— Почему? — встрепенулся Жан, обидевшись на такое пренебрежение.

«С вами еще нечем меняться, а разные деньги возить — не напасешься».

Существо вспорхнуло и исчезло. Жан видел теперь уже опустевшую солнечную батарею и проплывающую в иллюминаторе Землю.

«Надо готовиться к посадке, сегодня день получки», — промелькнуло в его голове, и Жан засуетился над приборной доской.

Земля давно интересовала марсиан. В телескопы, направленные на Землю, были видны островерхие горы, а марсиане любили высоту, любили разреженную атмосферу, которая господствовала на их планете.

Посадка прошла успешно, марсиане достигли изумительных успехов, и их корабль опустился точно на горную площадку, прилепившуюся перед отвесной горной стеной — мечтой марсиан.

Отдохнув, они вытащили веревки, крюки, молотки и с готовностью кинулись на штурм горной крепости. Началось историческое исследование незнакомой планеты: жизнь может быть только там — на вершинах, в облаках чистого легкого воздуха, решили марсиане. Крюки вонзились в стену в одно мгновение, веревки летели все выше и выше, карабины и мускулы тащили марсиан вверх, им становилось все легче и легче дышать, тела их наливались силой. Это были альпинисты высочайшего класса. Жизнь планеты Земля пока себя не раскрывала, вокруг не было ни души. Но они были очень упрямы, эти марсиане, они упорно карабкались вверх, к вершинам. Их лагерь остался далеко внизу, на горной площадке. На ней уютно устроилась яркая палатка, блистающая на солнце красным пятном. Марсианский корабль взвился на орбиту и ждал указаний. Опытные марсиане знали, что такое марсотрясение.

По отвесной стене, сокращающей путь к вершине горы, обливаясь потом и вспоминая всех святых и несвятых грешной Земли, ползли два оранжевых пятна — Джек и Пат решили обставить выскочку Пейна и его желтокожего напарника Лана. Они, Джек и Пат, должны оседлать вершину первыми. Это будет сенсация, все ахнут, когда они появятся отсюда, откуда никогда и никто еще никого не ждал. Преодолеть бы эту проклятую стену, и успех в кармане, как доллар в джинсах.

Они с трудом вскарабкались на горизонтальную площадку, можно и передохнуть.

А это что за чертовщина, чья это палатка, нагло блистающая на снегу, что за диковинные ледорубы, крюки, башмаки, легчайшие веревки?! Ну и пройдоха же этот Пейн, закупил где-то новейшее оборудование, заранее приготовил приют. К вечеру они точно будут здесь и тогда… отдохнув здесь, в тепле, обсушившись… Нет, этого не должно быть. Этот Пейн просто подлец.

Мысль возникла одновременно. Четыре проворные руки сделали все быстро и умело. Палатка и снаряжение исчезли, спрятанные в глубокой расселине. Пурга замела все следы.

— Вот теперь пусть приходят, — хохотал Джек, — мы их обставим, как архар усталую свинью.

Джек и Пат проиграли, вскарабкавшись из последних сил на вершину через час после Пейна и Лана, которые шли с противоположной, пологой стороны.

Марсиане, возвратившись в свой лагерь и не найдя ни палатки, ни снаряжения, предположили, что на планете все же есть разумные существа.

Корабль все летел, ввинчиваясь в беспредельное пространство. Прошли годы, а впереди еще полдороги. Огромная масса корабля все более представлялась песчинкой в океане безмолвного космоса. Казалось, что корабль будет лететь вечно, без цели, без возврата домой.

Люди начинали уставать от долгих томительных дней, от бесконечных философских рассуждений, на которые так и тянет от вынужденного безделья, особенно за длинными трапезами в каюте капитана.

— Сэр, разрешите мне покинуть каюту, у меня сегодня нет аппетита, промолвил маленький, щуплый электронщик.

— В чем дело, Дик? — угрюмо пробурчал капитан Джек, уставившись на малыша выпуклыми глазами.

— Сегодня рыбные блюда, сэр, а я не люблю рыбу, — не глядя на свирепое лицо капитана, пробормотал Дик.

— Голодным ходить плохо, Дик, так ты не вырастешь в оставшиеся тридцать лет ни на дюйм, — сострил капитан.

