались те, в которых перечислялось, какие гниющие части тела следовало съесть и в каком порядке.

— Я хочу домой, — сказал Ник, когда куплеты закончились. — Мне здесь не нравится.

— Ну что ты заладил, — раздражённо сказал герцог Вестминстерский. — Обещаю тебе, дурачок: как только станешь одним из нас, ты даже и не вспомнишь про какой-то там дом.

— Я вот ничего не помню, что было до того, как я стал упырём, — сообщил знаменитый писатель Виктор Гюго.

— Я тоже, — с гордостью сказал китайский император.

— Ничегошеньки, — подтвердил тридцать третий президент Соединённых Штатов.

— Ты станешь одним из избранных — самых умных, сильных и смелых существ на свете, — со значением сказал епископ Батский и Веллский.

Ника не впечатляли смелость и мудрость упырей. Однако, они действительно были сильными и нечеловечески быстрыми, а он сидел в самой гуще толпы и был со всех сторон окружён упырями. Побег был немыслим. Они бы схватили его раньше, чем он успел бы пробежать и десяток метров.

Где-то вдалеке ночь снова пронзил чей-то вой. Упыри ещё ближе придвинулись к огню. Ник слышал, как они фыркали и ругались. Он закрыл глаза, чувствуя себя несчастным и отчаянно тоскуя по дому. Ему совсем не хотелось становиться упырём. Он подумал, что в таком состоянии ни за что не сможет заснуть, но, к собственному удивлению, всё-таки проспал пару часов.

Его разбудил громкий шум. Кто-то рядом с ним потрясённо повторял:

— Да где же они? Ну?

Он открыл глаза и увидел, что епископ Батский и Веллский кричит на китайского императора. Оказалось, что во время ночлега двое упырей пропало, и никто не знал, куда они могли деться. Остальные сидели как на иголках. Они быстро собрали лагерь, а тридцать третий президент Соединённых Штатов подхватил Ника и перекинул его через плечо.

Упыри спустились по скалам обратно на дорогу и вновь устремились к Упырьхейму. Этим утром, под небом цвета нездоровой крови, они казались уже не такими воодушевлёнными. Ник, которого подбрасывало на каждой кочке, подумал, что упыри от чего-то убегают.

Около полудня, когда мертвоглазое солнце высоко стояло над головой, упыри вдруг остановились и сбились в кучу. Впереди, паря на восходящих потоках горячего воздуха, кружила стая ночных призраков.

Мнения упырей разделились: одни считали, что исчезновение их друзей ничего не значит, а другие считали, что на них кто-то охотится — возможно, как раз ночные призраки. Они долго спорили, но сошлись в одном: нужно было вооружиться камнями, чтобы бросать их в ночных призраков, если те начнут снижаться. Упыри принялись забивать карманы пустынными булыжниками.

В пустыне по левую руку от них что-то завыло. Упыри уставились друг на друга. На этот раз вой был громче, чем предыдущей ночью, и ближе. Высокий вой, похожий на волчий.

— Вы слышали? — спросил лорд-мэр Лондона.

— Неа, — ответил тридцать третий президент Соединённых Штатов.

— И я нет, — добавил достопочтенный Арчибальд Фитцхью.

Вой повторился.

— Надо бы домой, — сказал герцог Вестминстерский, поднимая большой камень.

Город-кошмар Упырьхейм возвышался впереди, на обнажённом скальном выступе, и упыри со всех ног кинулись к нему.

— Ночные призраки, они наступают! — закричал епископ Батский и Веллский. — Камнями их, гадов!

Ник наблюдал всё, болтаясь вниз головой на спине у тридцать третьего президента Соединённых Штатов. Пыль, поднимаясь с дороги, забивалась в его глаза и нос. Но он услышал крики, похожие на орлиные, и тогда он вновь позвал на помощь на языке ночных призраков. На этот раз никто не остановил его. Он подумал, что зов могли заглушить крики самих ночных призраков или проклятия упырей, швырявших в воздух камни.

Ник снова услышал завывания, на этот раз справа.

— Мерзкие твари, да их там тьма! — мрачно заметил герцог Вестминстерский.

Тридцать третий президент Соединённых Штатов передал Ника знаменитому писателю Виктору Гюго, который засунул его в свой мешок и закинул за плечи. К счастью для Ника, мешок пах всего лишь пыльным деревом, а не чем-нибудь похуже.

— Они отступают! — закричал какой-то упырь. — Смотрите, они уходят!

— Не дрейфь, парнишка, — прозвучал рядом с мешком голос, похожий на голос епископа Батского и Веллского. — В Упырьхейме такой ерунды не будет. Это Упырьхейм, он неприступный.

Ник не знал, был ли хоть один ночной призрак ранен или убит в этой стычке. Но из проклятий епископа Батского и Веллского можно было сделать вывод, что ещё несколько упырей пропало.

— Скорей! — закричал кто-то, возможно, герцог Вестминстерский, и все упыри бросились бежать. Нику в мешке было очень неудобно, к тому же, он больно бился о спину знаменитого писателя Виктора Гюго, а иногда стукался об землю. Дополнительные неудобства создавали несколько деревяшек с острыми гвоздями, — остатки гробовых досок для костра. В руку Нику впивался какой-то шуруп.

Несмотря на то, что мешок вместе с Ником постоянно трясло, подбрасывало и обо что-нибудь било на каждом шагу упыря, Ник сумел ухватить этот шуруп правой рукой. Он потрогал острый кончик шурупа, и в глубине его души зародилась надежда. Он воткнул шуруп в ткань мешка прямо под собой, затем вытащил его и сделал ещё одну дырку пониже первой.

Откуда-то сзади снова послышался вой, и Ник вдруг понял, что если что-то способно испугать даже упырей, значит, оно должно быть таким страшным, что и представить трудно. Он даже на миг перестал дырявить мешок — а вдруг он сейчас выпадет из мешка прямо в когти неизвестного чудовища? С другой стороны, если он умрёт сейчас, то он хотя бы умрёт самим собой — помня и своих родителей, и Сайласа, и даже мисс Люпеску.

Эта мысль его приободрила.

Он снова накинулся на ткань мешка, яростно втыкая в неё шуруп, образуя всё новые дырки.

— Давайте, парни, — крикнул епископ Батский и Веллский. — Вверх по лестнице — и мы дома, в Упырьхейме нам ничто не грозит!

— Ура, вашмилсть! — выкрикнул кто-то в ответ, вероятно, достопочтенный Арчибальд Фитцхью.

Упырь, который нёс мешок, стал двигаться по-новому: теперь это были не равномерные рывки вперёд, а чередование: вперёд-вверх, вперёд-вверх.

Ник растянул одну из дырок в ткани пальцем, проделав себе смотровое отверстие. Он выглянул наружу. Сверху было жуткое красное небо, а внизу…