Нет, что бы ни было, это конец. Второй попытки не будет. Как бы все ни обернулось, он принадлежит ей.

В течение дня самый эффективный период работы мозга у мужчины — те краткие минуты, когда он намыливает себе физиономию, готовясь к бритью. Орудуя кисточкой, Джимми мысленно оценивал сложившуюся ситуацию. Пожалуй, в своих оценках он был излишне оптимистичен. Для него было вполне естественно рассматривать удачу как своего рода особый поезд, который доставит его прямой дорогой в рай. Ведь до сих пор судьба была к нему исключительно благосклонна! Совершив ряд чудес на самом высоком уровне мастерства, судьба привела Джимми и Молли гостить в одно и то же поместье. Как указал в следующую же секунду холодный рассудок, это было только начало, но Джимми, задумчиво бреясь перед зеркалом, вообразил, будто это конец. Только уже закончив бриться и завязывая галстук, он начал замечать препятствия на своем пути, и притом довольно-таки существенные препятствия.

Во-первых, Молли его не любит. И нужно признать, у нее нет ровно никаких причин полюбить его в будущем. Влюбленный мужчина, как правило, не обольщается по поводу собственной привлекательности. К тому же ее отец считает Джимми закоренелым грабителем.

— А в остальном все просто прекрасно, — произнес Джимми, хмуро глядя на свое отражение, и печально пригладил волосы.

В дверь осторожно постучали.

— Хелло? — откликнулся Джимми. — Да?

Дверь медленно приоткрылась, из-за нее показалась широкая улыбка, увенчанная копной рыжих волос.

— Хелло, Штырь. Входи. Что случилось? Оставшаяся часть мистера Маллинза вступила в комнату.

— Хы, начальник! А я думаю — ваша это комната или не ваша? Слышь, как думаете, на кого я сейчас налетел там, внизу, в коридоре? На старика МакИкерна, который полицейский! Верьте слову!

— Да ну?

— А то! Слышь, начальник, чего он делает-то в здешней малине? Я чуть с копыт не слетел, как его увидел. Верьте слову. До сих пор еще не очухался.

— Он тебя узнал?

— Еще как! Зенки выпучил, вроде как актер на тиянтере, когда коварные враги его прикончить норовят, и так это злобно на меня посмотрел!

— И?

— Я стою и не знаю, что со мной — то ли я опять на Третьей Авеню, или, может, стою на голове, или что вообще творится. Потом слинял потихоньку оттуда и сразу к вам. Слышь, начальник, к чему все это? Чего старик МакИкерн выпендривается в Англии?

— Все в порядке, Штырь. Не нужно так волноваться. Я все объясню. Он ушел на покой — точно так же, как и я. Он здесь один из знатных гостей.

— Иди ты, начальник! Это еще чего?

— Он ушел в отставку из рядов защитников правопорядка вскоре после нашей веселой встречи, когда ты резвился с бульдогом. Приехал сюда, проник в высшее общество. И вот мы снова собрались под одной крышей — очаровательное семейное сборище, можно сказать.

Штырь выразил свое изумление, разинув рот.

— Это, значит… — заикаясь, выговорил он.

— Да?

— Это, значит, что же теперь будет?

— Право, не знаю. Вероятно, мы скоро это выясним. Впрочем, волноваться не следует. Следующий ход за ним. Если он захочет высказать свои комментарии, вряд ли он станет стесняться. Скорее всего, просто возьмет и выскажется.

— А то! Как пожелает, так и сделает, — согласился Штырь.

— Я, например, вполне спокоен. Что касается лично меня, я с приятностью провожу здесь время. А как твои дела на нижнем этаже?

— Чума, начальник! Нет, правда, рехнуться можно. Там такой старый фраер, дворецкий, Сондерс его фамилие — ну такие длинные слова выдает, я прямо заслушался. Меня там мистером Маллинзом кличут, — объявил Штырь с гордостью.

— Вот и хорошо. Я рад, что у тебя все нормально. Не вижу причин, почему бы нам не жить здесь в свое удовольствие. Вряд ли мистер МакИкерн станет добиваться, чтобы нас отсюда выгнали, после того как я скажу ему пару слов — так, всего лишь кое-какие лирические воспоминания, но они могут его заинтересовать. Я испытываю глубочайшую симпатию к мистеру МакИкерну, — хотелось бы, чтобы она была взаимной, — но что бы он ни говорил, я отсюда не сдвинусь.

