– И еще, врач Клер. Выясни, кто он и как давно Клер общалась с ним.

– И на что жаловалась, да?

– Следы побоев, сломанные ребра… Алекс, конечно, осел, но особой жестокостью вроде никогда не отличался. Да не знаю я, Лайза. Может, он спятил, и у Клер были веские основания для побега. Дженни явно считает меня недостойным доверия. Она с удовольствием отослала бы меня обратно в Сиэтл наложенным платежом.

– Вот видишь! – нахально откликнулась Лайза, захлопнув записную книжку. – Говорила я, ты ее боишься.

К двум часам ночи Майкл отчаялся заснуть. Полная луна, яркая, как прожектор, светила прямо на подушку. Желудок сердито урчал что-то о безответственных людях, забывающих вовремя поесть.

Майкл натянул старую армейскую майку цвета хаки и, как был, в старых шортах вместо пижамы, пошел вниз, мысленно готовя себе многоэтажный бутерброд. Босые ноги бесшумно ступали по покрытым ковром ступенькам.

Спустившись, он заметил в конце коридора слабый колышущийся свет. Значит, все-таки кто-то в доме не спал. Майкл остановился, вгляделся в игру теней. На отблески огня не похоже: цвет не тот, для движений человека резковато… Серебристое мелькание могло исходить только от старого черно-белого фильма по телевизору.

А это в свою очередь могло значить одно. Дженни. Милая глупышка Дженни, которая может в сотый раз подряд рыдать над «Ночами Кабирии». Видно, ей тоже не спалось.

Майкл решительно, чтобы не дать себе времени раздумать, пошел на свет. Конечно, Дженни там. Она сидела вполоборота к нему, разметавшиеся по плечам волосы отливали серебром.

На бледном лице девушки не было и следа косметики: очевидно, ее уже смыли слезы. Рядом с ней на диване стояла коробка с салфетками, и весь пол был усеян смятыми белыми комочками. Как близко у нее слезы, с неожиданной нежностью подумал Майкл. Мягкое у нее сердечко.

Дженни явно не рассчитывала на чей-либо приход. В одной только ночной рубашке без рукавов, она сидела по-турецки в углу дивана, между колен покоился огромный пакет попкорна.

Не замечая его, Дженни сделала большой глоток из бокала. Что-то крепкое, судя по тому, как она сморщилась и закашлялась, прикрыв рот ладонью.

– Хороший фильм?

Девушка вздрогнула, чуть не рассыпала попкорн, прижала к груди бокал, словно желая спрятать его. Да, там явно не лимонад.

– Очень, – сказала она хрипло. Откашлялась и продолжала: – «Джен Эйр».

Майкл взглянул на экран. «Джен Эйр» ему никогда не нравилась: Рочестер слишком много рассуждал, вместо того чтобы по-мужски принимать удары судьбы. Майкл заметил, что фильм начался не так давно, а салфеток на полу уже много. О чем плакала Дженни?

– Можно, я тоже посмотрю? – Не дожидаясь ответа, он уселся на свободный край дивана и взял себе пригоршню попкорна. – Извини, но я сегодня не обедал.

Дженни аккуратно положила пакет с попкорном точно посередине между собой и Майклом. Красноречивый жест. Майкл снова запустил руку в пакет.

Ей явно неуютно было сидеть рядом с ним. Она забилась глубже в свой угол, съежилась и еще раз отхлебнула из бокала. Запахло виски. Глаза Дженни распухли от слез, хотя в темноте не было видно, красные они или нет. Интересно, сколько она успела выпить, подумал Майкл.

– Почему ты не обедал? – спросила Дженни, не отрывая глаз от экрана.

– Забыл, наверное. – Майкл тоже смотрел перед собой, но отлично видел Дженни боковым зрением. Значит, и она могла его видеть. – Дел было много.

Она подарила ему взгляд, полный презрения.

– Ну да, как же. И что вы, ребята, делаете целыми днями? Роетесь в чужих мусорных баках? Вот там бы и нашел себе чего-нибудь на обед.

Она много выпила, иначе не пыталась бы столько язвить. Майкл решил не обращать внимания. Он снова потянулся к пакету и постарался ответить добродушно:

– Как ты угадала, что я соскучился по старому доброму супу из картофельных очисток? Жаль, я давно не занимался исследованием помоек.

