— Немца — казнить, — не оборачиваясь, приказал князь и стукнул об пол тяжелым княжеским жезлом.

— Слушай, народ, мое княжеское повеление! Поелику шельмец сей, — под тяжелым взглядом князя Руслан покраснел еще более, — супруги своей не уберег, повелеваю: тот, кто ее в отчий дом вернет, тот руку Людмилы и получит.

— А денег дашь? Ну хоть с полсотни? — прокричали в задних рядах.

— Зачем полсотни? — удивился князь. — Сотню дам! Эй, стража! Сотню плетей шутнику!

Гридничие споро скрутили одного из витязей и спешно поволокли прочь. Дурных шуток князь и сам не любил, и другим не прощал.

— Да, немца вернуть. Коли жив еще, — добавил князь мельком. — А сей шельмец…

Руслан, почуяв, что завоняло жареным, поспешил бухнуться перед Владимиром на колени.

— Не вели, батюшка, казнить, вели слово молвить! — заорал витязь, точно его резали.

— Ну молви, молви… — ответствовал князь, хмуря брови.

— Дозволь, батюшка, мне за Людмилой вдогонку кинуться и из полона злого ее вызволить! У меня жену украли — мне и ответ держать!

Владимир на мгновение замыслился.

— Ну так и быть, езжай, — проговорил он. — Но ежели Людмилы не воротишь — и самому тебе лучше бы не воротиться!

Грозный княжеский взгляд определенно не сулил Руслану ничего хорошего.

— Верну, батюшка! Как есть верну, — обрадовано вскричал Руслан, поднимаясь с колен. Не подпоясанные ничем штаны не преминули соскользнуть. В гриднице раздался громовой хохот…

Чуден Днепр при тихой погоде! Чудны и птицы, населяющие его обрывистые берега. Редкая из них долетит до середины Днепра. Даже быстрокрылые чайки — и те поворачивают обратно, словно не в силах преодолеть незримую границу. Почему? Кто знает… Молчит Днепр. Не открывает своей тайны.

Но чу! Садится за реку Солнце. Вот уже и тень набежала на ее серебристую гладь, и берега потемнели, помрачнели…

А что это движется там по реке? Или не по реке — по берегу? Кто эти всадники, что за отважная четверка гарцует на лошадях? Это они, неудачливые женихи красавицы Людмилы. Рядом скачут они, все четверо, и с подозрением косятся друг на друга: не хочет ли кто-то один избавиться от соперников? Не возьмет ли в руки богатырскую палицу или острый меч? Но не берет никто. Едут дальше.

Вдруг открывается перед ними перекрестье, где торный широкий путь пересек узенькую тропку, по которой едут они. Близ перекрестья вкопан в землю огромный камень — плита из замшелого гранита. Спешился едущий впереди Ратмир, читает надпись на камне:[1] «Направа пайдъшъ — бъзъ коня уйдъшъ, пряма пайдъшъ — в болото попадъшъ, налева пайдъшъ — дамой нъ воротешъся». И подпись: «Кащъй-Бис. Смъртный».

— Ну, други-братцы, пора нам расставаться, — проговорил Ратмир.

«Брат ты мне или не брат?» — мыслено спросил Рогдай, коего всегда занимали вопросы межнациональных отношений, а вслух произнес:

— Коня мне не жалко, а потому — поеду-ка я направо!

— Мы, хазары, — сказал Ратмир, — в огнях не горим, а в болотах не тонем. Мне, други, прямо!

Руслан колебался недолго.

— Я — не дама, — сказа он, — и дамой не ворочусь, а посему прямая мне дорога налево!

— Ну а мне, — с облегчением заявил Фарлаф, — остается одна дорога. — Прощайте, друзья! Один за всех!

— И все без одного! — Подхватили витязи клич.

