Нет в жизни совершенства, — пожал плечами Хорриган.

В то не по-осеннему жаркое утро два офицера Секретной службы занимали позицию на крыше, с которой просматривалась Массачусетское авеню.

Один из них — снайпер в оранжевых солнцезащитных очках — поудобней пристраивал свою мощную винтовку с оптическим прицелом. Он делал это столь же небрежно, как профессиональный игрок в гольф взмахивает своей клюшкой перед легким, но решительным ударом.

Другой офицер в форме внимательно разглядывал в бинокль приближающийся президентский эскорт.

Он наблюдал, как медленно надвигается кавалькада, пятеро полицейских мотоциклистов, две полицейские машины и еще один полицейский автомобиль без опознавательных знаков, пара легковушек Секретной службы президентский лимузин, черный микроавтобус, несколько машин прессы, еще два полицейских патруля, и еще трое на мотоциклах. Все было обставлено с достаточной помпой. Снайпер, истекая потом, ухмыльнулся, глядя на караван.

— И куда он сегодня направляется.

Другой опустил бинокль и усмехнулся в ответ:

— Большое дело. Везет президента Франции пообедать.

— Правда?

— Ага. В китайскую забегаловку на улице К.

Пот скатывался из-под очков по носу снайпера.

— Боже, — ворчал он, — будто бы он не мог заказать чего-нибудь на дом для этого лягушачьего принца?

Потея и пыхтя, Хорриган бежал рядом с президентским лимузином — один из полудюжины агентов, сопровождавших машину, не спеша катящуюся по улице, на виду у собравшейся толпы, размахивающей маленькими американскими и французскими флажками. Из открытых огромных окон парадного лимузина оба президента улыбались и приветливо трясли ладошками зевакам.

— Черт побери эту жару, — думал Хорриган. — Это как раз мое долбаное счастье — поймать такой денек для первого выхода.

Он жмурился от солнца — единственный на всех он был без защитных очков и пытался внимательно смотреть в толпу, проплывающую мимо него. Каждый следующий шаг отдавался в мозгу навязчивой мыслью о том, что все же обязанности охраны — это игра для молодых.

Даже и молодого парня в лучших физических кондициях эта работа может выжечь дотла. И это после трех изматывающих лет, после чего его отстраняли от этой безжалостной работы. И вот он просит, умоляет, чтобы его взяли обратно!

Голос в наушнике известил Хорригана и остальных агентов о внезапном изменении обстановки.

Лимузин неожиданно остановился, а Хорриган и другие — среди них и Лилли Рейнс в свободном брючном костюме, кроваво-красной блузке и туфлях без каблуков — образовали периметр вокруг машины и двух появившихся президентов, напяливших совершенно одинаковые дежурные улыбки и пошедшие, что называется, «в народ», старый известный всем политикам способ потрясти руками и обмолвиться парой слов с неожиданно разросшейся и многолюдной толпой.

За два месяца до выборов, порядком растеряв популярность, глава исполнительной власти, конечно же, не мог не воспользоваться таким блестящим популистским приемом.

Словно приклеенный, стоя напротив двух президентов, Хорриган испытывал на толпе свой хорошо тренированный, бесстрастный взгляд зомби, обращающий в запуганную жертву каждого испытываемого им человека, замораживающий каждое движение. И когда некто, похоже бездомный, в поношенном армейском кителе попытался пробраться вперед, Хорриган одарил его таким запатентованным жестким и непереносимым взглядом, что тот сразу как-то съежился и быстро растворился в толпе.

Поглядывая на Лилли, Хорриган с трудом сдерживал улыбку, которая мгновенно бы разрушила его неприступную маску, но версия «взгляда» в исполнении Лил-' ли была столь натруженной, что казалась скорее комичной. Впервые с момента их знакомства он подавил в себе свои мужские наклонности и подумал о ней, как о «девчушке».

Но при всем том он понимал, что она на своем месте. Она на своем месте.

