– Вам следовало бы быть… – прошептала она.

– Кем?

– Доктором.

– Спасибо за вашу наблюдательности, я и впрямь изо всех сил стараюсь изобразить врача.

Она не оценила его попытку пошутить.

– И эта тряпка… Приложите ее еще раз.

Хэмиш снова намочил полотенце под краном и отжал лишнюю влагу. На сей раз, он вложил его в левую руку девушки, и та стала обтирать им лицо медленными круговыми движениями, стараясь не задевать шрам на правой щеке. Когда полотенце остыло, она снова отшвырнула его, а Хэмиш снова поймал на лету и положил на тумбочку рядом с кроватью.

– У вас есть зеркало? – спросила она.

– Боюсь, что нет.

– Пошарьте в палате, вон в тех ящиках, например.

– Зачем?

– Поищите, вам сказано.

– Но зачем?

– Черт бы вас побрал… – Несколько секунд она лежала с крепко зажмуренными глазами. А когда снова взглянула на Хэмиша, в них было отчаяние. – Я хочу видеть.

– Зачем вам это нужно?

– А как вы думаете?

– Я думаю, его специально прячут от вас, чтобы вы себя не видели и не расстраивались. У меня нет права нарушать больничные порядки, мисс Долливер.

– Да кто вы такой, черт возьми? Если вас прислала Дебора, значит, вы должны мне поднять настроение. – Швырнув ему в лицо эти слова, она схватилась было за трапецию, но снова ее отбросила.

– Дебора меня не присылала, это ее тетя просила меня навестить вас. – Слегка подумав, Хэмиш решил признаться, кто он такой. – Я священник, работаю в церкви Святой Троицы в городке Колстед.

Девушка пробормотала ругательство, которое он пропустил мимо ушей.

– Видимо, вы намерены молиться за меня?

– Полагаю, это мой долг.

Девушка ухватилась за трапецию с такой силой, что косточки на ее пальцах побелели, потом отбросила ее и вытянула руку вдоль тела. Глаза ее резали, как два кинжала, но Хэмиш уловил в них и кое-что еще, похожее на страх.

– И все-таки, для чего тетя Деборы прислала вас? Если это не вранье, – процедила она, не скрывая сарказма. Потом на мгновение опустила веки. – Я помню эту женщину, – прошептала она.

– Тетя Деборы работает у меня экономкой и, судя по всему, очень любит вас. Очевидно, дружба с ее племянницей в те времена, когда вы вместе учились, не забылась ими.

– Дебора работает в этой больнице, она может войти ко мне в любое время, – сказала девушка. – Но, как настоящая подруга, понимает, что мне нужен покой. Я не хочу никаких посещений.

Хэмиш молчал, и тишину заполнили звуки, доносящиеся из коридора.

– Я знаю, – сказал он, наконец.

Би Джей метнула в него гневный взгляд, но он видел, что она только старается быть злой. Она не такая.

– Никаких посещений! – рявкнула она снова. – Дебора это знает.

– Они переживают за вас.

– А-а, дьявол! – С исказившимся лицом она закрыла глаза.

Хэмиш подумал, что у нее новый приступ, и уже готов был броситься к медсестрам. Потом понял, что девушка удручена чем-то другим. Снова на нем остановились ее глаза цвета осенней травы.

– Но почему именно вы? – резко спросила она.

Хэмиш напрягся, пытаясь понять, чем он ей не угодил. Как она воспринимает его приход? Пока он гадал, больная сделала из его молчания печальный вывод.

– Что они хотят мне внушить, присылая ко мне попа? Что я скоро умру? Может, я уже умираю? – В голосе ее звучала горечь.

– Разумеется, нет. Вы поправляетесь. – Хэмиш удивился неожиданному повороту разговора. – Думаю, ваш врач должен был сказать вам об этом.

– Он сказал, что я… он считает, что я останусь… калекой.

Би Джей произнесла это шепотом, с явным ужасом. Наклонившись вперед, он взял ее здоровую, левую, руку в свою. Ладонь была прохладной и влажной.

– Я не знаю вашего диагноза и прогнозов, – сказал Хэмиш как можно мягче, увидев крупную слезу, которая поползла по ее щеке; слеза эта появилась из-под длинных ресниц и направилась к уху. – Ради Бога, не приписывайте моему посещению того, чего в нем нет.