Руслан поворотил коня и отвернулся, дабы не показывать навернувшихся на глаза слез. Верный Сивка-Бурка послушно затрусил вперед. Руслан потрепал коня по холке и крикнул басом: «Но, милая!». Но милая не отозвалась, и Руслан, скрипя сердцем,[2] поехал дальше.[3]

Долго ли, коротко ли ехал он, про то никому неведомо, равно как и самому Руслану; но тут дорога в очередной раз повернула, и перед задумавшимся витязем внезапно возникла высокая гора.

У подножия горы виднелся вход в пещеру, напоминавший формой своей латинянскую букву «А». Вход закрывала дубовая дверь, окованная листовым железом, теперь, впрочем, отворенная. Над входом в пещеру трепетала на ветру изрядно потрепанная временем вывеска на ломанном русском языке: «Пъщъра офъ мистеръ Мак-Дугъль. Кто нъ спрятался, я нъ виноватъ».[4] Руслан медленно спешился, не сводя глаз со входа в пещеру.

— Пещера-пещера, стань ко мне передом, а к горе задом! — позвал он, не особо, впрочем, рассчитывая на столь быстрый результат.

— Фик тебе! — отозвался из пещеры чей-то ехидный голос. — Это только на избушки с куриными мозгами действует!

Русла ненадолго задумался, но тут же отдумался и закричал пуще прежнего:

— Выходи на бой, Идолище Поганое! Попомнит тебе русский народ бойню у Калинова моста!

И добавил зачем-то: «Да здравствует феодализм — светлое будущее рабовладельческого строя!»

Из пещеры донесся давешний голос, но теперь он казался скорее напуганным, нежели ехидным.

— Ви есть оскорбить американский гражданин! Я быть жаловаться в американский посольство в Киеве!

Русла нахмурился и как бы невзначай перехватил булаву за рукоять.

— Ах, ты гой еси, добрый молодец! — вскричал витязь (Руслан никогда не отличался особыми географическим познаниями).

— Нет, нет, я не есть еврей, я есть финн! — донеслось из пещеры. «Финн! Инн!» — повторило эхо. Эхо хотело повторить еще и «Нн!», но запнулось и замолчало.

Между тем из пещеры вышел тот, кто назвался финном. Был он смуглым и золотоглазым; одет же он был в синие штаны с белесыми разводами и такую же куртку. Волосы его были зачесаны на косой пробор, а золотые зубы, видневшиеся в глубине рта, показывали, что человек он солидный и на мелочи размениваться не станет.

Тут Руслан смутился и вспомнил о вежливости.

— Здоровеньки були! — поздоровался он и протянул хозяину руку.

— Хэллоу! Меня зовут Финн, Гекельбери Финн, хотя друзья называют меня Гек, просто Гек! Ведь мы, я надеюсь, станем друзьями? — проговорил Финн, изо всех сил тряся протянутую ему руку.

Руслану этот словоохотливый человек пришелся по душе.

— А меня зовут Русланом, — назвался витязь. Он хотел было рассказать о себе побольше, но спохватился, — а вдруг этот Финн — монголо-татарский шпион? «Оно, конечно, — подумал Руслан, — Финн говорил, что американец; и даже в посольство жаловаться обещал… Но ежели с другой стороны посмотреть; одежда на нем странная, на нашенскую непохожая; говорит, опять же, с акцентом, да еще и зубы эти золотые… Надобно проверить!» Руслану очень кстати вспомнился грозного вида витязь с плаката, висевшего над рукомойником в княжеской гриднице. Витязь словно бы смотрел на тебя и указывал перстом. Под плакатом славянской вязью было написано: «Первого облика будь достоин! Ворог не дремлет!». И подпись: тысячник Пронин.[5]

— А как Вы здесь оказались? — спросил Руслан, делая заинтересованное лицо.

— О, это долгая история, — ответил Финн. — Во всем виновата христианская наука Мэри Беккер Эдди…

Финн задумчиво замолчал.

— Продолжайте, продолжайте, — подбодрил его витязь.

— Да, — повторил Финн, — во всем виновна Мэри Беккер Эдди. А все началось с того, что…