Раздавай чай, сказала мнѣ мать моя; сядь подлѣ меня, любезная дочь, и потчивай насъ чаемъ.
Съ великою охотою пошла я на тотъ стулъ, которой былъ оставленъ презрительнымъ тѣмъ человѣкомъ. Ласковость матери моей привела меня нѣсколько въ себя и успокоила. Во время завтрака сказала я г. Сольмсу слова два единственно въ угодность моему отцу. И гордыя души бываютъ иногда снисходительны, сказала мнѣ сестра моя тихимъ голосомъ показывая видъ торжества и презрѣнія; но я притворилась, будто бы словъ ея не слыхала.
Мать моя была самая благосклонность. Я спрашивала ее: нравится ли ей чай? она отвѣчала мнѣ на то съ ласковостію, называя любезною своею дочерью. Такое ободреніе нѣсколько меня возгордило; я ласкала себя, что отъ отца моего не будетъ мнѣ никакихъ предложеній; по тому что и онъ говорилъ со мною ласково и благосклонно. Теперь остановлюсь я при нѣкоторыхъ небольшихъ подробностяхъ, которыя однакожъ доведутъ насъ и до большихъ, какъ ты то сама увидишь.
Передъ окончаніемъ завтрака отецъ мой вышелъ, вызвавъ за собою мою мать, сказывая ей, что сообщитъ ей нѣчто нужное. Сестра моя и тетка оставшись нѣсколько времяни съ нами также изъ глазъ нашихъ скрылись.
Братъ мой сказалъ мнѣ презрительнымъ голосомъ вставая со своего стула; постой сестрица! я покажу тебѣ одну рѣдкость за которою теперь схожу. Выговоря сіе вышелъ и заперъ дверь за собою…
Начинала я понимать, къ чему всѣ сіи пріуготовленія клонились. Я встала; мерзавецъ стараясь произнести нѣсколько словъ всталъ также, и началъ приводить въ движеніе кривыя свои ноги, чтобы подойти ко мнѣ по ближе. Признаюсь, любезная пріятельница, что все для меня въ немъ противно и несносно. Пойду сказала я ему, избавить брата моего отъ труда принести мнѣ свою рѣдкость; прощайте, государь мой! онъ стоялъ разинувъ ротъ и старался меня оставить; однакожъ я вышла за моимъ братомъ, котораго увидѣла идущаго съ моею сестрою въ садъ, хотя время было и очень дурно.
Едва только вошла я въ свой покой, какъ думала послать Анну къ моей матери, просить позволенія притти къ ней для нѣкотораго съ нею переговора; и спустя нѣсколько минутъ горничная ея дѣвушка Хорея пришла за мною проводить меня въ ея кабинетъ. Анна сказала мнѣ притомъ, что отецъ мой лишь только теперь отъ нее вышелъ съ лицемъ гнѣвнымъ и сердитымъ. Тогда почувствовала я въ себѣ отъ посѣщенія сего столько же страха и опасенія сколько прежде имѣла на то желанія.
Между тѣмъ я сошла, и подходила къ горницѣ моей матери съ великимъ трепетомъ и дрожаніемъ сердца.
Мать моя примѣтила во мнѣ мое замѣшательство; садясь на стулъ простерла она ко мнѣ свои руки и сказала мнѣ съ пріятною улыбкою; Поди ко мнѣ, дочь моя! къ чему въ тебѣ такое смущеніе? Сія ласковость и благосклонность усугубили во мнѣ мои страхи, но мать моя старалась меня успокоить.
Дражайшая родительница! сказала я ей бросясь въ ея объятія, и прижавши къ ея грудямъ мою голову.
Дочь моя! любезная дочь! отвѣчала она мнѣ; удержи твои ласкововости, и дай мнѣ съ тобою изъясниться. Слезы мои текли по ея груди, и я также чувствовала шею мою омоченную ея слезами. Какая была нѣжность во всѣхъ ея выраженіяхъ! встань любезная Кларисса! говорила она; дай мнѣ видѣть лице твое, которое для глазъ моихъ всегда мило и пріятно. Ахъ! любезная дочь! дочь моего сердца! отъ чего происходятъ сіи рыданія и вздохи? Не ужели устрашающая тебя должность приводитъ въ такое движеніе, прежде нежели ты меня успѣла выслушать…? Однакожъ я рада тому, что ты предъугадываешь напередъ то, что я говорить намѣрена съ тобою; ты избавляешь меня отъ затрудненія открыть тебѣ то, что и для меня самой тягостно чрезвычайно.
Потомъ вставши подвинула къ своему стулу другой, и приказала мнѣ на него сѣсть. Я. утопая въ слезахъ и страшась всего слышаннаго, произносила только одни вздохи. Подвинула она стулъ свой къ моему еще ближе, обняла меня, и прижимая лице мое къ своему сказала: дай же мнѣ выговорить, когда сама говорить не можешь; слушай.
