Кроме романа «Тысяча благодарностей, Дживс», который родился сам, как гейзер, я всегда ощущаю, что каждое из 40 000 слов никуда не годится. Соответственно, я начинаю снова. Мало того — я исписываю 400 страниц безумными заметками, пока хоть что-нибудь не слепится. Марлз Рейнор с 89-стрит, 21, пожмет плечами — зачем так мучаться, когда можно пойти в бар, познакомиться с Джеймсом Джойсом и положиться на судьбу?

Нет-нет, это другой Джойс! Он — матрос из Филадельфии, потерявший на службе ногу. Когда они с Рейнором познакомились, у него (Дж., не Р.) была 21 тысяча долларов.

Как мы уже говорили, произошло это в баре. После вводных фраз Джойс гордо сказал Рейнору, сколько у него денег. Рейнор счел, что этого мало, и поинтересовался, не нужно ли еще. Джойс признал, что это не помешало бы, но непонятно, что делать. Можно потерять еще одну ногу, но что-то в этом есть неприятное.

Рейнор заверил, что Джойсу очень повезло. Дело в том, что у него (Р., а не Дж.) есть приятель, некий Спиллер, который изобрел волшебную шкатулку, изготовляющую десятидолларовые купюры. Ну, как? Подойдет?

Джойс ответил, что очень подойдет. О такой самой шкатулке он мечтал в дальних морях. Они отправились к Спил-леру, сунули в щель 10 д., что-то зашуршало и вылезли уже две купюры. Задав несколько вопросов, Джойс выдал на расходы 6200 д. и навсегда простился с новыми друзьями.

Я думаю, они далеко пойдут. Собственно, полиция сообщает, что найти их не удалось.

Цыганка Бетти Уэлш (21 год) придерживается более тонких методов. Завидев на улице Элис Барбер, ассистентку зубного врача, она окинула ее взглядом, спросила, нельзя ли пощупать у нее пульс, пощупала и сказала: «Так я и думала, желудок. Идите домой, зажгите девятнадцать свечей, а потом принесите мне яйцо, обернутое бумажкой в 30 долларов».

Мисс Барбер решила, что это разумно. В конце концов, любой врач прописал бы то же самое. Сделав все, что надо, она узнала, что лечение не закончено.

— Тяжелый случай, — сказала мисс Уэлш, — запущенный. Идите домой, прочитайте алфавит от конца к началу, а потом принесите мне склянку с водой, три картофелины и 40 долларов.

Однако и это не помогло. Целительница растерялась, но тут же поняла, в чем дело.

— Зайдите в ювелирный магазин на угол 50-й стрит и 1-й авеню. Возьмите там в кредит драгоценностей на 500 долларов и подождите меня.

К сожалению, мисс Барбер поделилась ее советом с женихом, а тот обратился в полицию. Когда мисс Уэлш пришла к магазину, ее поджидал лейтенант Уолтер О'Коннор и еще Двое полицейских.

В беседе с лейтенантом мисс Барбер сказала:

— У меня что-то с животом, надо же вылечиться!

При всем восхищении такими мастерами, еще больше я преклоняюсь перед Робертом Уотсоном из Хобокена (45 лет). Осуществив мечты всех людей, достойных этого имени, он победил налоговую инспекцию.

По-видимому, преступная жизнь плоха тем, что полиция слишком настырна. Лезет и лезет! Перед самым моим отъездом они зашли и ко мне. Нет, я ничего не сделал. Я был чист, как свежевыпавший снег. Посетители (один — потолще, другой — потоньше) хотели всучить мне какую-то штуку, оберегающую от воров. Стоила она 8 долларов, и это еще мало, поскольку преступность ужасно растет. «Ну, день ото дня», — сказал толстый, а тонкий прибавил: «Чаще» — и предположил, что причина — в этих комиксах. Разжигают воображение.

Что до преступников, они обычно стучатся у черного хода и говорят, что пришли от бакалейщика. Когда вы открываете, они вас бьют по голове. Следовательно, нельзя пускать их, и тут вступает штука. Она — круглая, с глазком. Вы присобачиваете ее к двери и, заслышав стук, смотрите, а там говорите:

— Ах, от бакалейщика? Где же товар? Почему вы в масках? Что это за ружье, наконец?

Естественно, они убегают, громко вопя.

Сразу ясно, что получится. Такие кражи прекратятся, и тот, кто хочет неправедно подработать, будет вынужден приставать к людям на улице. Застенчивому человеку это очень трудно. Я бы сгорел от стыда. Ну, что это — подойти к незнакомому и сказать: «Я, видите ли, налетчик»? Как-то резко. Представляю такую сцену:

— Э… а… простите… не могли бы вы дать мне спичечку? Забыл, понимаете, а закурить надо. Доктор говорит, что много курю, но… Ах, вы тоже? Так-так-так… Доктор, знаете ли… Доктор Ливингстон, если не ошибаюсь?[49] Хе-хе-хе. Быстро теперь темнеет. Не успеешь оглянуться — Рождество. Доброй вам ночи, мой друг, спасибо большое. Да, кстати! Не дадите ли мне свой кошелек?

