Третий этап и заключительный. В каждый угол капаю другого зелья, прикрываю лицо ребенка, лью на холодное тельце красную жидкость, прохожу последним, прощальным взглядом по помещению, выхожу, запирая двери за собой, рисуя последний глиф. Глиф очистительного огня, который освободит запертую от ритуала неиспользованную силу, растворит в себе ее, а невинную душу, не успевшую окончательно поглотиться источником, отпустит.

— Пусть земля тебе будет пухом. — Прощаясь, ухожу подальше от места, в котором начинает тлеть красное пламя. — Приказ выполнен. — Сухая констатация фактов оппоненту на том конце сигнала мобильной сети и я отключаюсь ото всего. Игнорируя вопросы Логана.

6 глава

Долго брожу по темным скверам, позволяя отчаянью питаться остатками моей души. Позволяя демонам жрать себя поедом и упрекать в несостоятельности.

— Дерьмо. — Пинаю попавшийся под ноги камень, он рикошетит в стену, а от нее отлетает в сухие кусты с голыми ветвями.

Уговариваю себя забыть о своей несостоятельности, принять доводы разума. Откинуть совесть, вгрызающуюся в подкорку сознания. Я сделал все что мог и появился вовремя. Я НЕ МОГ СПАСТИ РЕБЕНКА. Но ей поебать. Она жрет, упрекает меня. Называет слабым, и я со злостью сжимаю свою челюсть.

И так, каждый раз после таких заданий. И каждый раз я чувствую, насколько беспомощен в предотвращении таких ритуалов. Я могу их прервать, прекратить, но не предотвратить. Не спасти невинную жизнь, а только придать огню остатки, и за это я ненавижу себя.

Ведьму сложно застать врасплох, особенно на этапах подготовки к ритуалу. Но если вам все же это удалось сделать, то придется применить все умения, чтобы успеть убить ее до того, как она сможет сплести действенное заклятие и ответить.

Как-то раз я бросил вызов, не стал ждать, и воспоминание об этой ошибке навсегда останется свидетельством длинного кривого шрама прочерченного по внутренней стороне бедра и дикой боли. Но знаете что? Та ведьма хоть и потрепала меня, но все же я выжил и она за это поплатилась.

И такова моя жизнь. Дорога, выбрана мной, по которой я иду уже давно закаменевший, жестокий и изнутри позволяющий своим демонам дожирать остатки своей некогда доброй души. Что будет, кода последний ее кусок провалится в ухмыляющейся пасти? Наверное, я окончательно издохну, перестану быть живым человеком, стану похож на тех, с кем рос? Скорее всего. Без эмоциональный убийца. И возможно так будет лучше.

— Сашка? Сыночка, ты ли это? — Скрипучий голос пробирается сквозь пожирающих меня демонов, отвлекая.

— Баб Маш?

— Конечно. А кого ты еще ожидал увидеть поздней ночью во дворе? — Сухая старушечья фигурка, опираясь на высокую трость, спускается с подъездного крыльца.

— Ну, уж точно не вас! — Я подхватываю локоть старушки, помогая преодолеть последние ступени.

 — Ты мне зубы-то не заговаривай, ты по что стервец, вчера девчонку обидел? — Сухая, сморщенная ладонь, с тяжелым хлопком проезжается по моему затылку. — Она полчаса рыдала на лестничной клетке. — Что? Лика умеет рыдать? Не верю.

— Не обижал я ее. Может чего дома произошло?

— Может и произошло, но ты как мужчина даже не удосужился ее проводить! — И опять я получаю по затылку. Господи, как же хреново, когда вашими соседями оказываются пронырливые старушки. Особенно такие, как баба Маша. Сухопарый изверг, которому позволено меня отчитывать по таким мелочам. Фантом моей нормальной человеческой жизни, которая была у меня до полного пиздеца. Она и ее дочка, как яркий след, не остывающий в душе, с прожитыми годами.

— Дык я в это время спал, сам не слышал, как она ушла! — Вру прямо в глаза и не краснею.

— Так уж и спал?

— Точно спал, а вы почему еще не дома?

— Артемку жду, позвонил, напросился ночевать.

— А что так? — Артемка — это рыжий и конопатый пацан девяти лет отроду, которому не посчастливилось иметь отца тирана и запуганную мать.

