Я в струе воздушного тока,

Восстану на мертвом одре

Закачается красное око

На упавшем железном кресте.

Мне подножие — мраморный камень,

Но я встану, омят бирюзой.

На ланитах заискрится пламень

Самоцветной, как день, слезой.

Скоро, скоро — сквозным я духом

Неотвратно приду за ней,

Облеченный бледным воздухом,

Как вуалью все тех же дней.

И к ней воздушный скиталец —

Прижму снеговое лицо.

Наденет она на палец

Золотое мое кольцо.

Знаю все: в сквозные вуали

И в закатный красный янтарь,

Облечемся, — царица, царь.

Был окован могилой сырою,

Надо мною качался крест.

А теперь от людей укрою

Ее колыбелью звезд.

1907

Москва

Свежеет. Час условный.

С полей прошел народ.

Вся в розовом поповна

Идет на огород.

В руке ромашек связка.

Под шалью узел кос.

Букетиками баска —

Букетиками роз.

Как пава, величава.

Опущен шелк ресниц.

Налево и направо

Все пугала для птиц.

Жеманница срывает

То злак, то василек.

Идет. Над ней порхает

Капустный мотылек.

Над пыльною листвою,

Наряден, вымыт, чист,—

Коломенской верстою

Торчит семинарист.

Лукаво и жестоко

Блестят в лучах зари —

Его младое око

И красные угри.

Прекрасная поповна,—

Прекрасная, как сон,

Молчит, зарделась, словно

Весенний цвет пион.

Молчит. Под трель лягушек

Ей сладко, сладко млеть.

На лик златых веснушек

Загар рассыпал сеть.

Крутом моркови, репы.

Выходят на лужок.

Танцуют курослепы.

Играет ветерок.

Вдали над косарями

Огни зари горят.

А косы лезвиями —

Горят, поют, свистят.

Там ряд избенок вьется

В косматую синель.

Поскрипывая, гнется

Там длинный журавель.[8]

И там, где крест железный,—

Все ветры на закат

Касаток стаи в бездны

Лазуревые мчат.

Не терпится кокетке

(Семь бед — один ответ).

Пришпилила к жилетке

Ему ромашки цвет.

А он: «Домой бы. Маша,

Чтоб не хватились нас

Папаша и мамаша.

Домой бы: поздний час».

Но розовые юбки

Расправила. В ответ

Он ей целует губки,

Сжимает ей корсет.

Предавшись сладким мукам

Прохладным вечерком,

В лицо ей дышит луком

И крепким табаком.

На баске безотчетно

Раскалывает брошь

Своей рукою потной,—

Влечет в густую рожь.

Молчит. Под трель лягушек

Ей сладко, сладко млеть.

На лик златых веснушек

Загар рассыпал сеть.

Прохлада нежно дышит

В напевах косарей.

Не видит их, не слышит

Отец протоиерей.

В подряснике холщовом

Прижался он к окну:

Корит жестоким словом

Покорную жену.

«Опять ушла от дела

Гулять родная дочь.

Опять не доглядела!»

И смотрит — смотрит в ночь.

И видит сквозь орешник

В вечерней чистоте

Лишь небо да скворечник

На согнутом шесте.

С дебелой попадьею

Всю ночь бранится он,

Летучею струею

Зарницы осветлен.

Всю ночь кладет поклоны

Седая попадья,

И темные иконы

Златит уже заря.

А там в игре любовной,

Клоня косматый лист,

Над бледною поповной

Склонен семинарист.

Колышется над ними

Крапива да лопух.

Кричит в рассветном дыме

Докучливый петух.

Близ речки ставят верши

В туманных камышах.

Да меркнет серп умерший,

Висящий в облачках.

1906

Москва

Клонится колос родимый.

Боже, — внемли и подъемли

С пажитей, с пашни

Клубы воздушного дыма,—

Дымные золота земли!

Дома покой опостылил.

Дом покидаю я отчий…

Облаков башни

В выси высокие вылил, —

Вылил из золота Зодчий.

Юность моя золотая,

Годы, разбитые втуне!..

К ниве озимой

Ласково льнут, пролетая,

Легкие, легкие луни.

Лик мой, что в высь опрокинул,

Светочем, Боже, исполни!

Светоч родимый —

В просветы светлые хлынул

Хладными хлябями молний.

Буду я градом исколот.

Вихрь меня пылью замылит

В неба лазурного холод —

Город из золота вылит.

1907

Ей, помчались! Кони бойко

Бьют копытом в звонкий лед;

Разукрашенная тройка

Закружит и унесет.

Солнце, над равниной кроясь,

Зарумянится слегка.

В крупных искрах блещет пояс

Молодого ямщика.

Будет вечер: опояшет

Небо яркий багрянец.

Захохочет и запляшет

Твой валдайский бубенец.

Ляжет скатерть огневая

На холодные снега.

Загорится расписная

Золотистая дуга.

Кони встанут. Ветер стихнет.

Кто там встретит на крыльце?

Чей румянец ярче вспыхнет

На обветренном лице?

Сядет в тройку. Улыбнется.

Скажет: «Здравствуй, молодец…»

И опять в полях зальется

Вольным смехом бубенец.

Июнь 1904

Серебряный Колодезь

Как дитя, мы свободу лелеяли,

Проживая средь душной неволи.

Срок прошел. Мы былое развеяли.

Убежали в пустынное поле.

Там, как в тюрьмах, росло наше детище;

Здесь приветствовал стебель нас ломкий.

Ветерок нежно рвал наше вретище.

Мы взвалили на плечи котомки,—

И пошли. Силой крестного знаменья

Ты бодрил меня, бледный товарищ,

Над простором приветствовал пламень я

Догоравших вечерних пожарищ.

Ветерки прошумели побегами.

Мы, вздохнув, о страданье забыли.

День погас. На дороге телегами

Поднимали столбы серой пыли.

Встало облако сизыми башнями.

С голубых, бледнотающих вышек

Над далекими хлебными пашнями

Брызнул свет златоогненных вспышек.

Зорька таяла пологом розовым.

Где-то каркал охрипший галчонок.

Ты смотрел, как лесом березовым

Серп луны был и снежен, и тонок.

1904

Москва