– Да ну? – презрительно откликнулась Дженни, для вящего эффекта лихо – отхлебнув еще виски. – Ни за что не поверю, что можно остаться чистеньким, создав такое крутое бюро сыска.

Началась рекламная пауза, звук стал вдвое громче. Чтобы Дженни услышала его слова, Майклу пришлось повысить голос:

– На мусоре в наши дни много не заработаешь, Дженни. Тот, кто хочет знать, не спит ли его жена с тренером по теннису, много не заплатит. Хорошие деньги выкладывают крупные шишки, которые намерены выяснить, не продают ли их приближенные секретов фирмы.

Это ненадолго осадило ее. Она понимала, что не права. Кончилась реклама, и продолжился фильм. Майклу тоже захотелось виски: попкорн оказался зверски соленым.

– Майкл, – вдруг решившись, заговорила Дженни, все еще не отводя глаз от экрана, – давай предположим, что отец прав, и я знаю, где Клер.

В серебристом свечении профиль Дженни казался вырезанным из фольги. Она выглядела взволнованной и серьезной, маленький рот не улыбался. Майклу страшно хотелось дотронуться до него, но он сдержался.

– Хорошо, – как можно спокойнее отозвался он, – предположим.

Дженни крепче сжала губы и осторожно поставила бокал на край стола.

– Если ты за мной будешь следить, я просто не поеду к ней. Это ты понимаешь? И кому будет легче? Ты, конечно, можешь помешать мне видеться с Клер, но кто тогда поможет ей? Кто будет возить ей деньги и еду? Кто повезет ее в кино, в библиотеку, к врачу, наконец? Кто…

Майкл не дал ей договорить.

– К врачу? – с нажимом повторил он. – Ей нужно к врачу?

Дженни, наконец, повернулась к нему, в ее глазах появился ужас, рот приоткрылся.

– Она больна? – Майкл старался голосом успокоить Дженни и получить ответ, он затаил дыхание, словно у него на ладони сидела пугливая птичка. – Скажи, Дженни, она больна?

Дженни сглотнула слюну; звук не был слышен из-за музыки, но Майкл увидел, как напряглось ее горло. Его сердце заныло, и он положил руку на ее голое колено.

– Дженни, – тихо сказал он, ощущая под своей ладонью теплую гладкую кожу, – ты должна позволить мне помочь вам.

Дженни не отстранилась, хотя Майкл по глазам видел, что хотела это сделать. Мышцы на ноге напряглись, будто желая сбросить его руку, и Дженни потупилась, с трудом проглотив ком в горле.

– Да ну, Майкл, – начала она с напускной легкостью, которая ей совершенно не удалась, – это же только предположение. Не будь таким серьезным.

– Дженни…

Но она нервно рассмеялась.

– Давай сменим тему, – сказала она, потом подтянула колени к подбородку и как можно плотнее укрыла их ночной рубашкой. – Расскажи о своей работе, мне очень интересно. Она ужасно опасная?

Майкл почувствовал, что может сорваться, настолько неприятен был внезапный переход Дженни от слез к глупой девчоночьей болтовне: польстить, умаслить, дать возможность рассказать о себе и показаться большим и сильным. Вести светскую беседу, но не подпускать слишком близко.

К черту! Он ждал от Дженни большего, ему нужна была правда. Он хотел, чтобы она доверилась ему, открыла душу, переложила свои тревоги ему на плечи и не тащила бы груз в одиночку. Она должна поверить в его способность помочь.

Впрочем, кого он обманывает? Да, все это ему очень нужно, но еще нужнее снова положить руку на колено Дженни, узнать, по-прежнему ли мягки ее губы. Понять, во что вырос робкий росток чувственности, замеченный им шесть лет назад, расцвел ли он в тот чудесный цветок, каким обещал стать?

А Дженни, черт бы ее побрал, думала только о том, как выйти из неловкого положения. Он стиснул зубы и попытался сосредоточиться.

– У тебя нос какой-то не такой, – говорила меж тем Дженни, – ты не ломал его?

– Да, – ответил он. Нос и два ребра в первый раз сломали ему три подонка. Потом еще раз в баре в Сент-Луисе, где он выслеживал растратчика, все это до того, как появились двадцать подчиненных, костюмы и крупные клиенты. – Несколько раз.