Ярость оставила Мерольхасара. Он смущенно заулыбался первой похвале из уст бородатого наставника. Царь, словно примерный ученик, терпеливо склонился над камнем в двадцать седьмой раз.

В эту ночь весть о том, что Мерольхасар помешался на новой религии, облетела весь город. Староверы неодобрительно качали головами.

В наши дни люди, со всех сторон окруженные самыми разнообразными достижениями цивилизации, ничему не удивляются и принимают как должное все, что столетия назад внушало бы глубочайшее изумление и даже страх. Нас не удивишь телефонами, автомобилями и беспроволочным телеграфом. Никто и бровью не поведет при виде человека, страдающего от первых приступов гольф-лихорадки. Однако при дворе Оума все обстояло иначе. Во дворце только и говорили об одержимости царя.

Мерольхасар с утра до ночи пропадал в Линксе. Так назвали храм нового бога, устроенный на открытом воздухе. Бородатый шотландец поселился поблизости в роскошном особняке и целыми днями вытачивал из святого дерева удивительные приспособления для новой религии. В знак признания его заслуг царь подарил ему много кэдди, или рабов, назначил хорошее жалованье и присвоил титул Противника его величества во всех финальных обрядах. В устной речи титул сокращали до Профи или Про.

Оум был консервативной страной, и поначалу немногие желали поклоняться новому богу. Лишь визирь, который всегда верно следовал за царем, сразу же пристрастился к Гоуфу. Остальные придворные держались в стороне. Зато визирь с таким жаром предавался новому культу, что вскоре был назначен Чрезвычайным и полномочным обладателем гандикапа двадцать четыре в безветренную погоду или, в просторечье, Чайником.

Надо сказать, что появление новых титулов вызвало множество кривотолков. Придворные бросали друг на друга косые взгляды, повсюду слышался недобрый шепот. Нарушился порядок вещей, и это никому не нравилось. Люди привыкают к стабильному социальному положению. Вот, к примеру, Второй помощник чистильщика королевских охотничьих сапог твердо знает свое место в дворцовой иерархии — аккурат между Псарем королевских угрь-терьеров и Запасным тенором капеллы менестрелей. Представьте себе горечь его разочарования, когда ему вдруг приходится потесниться из-за Наследного носильщика царской клюшки.

Однако прежде всего стоило опасаться недовольства церкви. Жрецы всех шестидесяти семи богов Оума приняли новую религию в штыки. Верховный жрец Чета, председательствовавший на внеочередном заседании церковного профсоюза, произнес блестящую речь. Убеленный сединами оратор твердо заявил, что, хотя и никогда не считал себя сторонником принципа закрытого клуба, в жизни всякого мыслящего человека есть предел терпению, и, по его мнению, этот предел настал. Одобрительные возгласы, сопровождавшие эти слова, говорили о том, как точно он выразил общее настроение.

Внимательнее всех выступление жреца слушал сводный брат царя, Аскобарух, мрачный, разочаровавшийся в жизни тип с хищным взглядом и коварной ухмылкой. Аскобарух с детства терзался честолюбивыми помыслами, но до сих пор казалось, что он так и отправится в могилу, не утолив желания власти. Он жаждал стать царем Оума, и вот, наконец, судьба улыбнулась ему. Искушенный в дворцовых интригах Аскобарух понимал: жрецы — серьезная сила, стоящая за всеми успешными дворцовыми переворотами. Самым важным для замысла Аскобаруха был его преподобие верховный жрец Чета.

Именно к нему в конце заседания обратился Аскобарух. Жрецы единодушно вынесли Мерольхасару вотум недоверия и разошлись, а председатель направился в ризницу подкрепиться молоком и медом.

— Знатная речь! — вкрадчиво начал Аскобарух и неприятно улыбнулся. Что-что, а польстить человеческому самолюбию он умел.

Верховный жрец довольно погладил бороду.

— Ну, что ты, право, — смущенно ответил он.

— Будет скромничать, речь потрясающая! Ума не приложу, как тебе удается подобрать нужные слова. Вот бы мне научиться. А то недавно выступал на торжественной встрече выпускников Оумского университета, так у меня прямо язык отнялся. А ты просто выходишь, и слова сами летят с уст, будто пчелы из улья. В голове не укладывается, хоть убей!

— Все дело в сноровке.