Он обратил внимание, что она сосредоточилась на ком-то в толпе. Он присмотрелся и обнаружил человека ближневосточного типа, залезшего рукой в холщовую сумку. Его присутствие здесь не было подозрительным, он был одет в приличный черный деловой костюм без галстука. Но его поведение вызывало сомнение. Хорриган не был расистом, но с точки зрения Секретной службы, увидеть человека с Ближнего Востока — значит вспомнить о Священной Войне, готовой обрушится на президента.

Хорриган заметил, как Лилли что-то произнесла в свой микрофончик, и пару секунд спустя два агента в штатском подошли к смуглому парню. Они придержали его, и один из них, опустив Руку в сумку, извлек из нее… камеру.

Хорриган и не думал расслабляться. Но отметил про себя и даже с некоторым удовлетворением быструю и профессиональную реакцию Лилли.

Наконец, президентам надоело расшаркиваться перед довольной толпой, и они вернулись в лимузин. Уоттс закрыл за ними дверь и занял свое место впереди рядом с шофером.

Теперь лимузин опять тронулся в путь, а это означало, что Хорригану вновь придется побежать. Пыхтя и потея, стирая пот со лба, он бежал рядом, держа темп. Это было трудно. Но он держал темп.

Уоттс с переднего сиденья лимузина смотрел на Хорригана и, конечно, понимал, чего стоили обязанности его старшему агенту. Он довольно усмехнулся и перевел взгляд на дорогу.

Хорриган гордился собой. И не столько из-за того, что выдержал, а из-за того, что сдержался и не выставил этому самовлюбленному ублюдку средний палец.

Окуляры бинокля следовали за президентской кавалькадой, как металл за магнитом. Затем картинка в бинокле укрупнилась и сосредоточилась на специальном агенте Хорригане, самоотверженно сражающемся с собой и с дорогой, измученном и, кажется, готовом рухнуть в любую секунду.

— Бедный малыш…

Бинокль опустился. Он был в руках не офицера Секретной службы на крыше здания, а совсем у другого наблюдателя, незаметного на расстоянии, скрытого в конце толпы.

Наблюдатель широко улыбался.

— Бедный малый, — снова промурлыкал Митч Лири из тени дверного проема.

Забравшись с ногами в кресло, Хорриган попросту уснул без снов, и вдруг он ощутил чьи-то руки на своей груди. Он открыл глаза: кто-то пытался расстегнуть его рубашку!

— Что за черт…

Это был опрятный паренек в белом.

— Убери свои грязные лапы!

Паренек-санитар отскочил назад в диком ужасе, буквально врезавшись во второго, куда более старшего медика.

Смертельно уставший Хорриган, только что отключившийся в- мягком кресле в комнатке на отшибе Службы охраны, теперь обнаружил себя глазеющим на Сэма Кампанью, Мэтта Уайлдера, Лилли Рейнс и еще с полдюжины других агентов.

Некоторые лица казались озадаченными, зато другие уже взрывались в приступе здорового смеха.

Санитар, все еще мелко дрожа, смущенно вымолвил:

— Боже, простите, мистер…

А старший вмешался:

— Да, но нам сообщили, что с вами случился сердечный приступ!

Кампанья, выражение лица которого содержало подлинную заботу, положил руку на плечо Хорригана.

— С тобой все в порядке, Фрэнк?

— Ага… Какой-то шутник меня просто подставил.

Несколько человек рассмеялись, остальные присоединились к ним, и даже Камнанья улыбнулся.

— Да, кстати, кто же у нас такой остроумный? — осведомился Хорриган, застегивая рубашку. — И, вообще, может ли пожилой гражданин вздремнуть минутку в свой заслуженный перерыв?

Во всеобщем хохоте обоим медикам ничего не оставалось, как только еще раз промямлить свои извинения и исчезнуть. Хорриган крикнул им в спину:

— Эй, ребята, может, задержитесь на минутку.

Юный санитар остановился: «Да?»

— Вот! — Фрэнк указал на грохочущих агентов. — Может, придется подлечить одно другое огнестрельное ранение…

Медик постарше улыбнулся и, помахав ручкой, подтолкнул молодого напарника к выходу. Между тем смех нс утихал, а совсем наоборот. Люди, собравшиеся вокруг комнатушки, потягивали кофе и колу, наслаждались моментом, а более всего тем, что сегодняшний президентский выезд остался позади.