— Откуда знаешь?

— Он сам сказал.

— Послезавтра кончается наша вахта.

— Ничего, придут другие. А нам пора приниматься за дело. Мы не археологи, а моряки. И еще меня смущают Синие башни. Хотел бы я узнать, что в них спрятано. Это единственные строения на планете, которые нам так и не удалось открыть.

— Отвечу твоими же словами: придут другие. Ведь мы не археологи, а моряки. Кстати, а вдруг люди скрывались в них?

— Спрашиваешь, а сам знаешь, что чепуха.

— Ладно, это я так. Чай пить будешь?

— Сейчас поставлю.

Но он не успел этого сделать. Включился динамик, и капитан сказал:

— С экватора идет теплая волна. Часа через два у вас начнется черт знает что. Такой бури мы еще не видали. Катер надежно укрыт?

— Сейчас проверю, — сказал Глеб, нагибаясь за башмаками. — Наверно, мне лучше подняться к кораблю.

— А я останусь, — решил я. — В доме мне ничего не угрожает. Камера у меня с собой — сниму бурю.

— Отлично, — согласился капитан. — До связи.

— Вот и весна идет, — сказал Бауэр. — Куда же я шлем положил?

Буря поднялась через час. Бауэр еле успел вырваться с планеты. Буря не утихла и к утру. Скорость ветра достигала восьмидесяти метров. Температура поднималась на глазах, и по снегу неслись, вгрызаясь в него, бурные ручьи. Водяная пыль смешивалась со снежной пылью. Под вечер второго дня город затопило, вода поднялась вровень с окнами, и потоки рушились вниз, к озерам и морю.

В ту ночь я допоздна засиделся за сводками и списками. Спал я тяжело, просыпался. Ночью почему-то меня вызвал Бауэр — он восторженно кричал о том, что Мозг расшифровал наконец их язык, что он теперь все знает, что тайны никакой нет, но мне очень хотелось спать, и я сравнительно вежливо попросил его сообщить мне все завтра и не стал его слушать. Отключил рацию, нарушив тем самым важное правило поведения на неисследованных планетах. Но я очень хотел спать. …Было утро. Я лежал, прислушиваясь, как всегда, к шорохам дома. У двери раздались голоса. Потом кто-то засмеялся. Смеялась Кристина. Я не открывал глаз, потому что не знал, сон это или Кристина в самом деле вернулась домой. Я ждал, когда в прихожей раздадутся легкие шаги.

Хлопнула дверь. Кристина замешкалась в коридоре. Конечно же, там висит мой скафандр. Я хотел сказать, чтобы Кристина не боялась, но вспомнил, что она не поймет. Так я и лежал, не открывая глаз.

Кристина вошла в комнату и остановилась у двери. Сейчас она увидит белого волчонка и свой портрет на столике. Кристина не двигалась. Комната наполнилась жужжанием — она включила шторы. Стало светлее. Даже сквозь сомкнутые веки солнце било в глаза. Тогда я понял, что это не сон.

Кристина стояла у двери. Я открыл глаза и постарался улыбнуться ей. Окна были открыты, и сквозь них виднелось синее небо. Ветка на столе распустилась, и цветы оказались такого же цвета, что и глаза у Кристины.

— Доброе утро, — сказал я. — Извините, что я напакостил в вашем доме.

— Доброе утро, — отозвалась Кристина. — Я не обижаюсь.

Только тут я заметил у нее на груди коробочку лингвиста.

Из-за ее спины неожиданно возник Глеб.

— Мы не спали всю ночь, — сказал он. — А ты отключил рацию, и за это тебе влетит от капитана по первое число.

— Пожалуйста, — сказал я, не отрывая взгляда от Кристины. …В день отлета я спросил Кристину:

— Ты что сегодня делаешь?

— Работаю, — сказала Кристина. — Ты же знаешь. Первую неделю мы приводим город в порядок. Все работают.

Лингвист точно переводил смысл слов, но совершенно не умел передать интонации и оттенки эмоций.

— Если бы ты остался, — сказала Кристина, — я бы научилась говорить по-русски.

Лингвист опять перевел только формальную суть ее слов.

— Я не могу, — сказал я. — Но прилечу, как только станет возможно.