— Да как всегда. Сил моих уже нет уговаривать Соньку переехать ко мне. А тот как нажрется, махает своими лопатами. Парня мне уже всего зашугал пропойц. — Старушка машет разочаровано кудряво - белесой головой. — Шурик, ну хоть ты бы с ним поговорил. Как мужик с мужиком, может он тебя послушает, или может с Сонькой? — Старушка заглядывает мне в лицо. И как бы эта просьба не звучала из ее уст, я вижу только один выход из затяжного дерьма в который этот урод загоняет свою семью. И нихуя это не мужской разговор. За Соньку я готов разорвать зубами глотку этому полоумному.

— Хорошо, завтра обязательно поговорю, а сейчас мне нужно сходить в магазин. — Отцепляюсь от худого локтя и поворачиваю обратно, на выход из темного двора.

Все дело в том, что с этой семьей я знаком очень давно. Соньку уже воспринимаю практически сестрой, на которую до сих пор реагирует мое тело, а с ее мужем я уже говорил, не раз, и к сожалению не два. И мне, если честно, уже надоело это делать.

Еще один темный двор встретил меня шумом местной компании выпивал, удобно расположившей свой не богатый стол на детской площадке. Муж Соньки обитает именно здесь, а я уже привык ждать эту сволочь рядом с железными гаражами. И ведь сколько раз я предупреждал его? Сколько раз бил морду за Артемку, и что? Без толку. А парня мне действительно жаль, по сути умный, шустрый парнишка, да и Сонька девушка красивая, задорная была, с веселыми искристыми глазами. А сейчас? Несколько месяцев назад увидел ее и не узнал. На усталом лице больше не было красок, мне тогда даже показалось, что и рыжие веснушки навечно вздёрнутом носу стали какими-то блеклыми.

— Да твою… — А это и есть виновник всех несчастий этой семьи, пытается свое пьяное тело держать в относительно вертикальном положении, пока отливает.

На самом деле Славик молодой мужик, всего на несколько лет старше меня, но алкоголь стер эту молодость. Как, впрочем, и все остальное, даже стальной характер воина, прошедшего военную подготовку, растворился в нем. А может, в ней как раз и дело. Близость смерти меняет нас. Кто-то становиться жестче, кто-то отгораживается от мира, а кто-то ломается.

Отделился от стены, от которой наблюдал, подошел со спины и бесшумно свернул ему шею. Как-то раз, мама сказала, что от сломанных людей расходится волнами яд, коверкающий жизни остальным, таким людям не место рядом с другими, они заслуживают смерти. Она права, в этом я полностью с ней согласен. Лучше горе в семье, которое вылечит время, чем длительное ее разрушение.

Да звучит все патетично, красиво, но на самом деле у меня не было выбора. Я обещал защищать Соньку еще в юношестве, когда встретил на летних каникулах. И черт, я до сих пор уверен, что чувство, которое я испытывал смотря на нее, было моей первой и единственной любовью. Я не помню, каково это любить, но я могу отдать дань этому чувству. А Сонька переживет и найдет себе мужчину, который заставит ее улыбаться, а не плакать. Я уверен в этом.

— Черт. — Я вернулся в свой двор и закурил, садясь на холодную лавочку. Дерьмовая ночь, по всем критериям, никак все не заканчивается. Это я к тому, что возвращаясь, заметил следящую за мной тень. И я даже знаю кто это у нас любопытный, вот только почему-то его слежка нихуя меня не обозлила. Не знаю, что я по этому поводу должен чувствовать, но злости не было. — Осуждаешь меня? — Спросил, запрокидывая голову к темному небу и выпуская густой дым из легких.

Тень отделилась от козырька и, легко спружинив, стала приближаться.

— А тебе есть до этого дело? — Олег подошел. А действительно? Мнение, таких как Олег, для меня мало, что значит. Хотя — кому я вру? Значит и чертовски много. Особенно этого козла. И я ни хрена не понимаю почему?

— Зачем ты следил за мной?

— Хотел сказать спасибо. — Этот вечер странный. Блядь, очень странный. Но я кивнул, принимая благодарность. — Знаешь, а ты бываешь не таким уж козлом, когда молчишь. — Олег усмехнулся, садясь рядом и выдергивая из моей руки сигарету.