— Да ни за что, — поддержал его Штырь. — Слышь, начальник, у него, верно, капусты хоть залейся, если смог сюда втереться. Я-то знаю, откуда у него пети-мети. Точно говорю. Я ж и сам из нашего старенького Нью-Йорка.

— Тише, Штырь, это злостные сплетни!

— А то! — Штырь упорно продолжал развивать излюбленную тему: — Я-то знаю, и вы, начальник, знаете. Хы! Вот бы и мне поступить в полицию! Росту мне не хватило. Там ребята зашибают деньгу как надо. Нет, вы посмотрите на старикана МакИкерна! Денег у него столько, что хоть солить, а разве он их заработал? Пальцем не пошевелил с начала и до конца! А теперь посмотрите на меня, начальник.

— Я смотрю, Штырь, я смотрю.

— Нет, вы посмотрите на меня! Целый год вкалываешь, как проклятый…

— По тюрьмам сидишь, — подсказал Джимми.

— А то! Гоняются за тобой по всему городу. И что в итоге? После всех трудов ни шиша в кармане. Слышь, начальник, от такой жизни до того дойдешь…

— Что станешь честным человеком, — сказал Джимми. — Подумай об этом, Штырь. Исправься. Самому легче станет.

Штырь посмотрел на него с сомнением. Несколько минут он молчал, потом, видимо, следуя каким-то своим мыслям, сказал:

— Хороший здесь дом, начальник. Богатый.

— Бывают и хуже.

— Слышь, начальник, а может, мы…?

— Штырь! — строго одернул его Джимми.

— Нет, ну может правда? — уперся Штырь. — Не каждый день подворачивается такая малина. Тут же прямо делать нечего, только бери. Добро на каждом шагу без дела валяется, начальник!

— Охотно верю.

— Так ведь зазря же пропадает!

— Штырь, — сказал Джимми. — Я тебя предупреждал. Я тебе говорил: держи себя в руках. Не давай воли своим профессиональным инстинктам. Борись! Будь мужчиной! Попробуй как-нибудь отвлечься. Коллекционируй бабочек.

Штырь угрюмо шаркнул ногой.

— Помните брульянты, что вы потырили у герцогини? — спросил он мечтательно.

— Милая герцогиня! — пробормотал Джимми. — Ах, Боже мой!

— А тот банк, что вы очистили?

— Счастливые были деньки, Штырь.

— Хы! — откликнулось дитя трущоб. Помолчали.

— Деньки были нехилые, — вздохнул Штырь. Джимми поправил галстук, глядя в зеркало.

— Тут дамочка одна есть, — продолжил Штырь, обращаясь к комоду, — у ней бусы из брульянтов, аж на сто тыщ долларей потянули. Верьте слову, начальник. Сто тыщ долларей. Мне Сондерс наболтал — ну, фраер тот, у которого длинные слова так и лезут. Я ему: «Хы!», — а он: «Верно тебе говорю». Сто тыщ долларей!

— Да, я тоже слышал, — сказал Джимми.

— Так я схожу, пошукаю, где у ней заначка, а, начальник?

— Штырь, — сказал Джимми, — даже не спрашивай меня больше. Все это категорически противоречит нашему с тобой уговору насчет ложек. Мне больно тебя слышать. Немедленно прекрати!

— Извиняюсь, начальник. Но брульянты-то прямо чудо! Сто тысяч долларей, это вам не жук начихал! Это сколько по-здешнему будет?

— Двадцать тысяч фунтов.

— Хы!.. Вам одеться подсобить, начальник?

— Нет, спасибо, Штырь, я уже закончил. Можешь вот пройтись щеточкой по пиджаку. Нет, не этой. Эта для волос. Попробуй вон ту, большую, черную.

— Костюмчик у вас — шик-блеск! — заметил Штырь, на мгновение прервав свои труды.

— Рад, что тебе нравится, Штырь. П о-моему тоже, довольно стильно.

— Прямо чума. Извините, конечно. А во сколько он вам обошелся, начальник?

— Кажется, что-то около семи гиней. Если хочешь, могу посмотреть счет.

— Гинея, это чего? Больше фунта?

— На шиллинг больше. Что это ты ударился в высшую математику?

Штырь снова принялся чистить.

— Сколько шикарных костюмчиков можно было бы купить, — обронил он задумчиво, — ежели прихватить те брульянты! — Вдруг он оживился и взмахнул платяной щеткой. — Эх, начальник! Да что ж это на вас нашло? Ведь душа болит! Ну, давайте, начальник! Хоть скажите, в чем дело-то? С чего это вы вдруг вышли из игры? Эх, начальник!