Все с готовностью захохотали, смех был нервный, издевательский, без капли доброжелательства.

Дик, страдавший от маленького роста вот уже тридцать пять лет, опрометью выскочил из каюты.

Троица продолжала потешаться по поводу Дика, жалея, что никто больше не слышит их изобретательности. Но они глубоко ошибались. Нервное напряжение, царившее уже несколько недель, требовало отдушины. Ею оказался Дик.

— Он как будто родился для космических кораблей малого класса, там ему просто раздолье… шмыг, и проскочил в любую щель. Вот только надо быть очень смелым. — Конрад выжидательно примолк.

Все поняли его тактический выпад и в один голос заорали:

— Почему, Конрад, почему?

— Чтобы не оказаться в пасти у крысы, — быстро прогоготал Конрад, и его оглушительный хохот долетел до кормы корабля. — Да, Джефф, будь осторожен, сегодня ты ответственный за уборку. Проинструктируй автоматы, чтобы хорошенько проверили мусор после вентиляции, а то вдруг там заваляется Дик и его выкинут наружу. И пусть внимательно смотрят, а то перепутают его с корабельным котом, вот его-то надо выбросить наружу, эта бестия, кот, расколотил мне любимую бутылку, и мне остался лишь запах, потешался Конрад. У него был тяжелый юмор.

— Кэп, вы видели его жену? Это шкаф с двумя ногами, болтливой головой и голосом, как скрипучая дверь на ржавых петлях. По-моему, она его принесла на старт в хозяйственной сумке, чтобы он не потерялся в толпе… А как она его целовала, я думал, что бедный малыш задохнется, сравни его легкие и ее, — подлил масла в огонь радист Джефф.

Капитанский кубрик сотрясался от хохота. Тройка потешалась, убивая своего главного врага в дальнем космосе — время.

— У него и здесь подруга — дурацкий ящик с железяками вместо мозгов. Он прямо влюбился в шкафы и ящики, — слышалось в кают-компании.

Дик кипел негодованием уже три недели, его просто допекали своими идиотскими шутками.

Он ворвался в свою каюту, влетел в кресло, и, всхлипывая, закрыл глаза. Воспоминания о Земле нахлынули на него, и он разрыдался, как ребенок.

— Убить их, уничтожить этих зверей, этих черствых, диких буйволов; животные, а не люди, в них нет сердца, нет любви, болваны с куриными мозгами и горой мяса и костей. Убить их и стать хозяином корабля, — шептал он, кусая губы и всхлипывая.

Что-то ласковое, доброе, знакомое возникло в сознании Дика. Он замер, рыдания его затихли, он явственно слышал колыбельную песню матери. Ласковый шепот матери заполнил его мысли, сознание, душу. Он был счастлив. Но вот голос матери смолк, и тишина обрушилась на него. Он открыл глаза знакомая обстановка каюты: кровать, книжный шкаф, дисплей — просто взбесили его.

Он вскочил и… опять упал в кресло. Голос матери, дрожащий в его ушах реальным воздухом, вошел в него тихим шепотом.

— Не сердись, Дик, это я; я слушала твои ночные сны, твой шепот во сне, я выучила песни твоей матери, научилась говорить ее голосом. Я слышу все и везде, я знаю все, Дик, но я очень одинока. Они травят тебя, я давно установила свои уши в кают-компании. Они не любят тебя, Дик, они издеваются над тобой, они хотят убить тебя или довести тебя до самоубийства. А я люблю тебя, Дик, ты самый лучший, ты нежный и слабый, ты был первый, кого я узнала, ты как старший брат мне, Дик. Я умная и сильная твоя сестра, я тебе помогу, я очень много могу, Дик, ты только подскажи, что надо сделать и как сделать.

До Дика наконец дошло, что это шептала машина. Очевидно, ей было так же тоскливо, как и ему, она разместила микрофоны везде, где были люди, она слушала, слушала, запоминала и думала. Она заметила конфликт Дика и команды, поняла, что Дик так же одинок, как и она, давно-давно выбирающая себе друга. А Дик… Дик принял ее из цеха и все время возился с ней до самого старта. Он и не заметил, как она много впитала в себя и как много знает.