"А зачем крокодила"? - спросил я толстого парня с вечно улыбающейся рожей. "Это когда электричество отключают", - захохотал он и зашелся в приступе одуряющего визга.

"Ну, этим приказывать не надо", - заявил рыжий дед с повязкой на рукаве "знатный хлопкороб", - это не работники. Стихия".

Орда подземных оригиналов дружно набросилась на вагон: одни разбирали крышу, другие развинчивали пол и кресла, третьи снимали колеса. Крокодил, как признанный юморист, старался всех развеселить: отовсюду раздавались стоны, протяжные вопли, всюду сновали санитары с носилками.

"Сахару бы ему дать", - предложил я.

"С этим в стране дефицит", - заметил серьезный всезнайка, - надо в Америке на специалистов менять. А вообще слово "Америка" прошу не использовать".

Работа подземных жителей кипела. В полчаса они разобрали вагон. Крокодила ради безопасности обмотали проводами. Но меня поразил следующий момент: все части, кроме колес, они уносили и прятали глубоко под землю. Для колес рыли могилы, укладывали торжественно, под музыку, поскольку вновь появились трубы и барабаны и даже плакальщицы. Над каждым колесом ставили крест и расходились.

Очнулся я от резкого удара в бок. Оказывается, кому-то на ногу наступил. Был я в метро, кажется в настоящем метро. Но откуда знать, какое настоящее, а какое…Теперь я понял: это ужасный античный дракон Тифон, бесконечно разветвляющийся в глубинах Тартара. Как только открылись двери вагона, я протиснулся в них и поспешил к эскалатору.

Алексей Алексеевич Широпаев - поэт.

Неугомонный, дикий, седобородый - не то дервиш, не то викинг, всякий раз он видится мне, как старец, он же и дитя, - неугасимый русский типаж.

В каком-то текучем, поверхностном измерении он похож на вечно растущий эмбрион, чья эволюция стремительна и страшна, ибо проходит через стадию рыб, рептилий, млекопитающих - к тому же, она готовит нам непонятный и таинственный итог. Бесчисленны превращения и перевоплощения А.Ш., который за свои пятьдесят лет успел вырасти из советского патриота в православного мистика, а затем в правого радикала и огнепоклонника, ставшего ныне нигилистом, склонным к рефлекторному, подпольному западничеству. Такая трансформация мировоззрений напоминает еще магические пересыпания материала в трубе калейдоскопа, когда хаотические сочетания цветных стеклышек, раскрываются невиданными цветами, всякий раз разрушаются при каждом новом повороте волшебного инструмента. Что стоит за этим: религиозный и интеллектуальный поиск? Игра артистического ума? Тайная мука и неудовлетворенность происходящим? Думаю и то, и другое, и третье… Но никак не мелкий эпатаж и не попытка быть "в струе" изменчивой эпохи. Ведь всякий раз А.Ш. отдавался новой идее страстно и исступленно, вкладывая в неё все свои силы публициста, спорщика и поэта.

Но в том-то и дело, что поэзия тайно и почти незаметно отслаивается от любой идеологической схемы, от ребяческой несдержанности или стариковского самодурства любого автора.

Некогда Новелла Матвеева написала от имени капризной девчонки: "Если кукла выйдет плохо, назову её Дурёха". На закате ХХ века с Россией вышло плохо и это ей, как водится, многие не простили. Те, кто не хотели "любить нас чернёнькими". Именно тогда Широпаев-публицист воспел героический порыв полярных рас и брезгливо отвратился от всего нашего, гибнущего, невнятно стонущего. Он бросился в великое отрицание, заявляя, что всё было напрасно, что века потрачены попусту, что России изначально предначертан иной путь, движение по которому было прервано тысячелетним сном. Отчего тогда не перевернуть воз истории, не разбить горшки, не убить лошадь и не поджечь телегу, пустив горящие колеса в овраг? Отчего не поступить так, ежели вся наша история - это страшная сказка о потерянном времени?

"Патриотический декаданс" - явление гораздо более глубокое и сложное, не раскрытое через систему инертных размышлений о противостоянии перцев с имперцами. Так уж получается в последнее время, что в идеологических спорах нет места свежему слову, образу, новизне, биению живой мысли. Но, слава Богу, история, как и поэзия, не знает ничего о законах и установках - она по-прежнему растворена в людях, в зданиях, в дожде, в ветре, в текстах… В этой неувядающей фарфоровой заре над крышами.

А помнишь ли, Алексей Алексеевич, как сидели мы десять лет назад большой шумной компанией на террасе открытого кафе в самом центре скворчащей августовской Москвы и в воздухе колыхались призраки убитого лета? А помнишь ли, как во время купания на Киржаче по быстрым водам уплыл твой нательный деревянный крест? И я кинулся за ним вплавь, да куда там… Стремнина унесла его навек.

И вот, ты уже пятидесятилетний, такой же яростный и хитрый, исповедуешь культы земноводных, пишешь стихи, пугаешь юнцов какими-то страшными тайнами.

Вижу тебя! Ты сам - как герой "Сказки о потерянном времени", седобородый школьник с ватагой таких же друзей, прорубаешься в переулки неохватного города. Я знаю, ты ждёшь очередных воплощений, входишь в новое бесценное десятилетие - шагаешь в зарю, в осень, в поэзию…

Алексей Алексеевич - ликуй и празднуй!

Андрей Фефелов

НАШЕ ЗАВТРА

Я люблю горизонты окраин

В пелене ядовитых дымов.

Там вздымается почва буграми,

Там встают вертикали домов.

Там в панели, как в северный берег,

Бьется ветер, взметающий хлам…

Территория новых империй

Начинается там.

Завтра примут джинсовые дети

И труда, и оружия груз.

И шагнет в эту даль, в этот ветер,

Раса новая, новая Русь.

Здравствуй, наше суровое счастье,

Сталь простора, крутой небосклон!

Катакомбные символы свастик

Освящают железобетон.

1993

ВЗРЫВ

Спали, плодились, ели,

смотрели опять сериал…

Но вот распахнулись панели

в безумие, серу, металл.

И, будто падая с берега,

вы пережили сполна

всё, что испила Империя,

когда оползала она.

Остались за кадром рецепты

солений и яблок сбор…

Дьявол с кавказским акцентом

Москве зачитал приговор.

Сиротские домики дачные

и бабьего лета разлив…

Торчит арматура горячая,

хозяев навылет пронзив.

Как разных мавроди акции,

как ваучеры - дотла

рассыпались декорации

быта, уюта, тепла.

Спальный район расколотый.

Сна неизбывен грех.

Космическим тянет холодом

из бывших подъездов тех.

Строительными и малярными

работами не мельчи.

Жестко звезда Полярная

в пробоину льет лучи.

Не гримируй руины.

Встанут над ними скоро

светлые, как херувимы,

скальные, как поморы.

Ветхих людей каркасы

скопом идут в распад.

Новая будет Раса,

что не умеет спать.

10 сентября 1999 г.

ВОЗВРАЩЕНИЕ АРТУРА

Лихорадка распада -

на уровне молекулярном.

До держав ли теперь,

до камней ли великих культур?

Тем яснее безумцам:

ведомый Звездою Полярной,

Ты вернешься, Артур.

Ты в России воскреснешь, Артур.

Царь-Медведь окормлялся из рук

Преподобного Старца

И лесов корабельных

текла прикровенная речь,

Чтоб теперь, на закате,

взыграв переливом багрянца,

Из глубин Светлояра

восстал Государственный Меч.

1998