Ты знаешь, любезная дочь! съ какимъ терпѣніемъ сношу я все, чтобы только возставить между нами миръ и согласіе. Отецъ твой весьма милостивъ и снисходителенъ, имѣетъ преизрядныя намѣренія; но ни въ чемъ не хочетъ видѣть противорѣчія. Примѣчала я иногда твое обо мнѣ сожалѣніе, когда принуждена я была ему во всемъ уступать.
Слабость сія дѣлаетъ ему очень мало чести; но мою увеличиваетъ гораздо болѣе; однакожъ естьли бы я могла его удержать, то не желала бы никакъ имѣть лучшей сего выгоды, которая для обѣихъ насъ дорога чрезвычайно. Ты будучи дѣвица почтенная, разумная, добродѣтельная, не захочешь никакъ умножать мои затрудненія, и не пожелаешь поколебать то спокойствіе и тишину, которыя мать твоя съ толикимъ трудомъ едва сохраняетъ. Повиновеніе лучше всякой жертвы. Ахъ! любезная Клари! обрадуй мое сердце, сказавши мнѣ, что страхи мои напрасны. Вижу ясно, въ какое привожу тебя смущеніе и замѣшательство; вижу въ какомъ смятеніи твое сердце; но оставлю тебя на нѣсколько времяни въ покоѣ; не отвѣчай мнѣ теперь ничего; ибо въ сіе время бросилась я передъ нею на колѣна съ распростертыми руками, стараясь ей отвѣтствовать. Я не пріуготовилась къ твоимъ жалобамъ; но даю тебѣ время собраться съ мыслями, и прошу тебя употребить материнскую мою горячность въ свою пользу.
Сказавши сіе, вышла тотчасъ въ другую горницу отирая свои слезы. Я также въ слезахъ утопала, и огорчительныя движенія моего сердца соотвѣтствовали совершенно всѣмъ моимъ предчувствіямъ.
Мать моя возвратилася съ большею противъ прежняго твердостію. Я стояла еще на колѣнахъ, преклоня голову къ тому стулу, на которомъ она сидѣла. Взгляни на меня, любезная Кларисса! перестань огорчаться. Нѣтъ, нѣтъ, дражайшая родительница! нѣтъ… вставши хотѣла я продолжать; но она предупредя меня, подняла съ колѣней и начала напередъ сама слѣдующимъ образомъ: нѣтъ нужды въ такомъ уничиженіи; надлежитъ повиноваться; надобно согибать сердце; а не колѣни; дѣло уже рѣшено совершенно; и такъ приготовься принять твоего отца такъ, какъ должно, и какъ онъ того желаетъ; вообрази себѣ, что отъ той четверти часа зависитъ спокойствіе моей жизни, удовольствіе всей фамиліи, и собственная твоя безопасность вразсужденіи сильнаго человѣка. Наконецъ, приказываю тебѣ, ежели ты уважаешь мое благословеніе, рѣшиться быть за господиномъ Сольмсомъ.
Слова сіи поразили сердце мое смертельнымъ ударомъ; я упала безъ чувствъ и памяти; пришедши въ себя увидѣла, что нахожусь между нашихъ женщинъ; шнурованье на мнѣ было распорото, и лице мое покрыто полотенцомъ, намоченнымъ крѣпкими духами. Матери моей тутъ не было. Правда, что естьли бы оказано было мнѣ снисхожденія и ласковости меньше, и естьли бы несносное мнѣ имя не коснулось моему слуху, или бы сказано мнѣ было не съ такою рѣшительностію, то могла бы я еще нѣсколько въ силахъ моихъ поудержаться. Но какимъ образомъ услышать изъ устъ любимой и почитаемой мною матери то, что я должна быть супругою г. Сольмса, или лишиться ея благословенія.
Пришла за мною Хорея въ другой разъ, и сказала мнѣ, что мать моя чрезвычайно безпокоится о случившемся со мною произшествіи, и ожидаетъ меня къ себѣ, лаская себя надеждою въ моемъ повиновеніи. Я никакого ей не дала на сіе отвѣта; и чтобы могла сказать? опершись на руку моей Анны, пошла въ свой покой, и тамъ предалась теченію горестныхъ моихъ мыслей и воображеній.
Между тѣмъ вошла ко мнѣ моя мать. Радуюсь, говорила она входя, что имѣю случай притти въ твою горницу. Но не смущайся, Клари! и не безпокойся; не уже ли не почитаешь меня своею нѣжною и снисходительною матерью? не огорчай меня твоимъ огорченіемъ; не причиняй мнѣ прискорбія, когда я намѣрена подать тебѣ утѣшеніе. Пойдемъ, любезная дочь! въ книжной твой кабинетъ.
Взявши меня за руку, посадила подлѣ себя; и освѣдомясь о моемъ здоровьѣ, сказала мнѣ послѣ многихъ околичностей, что расположеніе всего того дѣла взяла она съ отцомъ моимъ на себя. Но выслушай меня напередъ, продолжала она со вниманіемъ; послѣ того дамъ я тебѣ говорить свободно. Тебѣ не безъизвѣстно, какая причина и предмѣтъ посѣщеній г. Сольмса.