Немного мягче, но все-таки — не то. А если он вообще глухой?

Вы говорите:

— Я, видите ли, налетчик.

Он отвечает:

— Э?

Вы:

— На-лет-чик.

Он:

— Э-э?

Вы:

— Ну, налетчик! Нарцисс, анемон, ландыш…

Он:

— Простите, не знаю. Я не здешний. Что делать дальше?

Но хуже всего в преступной жизни рутина, привычка. Вот, например, читаем в газете:

«Лазарь Коплович держит кондитерскую в Бруклине, на 60-й авеню. За последний месяц его ограбили четыре раза. Один и тот же человек приходит в одно и то же время и угрожает ему ножом. 3 февраля он взял 10 д., 10-го еще 10, 17-го и 24-го — ту же сумму. Полиция поставила в кондитерской сыщика, но несколько дней никто не являлся. Сыщика отозвали, а 3 марта вор снова забрал 10 долларов».

Несчастный этот вор. Раб привычки.

Уинклер, старый добрый Уинклер, простите меня! Перечитывая последние главы, я с неудовольствием заметил, что виляю туда и сюда. Вы задали мне вопросы, а я, чем ответить, отвлекаюсь на всяких улиток, мосты, метеориты, налетчиков, кукушек, о которых знать не хотят Ваши читатели и слушатели. Такие уж мы, эльфы. Болбочем. Вроде бы говорил, что окину взором человечество от Китая до Перу, но есть пределы. С этой поры буду идти прямо. Поскольку Вас занимает моя домашняя жизнь, с нее и начну.

Как Вы справедливо заметили, я живу на лоне природы. Семь лет подряд у меня был так называемый пентхауз на 14-м этаже одного дома (угол 84-й стрит и Парк-авеню, Нью-Йорк, Б 8-50-29), но теперь я переехал в деревушку под названием Ремзенбург, расположенную на Лонг-Айленде, совсем недалеко от места, где я жил после свадьбы сорок три года назад. Домик у нас хороший, с двумя террасами и садом вроде парка (12 акров). Не заедете ли?

Семья наша состоит из меня, жены, двух пекинесов, кошки и фокстерьера. Живем мы дружно, как моряки на берегу. Пекинесов мы привезли, а Билл (фокстерьер) и Пуна (кошка) нашли у нас желанный приют.

Происхождение их темно. Пуна зашла поесть, это понятно, на Л.-А. много бродячих кошек, которые рыщут по влажным лесам, помахивая хвостами. А вот Билл — собачка загадочная. Чистопородный фокстерьер, явно привыкший к высшему обществу. Почему же он там не остался? Быть может, ему надоели дрессура и забота, и он решил жить сам по себе.

Как бы то ни было, однажды он появился у нас в саду и сел, давая понять, что дальше идти не намерен. Отощал он страшно и так запаршивел, что мы с трудом разглядели, где же он сам. Ветеринар возился с ним день и ночь, нагоняя гемоглобина, поскольку кровь полностью перешла в паршу. Приятно вспомнить, что теперь ему приходится следить за калориями. Лиса, увидев его, просто умрет со смеху.

Из людей мы общаемся с Франсис, которая приезжает в собственной зеленой машине, чтобы помогать нам по хозяйству, с Болтонами, с несколькими соседями и местными детьми.

Один ребенок заглянул к нам, когда я поливал газон.

— Эй! — сказал он.

— Эй, — вежливо отвечал я.

— Чего делаешь?

— Газон поливаю.

— У-гу. Папаша у тебя есть?

— Нету.

— А мамаша?

— Тоже нет.

— А сестра?

— Нет.

— А брат?

— И его нет.

— А конфеты?

Какой диалог! Блестящий. Вот они, юные американцы. Заходят в наш сад и окрестные собаки, рассчитывая на плошку молока и два-три печенья. Не говорю о птицах, белках, черепахах и кроликах. В хороший ясный день сад наш похож на зоологический. Кстати, о кроликах — я слышал, что нью-йоркские ветеринары колют им энзим «папаин», чтобы уши у них не торчали, а свисали, как у коккера. Изобрел это некий Льюис Томас, и Кроличье общество счастливо. Как их, однако, легко обрадовать! Посудите сами — хорошо, укололи, а что толку? Перед вами вислоухий кролик. Если вы таких любите, что ж, ваше дело, но людей больных или нервных придется предупреждать.