— Божественный дар, не меньше. Верховный жрец допил молоко с медом.

— Возможно, ты и прав, — сказал он, недоумевая, почему раньше не замечал, что Аскобарух такой приятный собеседник.

— У тебя, конечно, была очень благодатная тема. Воодушевляющая и все такое. Даже я нашел бы, что сказать по этому поводу, хотя, конечно, не столь красноречиво. Что же это делается? Поклоняться какому-то неведомому богу! Говорю тебе, у меня аж кровь закипела в жилах, когда услышал. Все знают, как я уважаю и чту Мерольхасара, но это уж слишком! И откуда он только выкопал этого своего бога?! Я мирный человек и не люблю ввязываться в политику, но если бы ты сказал мне, как патриот патриоту: «Аскобарух, пора, мол, принять меры», — я ответил бы, как на духу: «Дражайший жрец, я целиком и полностью согласен». Можешь даже сказать, что ради спасения Оума необходимо убить Мерольхасара и начать все с чистого листа.

Верховный жрец задумчиво поглаживал бороду.

— Признаюсь, я не думал заходить так далеко.

— Мое дело предложить, — ответил Аскобарух, — можешь и отказаться. Мне-то что? Ты вправе действовать, как считаешь нужным. Но ты же умный человек, — пожалуй, даже самый умный во всей стране, — и наверняка понимаешь, что это прекрасный выход. Да, Мерольхасар — царь неплохой, никто не спорит. И полководец приличный, и охотник отменный. Однако давай посмотрим правде в глаза — неужели жизнь состоит лишь из сражений и охоты? Так ли все просто? Не лучше ли найти добропорядочного человека, который никогда не изменял Чету, и передать ему бразды правления? Не это ли нужно для процветания Оума? А ведь таких людей не сосчитать. Взять, к примеру, меня. Я, конечно, недостоин такой чести, но одно знаю твердо — если стану царем то уж о поклонении Чету позабочусь. Можешь поставить на это все свои пацаца. Вот.

Верховный жрец призадумался.

— О скверноликий, но благонравный Аскобарух, хороши лова твои. Однако возможно ли это?

— Возможно ли? — Аскобарух зловеще рассмеялся. — Возможно? Разбуди меня ночью, останови на скоростном тракте, я не замедлю с ответом! Вот, что я тебе скажу… заметь, я не настаиваю, просто советую, — возьми длинный острый кинжал для заклания жертв, отправляйся к Линксу, и как только Мерольхасар поднимет свою богомерзкую палку над

головой…

— Воистину, мудрость твоя не знает границ, — воскликнул верховный жрец, — верно, сам Чет говорит твоими устами!

— Ну, что, по рукам? — спросил Аскобарух.

— По рукам! — ответил жрец.

— Вот и славно, — продолжал Аскобарух. — Пожалуй, мне лучше держаться в стороне от всяких неприятностей. Отправлюсь-ка я в путешествие, пока ты здесь, так сказать, готовишь почву. В это время года очень хорошо на Средних Озерах. Надеюсь, к моему возвращению все формальности будут улажены?

— Чет меня возьми, можешь не сомневаться! — зловеще ответил верховный жрец, поглаживая рукоять кинжала.

Верный своему слову верховный жрец направился к Линксу с первыми лучами солнца. Мерольхасар как раз закончил вторую лунку и был в отличном настроении.

— Приветствую тебя, о достопочтеннейший! — бодро воскликнул царь, — приди ты минутой раньше, узрел бы, как ловко мы послали мяч прямо на грин. Ловчее не бывает. Не Удар, а конфетка, такого прекрасного чипа мэши-нибликом не видывали за пределами благословенной земли С'нэндрю, да снизойдет на нее мир, — добавил Мерольхасар, почтительно обнажив голову. — О радость, я сыграл лунку ниже пара, хоть мой драйв и угодил вон в те кусты из-за небольшого слайса.

Верховный жрец не понял ни слова, но с радостью отметил, что царь доволен и ни о чем не подозревает. Заговорщик крепко сжал под одеждой рукоять кинжала и последовал за правителем к следующему алтарю. Мерольхасар наклонился и положил небольшой округлый предмет на горку песка Несмотря на строгость взглядов, верховный жрец не смог отказать себе в удовольствии ознакомиться с диковинным обрядом.