– Для чего же вы здесь?

Хэмиш держал ее маленькую руку в своей большой ладони, глядя на множество порезов и ранок, уже заживающих. Странно, но ему было очень приятно, что она не отняла руку, – казалось, утешение ему не менее необходимо, чем ей.

– Гм, молодая леди… я и сам не знаю, для чего.

Ее глаза расширились от удивления. Она изучала его лицо, а губы шевелились, словно безуспешно пытались произнести какие-то слова.

– Это звучит глупо, – продолжал Хэмиш, – но мне самому невдомек, зачем я здесь. Разве что по просьбе миссис Биллингс, которой я был тронут.

– Ах, тронут. – Опять сарказм. – Скажите, пожалуйста!

Эти слова не ужалили, потому что она так и не отняла у него свою руку. Словно думала одно, а говорила другое.

Хэмиш прекрасно понимал, откуда вся ее горечь и сарказм. С тех пор прошло уже много лет, но он еще помнил, как, будучи подростком, встречал в штыки любого незнакомца, не доверяя никому; как всегда готов был лезть в драку, защищая себя от реальной или придуманной угрозы. Он жил по большей части законами улицы, где каждый сам по себе и никто никому не верит. Вспомнив все это сейчас, он глубоко вздохнул и грустно улыбнулся.

Откуда же такая горечь у нее, ведь она в жизни имела все – роскошь, успех, свободу? Ее негодование, возмущение настолько сильно, что стынет кровь в жилах. Видно, это сидит очень глубоко в ее душе.

– Вы пришли убеждать меня, что мне не стоит надеяться на выздоровление? – хриплым шепотом спросила Би Джей.

– Ни в коем случае. Я же не видел заключения врача.

– Ну да, понятно. – Отняв руку, она снова потянулась за трапецией. Он подумал, что это единственное упражнение – поймать трапецию, отпустить, – которое она может себе позволить. Только левая рука у нее и движется. Но вот ее тело слегка дернулось, и она тут же побледнела, прошептала: «Господи» и медленно втянула в себя воздух.

В палате моментально появилась сестра и сделала укол в левую руку.

– Будем надеяться, что нам удастся прекратить эти проклятые спазмы, – сказала она, опуская рукав. – Лекарство действует мгновенно. А вы ей кто – родственник?

Хороший вопрос, подумал Хэмиш, размышляя над ответом. «Друг» прозвучало бы фальшиво и как-то покровительственно, «знакомый» – не очень внятно. Он ответил просто:

– Я священник, – хотя при этом невольно использовал свое положение: святых отцов, как правило, не выгоняют из больниц. Даже если больные сами об этом просят.

Би Джей будто и не слышала его ответа и вообще о нем забыла. Она порывисто дышала и вдруг схватила его руку и прижала к тому месту, где он мог чувствовать биение ее сердца. Все ее тело напряглось, несмотря на успокаивающий укол. Пожатие руки было неожиданно сильным и говорило об эмоциональном возбуждении, граничащем с отчаянием.

Теперь надо ждать, когда подействует укол. Прошло несколько минут. Священник рассматривал нежные очертания ее подбородка, и что-то шевельнулось в его душе.

– Он не прав, – сказала Би Джей, открыв глаза. – Я добьюсь своего, я буду ходить. Даже буду бегать. Докажу им всем, как они ошибаются.

Она боец по натуре, подумал Хэмиш, благодарный ей за то, что она не собирается сдаваться. Не думает о том, чтобы покончить счеты с жизнью, чего так боится ее подруга Дебора. Намерена восстановить себя. Может, это ей и удастся. Может, она докажет своему врачу несостоятельность его предсказаний. Хэмиш желал всем сердцем, чтобы ей удалось победить в этом споре.

Он чувствовал мягкую грудь под своей ладонью, которую девушка прижимала к себе. С ее стороны это был неосознанный жест, она просто ухватилась за что-то, в чем видела поддержку, стремилась почерпнуть силы и хоть какое-то утешение из единственного доступного источника.

А Хэмиш давно уже не ощущал тепла и мягкости женского тела и вдруг осознал, как стосковался по такой близости; даже мелькнула мысль, что, возможно, пора ему поискать себе новую жену. За последние месяцы он уже наслушался намеков на этот счет от друзей и прихожан.