— Я не верю, — сказала Кристина.

— Можно, я возьму на память твой портрет и белого волчонка?

— Зачем?

— Я возьму.

— Как хочешь.

Мы стояли у летнего кафе. Несколько человек помогали машине натягивать над ним полосатый тент. Пахло свежей краской. Бауэр рискованно обогнал автобус и затормозил рядом с нами.

— Я знал, где тебя искать, — сказал он. — Доброе утро, Дели.

— Кристина, — поправила она.

— Мы едем в Синюю башню, — сказал Глеб. — Хочешь с нами?

— Зачем? — удивилась Кристина. — Я совсем недавно там была. Я не люблю их. Тошнит.

— Сегодня придут последние. Те, кто задержался осенью, консервируя энергостанцию.

— Ты рассказывал мне про «Марию Целесту», — сказала Кристина. — А может, там случилось то, что у нас?

— Вряд ли. Случайно такие вещи не случаются.

— У нас сначала тоже было случайно. Потом только появилась теория. И первые машины времени.

— Любое открытие вызывается необходимостью. На Земле это еще не необходимость.

— У нас необходимость.

— Еще бы, — сказал Бауэр. — Зима отнимала у вас половину жизни. На шесть месяцев планета вымирала. Можно терпеть мороз, можно изобрести валенки, но это лишь защита, а не нападение.

— Вот мы и напали на зиму, — сказала Кристина. — Простите, мне пора.

— Мы подвезем тебя, — сказал Бауэр.

— Мне близко, спасибо. Увидимся перед отлетом.

Кристина запахнула накидку и убежала.

Мы успели к Синей башне. Техник провел нас к временным камерам как раз тогда, когда из них выходили рабочие с энергостанции.

Было странно смотреть, как открываются двери в ничто, во время, в прошлую осень. И странно сознавать, что через эту башню за последние три дня прошло население всего города. Сейчас выйдут последние, и башня заснет до осени. Осенью, когда зарядят дожди, когда первый снег брызнет из сизых туч и ветры начнут срывать с деревьев бурые листья, вновь загорятся контрольные приборы, загудят генераторы, создавая временное поле. И, убрав за собой дома, заперев все двери, смазав станки, загнав в гаражи машины, выключив свет, захватив с собой домашних зверюшек, жители города соберутся у Синих башен, взглянут в последний раз на хмурое сизое небо и войдут во временные камеры. На мгновение замутится сознание, охватит дурнота, потом вновь вспыхнут лампы под потолком: можно выходить.

В жизни людей пройдет минута. В жизни планеты — шесть месяцев. Люди постареют на минуту, планета — на полгода. И нет зимы, нет месяцев, потраченных на борьбу со злой природой, не нужны теплые вещи и топливо…

Несколько дней уходит весной на уборку города, на окраску домов, обглоданных метелями, — и жизнь продолжается. До осени. А там вновь вся планета уйдет в машины времени, чтобы вычеркнуть зиму. И вновь на шесть месяцев на пустой планете воцарится холод и в покинутых людьми городах будут хозяйничать белые волки и пурга.

Выходивший последним пожилой мужчина в белом комбинезоне с синей «молнией» на рукаве передал технику квадратную карточку. Тот сверил ее с другой, такой же.

— Хорошо, — сказал он. — Идите.

Люди, вышедшие из башни, останавливались, поправляли волосы, жмурились, разминались, как после короткого дневного сна. Один из них присел на корточки, сорвал тонкую травинку, пробившуюся сквозь холодную еще землю.

— Никак не могу привыкнуть, — сказал он, поднимая голову. — Никак.

Кто-то коротко засмеялся.

Техники суетились у входа.

Короткие команды раздавались из динамика над дверью башни.

Минут через пять все было кончено: тяжелая стальная дверь опустилась сверху и отрезала от сегодняшнего дня прошлую осень. …Кристина не пришла нас проводить.

Ничего, я прилечу сюда следующей весной, без спроса войду в ее пустой дом, улягусь на диване в первой комнате и буду ждать того утра, когда в прихожей раздадутся легкие шаги, Кристина войдет в комнату и откроет ставни, чтобы впустить в дом солнечные лучи.