— Ты, в ржавой жестянке! — горланил кто-то, имея в виду Фризгарда, хотя его доспехи, пусть не новые, не заслуживали такого обращения. — Кто шляпник у тебя?

— Да ты разуй глаза, — орал ему друг, поскольку Фризгард хранил молчание, — не видишь будто, ведь это чучело!

Шутника наградили взрывом смеха. Фризгард, хоть и сам любил шуточки, покраснел.

— Зарделся как маков цвет! — раздался выкрик. Фризгард побагровел.

Тут события стали принимать интересный оборот.

— Ладно, — отрезал грубый голос из толпы, — разговорами делу не поможешь. Подавай яички, хозяюшка!

Немедленно над лужайкой пролетело яйцо и разбилось о плечо Лёйтхольда. Толпа взвыла от восторга. Вот забава так забава — решили они, и тут же от яиц, капусты, дохлых кошек и тому подобных снарядов потемнело в воздухе. Стражники кричали и бушевали, но не смели покинуть пост. Внезапно, в самый разгар шквала, все стихло, как по волшебству. Стоило кому-нибудь обернуться, как он начинал прыгать от радости и размахивать шапкой, и так все сборище.

Раздалось оглушительное приветствие.

— Ура! — кричали в толпе. — Вон идет старина Телль! Теперь-то повеселимся!

Телль шагал с луком на плече, в компании Вальтера. Он ничего не знал о распоряжении наместника и очень удивился, увидев большую толпу на лугу. Он, как всегда вежливо, поклонился, в толпе трижды прокричали «ура», и он снова поклонился.

— Ого! — внезапно заметил Вальтер. — Отец, гляди-ка, шляпа на шесте.

— Что нам до шляпы? — сказал Телль и пошел по лугу с величайшим достоинством, а Вальтер пошел рядом, стараясь держаться, как отец.

— Эй, там! — закричали солдаты. — Стоите! Почтения не отдали вы шляпе.

Телль ничего не ответил, только глянул презрительно. Вальтер глянул еще презрительнее.

— Ну-ка, ты! — рявкнул Фризгард, преграждая ему путь. — Во имя императора, ни с места!

— Приятель, — сказал Телль, — отстань. Я спешу. Ничего я тебе не дам.

— У меня приказ, — сказал Фризгард, — стоять здесь, и чтобы никаких хождений, которые шляпе не кланяются. Наместника приказ, самого. Так-то.

— Приятель, — сказал Телль, — не мешай мне. Я пройду, и весь сказ.

Поощрительные выкрики из толпы, только и ждавшей, когда начнется заварушка.

— Давай, Телль! — вопили они. — Не мели с ним языком. Наподдай ему!

Фризгард распалялся все больше.

— У меня приказ, — повторил он, — которые не кланяются — арестовать, и без лишних слов, молодой человек, я вас арестую. Так что? Будем кланяться или пройдемте?

Телль оттолкнул его и пошел, гордо подняв голову. Вальтер пошел рядом, тоже подняв голову.

БАЦ!

Толпа ахнула, увидев, как Фризгард поднял пику и с размаха ударил Телля по макушке. Эхо раскатилось по лугу, вверх по холмам и вниз, в долины.

— Ох! — выдавил Телль.

«Ну, — подумала толпа, — сейчас будет на что посмотреть».

Сначала Телль решил, будто на голову ему упала самая высокая гора в округе. Потом подумал: землетрясение. Наконец до него дошло, что какой-то солдатишка ударил его пикой. Тогда он разозлился по-настоящему.

— Слушай, ты! — начал он.

— Смотри, ты! — указал на шляпу Фризгард.

— Ты мне сделал больно, — сказал Телль. — Пощупай, какая шишка. Хорошо хоть, голова у меня твердая, а то бы не знаю, чем кончилось. — Он двинул кулаком Фризгарду в лоб, но поскольку тот был в железном шлеме, вряд ли почувствовал удар.

Зато прочувствовала толпа и ринулась на помощь Теллю. Все ждали, когда Телль начнет драку, потому что сами не хотели быть зачинщиками. Нужен был предводитель.

Убедившись, что Телль ударил Фризгарда, они засучили рукава, ухватили свои палки и дубинки и помчались по лугу.

Стражники ничего не заметили. Фризгард бранился с Теллем, а Лёйтхольд смеялся над Фризгардом. Так что народ, вооруженный палками и дубинками, захватил их врасплох! Но Геслер набирал себе на службу храбрых солдат; скоро они вовсю давали сдачи, и народ в большинстве пожалел, что не сидит дома. Ясно, на солдатах были доспехи, и удары они ощущали слабо; а поселяне были без доспехов, и удары по ним приходились чувствительней. Например, Конрад Гунн напал на Фризгарда, а тот случайно уронил пику — и надо же, как раз Конраду на ногу. Тот похромал назад, находя, что в драке без крепких башмаков мало толку.

Перевес временно оставался за стражниками.

Вокруг шеста еще долго бушевала драка; Фризгард и Лёйтхольд, размахивая кулаками и древками пик, носились туда-сюда, аж земля тряслась под железными башмаками. Фризгард сбил с ног подпаска Сеппи (кстати, предка Буффало Билла[52]), а от удара Лёйтхольда Клаус Флюе просто покатился кувырком.

— Что вам необходимо, — заговорил Арнольд Сева, который увидел драку в окно и примчался советовать направо и налево, как всегда, — что вам нужно, это военная хитрость. Вот что нужно — расчет, маневр. Заметьте, не грубая сила. Какой смысл наскакивать с кулаками на стражника в доспехах? Он даст сдачи. Надо применить хитрость. Следите за мной.

Так он распространялся, стоя на обочине. Потом схватил дубинку и стал красться к Фризгарду, который только что отходил пикой охотника Верни — еще эхо не утихло в горах — и отвлекся на Иоста Вайлера. Арнольд Сева прошмыгнул сзади и поднял было дубинку, но Лёйтхольд его заметил и спас товарища, со всей силы вогнав пику Арнольду бок Позже тот вспоминал, что чуть дух не испустил. Он так и покатился. Несколько минут по нему все топтались, но он все же поднялся и похромал домой, сразу лег в постель и не вставал два дня.

А Телль стоял в сторонке и наблюдал, сложа руки. Он был не против драться с Фризгардом один на один. А с целой толпой, решил он, нечестно будет: все против одного, даже такого грубияна.

Он посчитал, что пора положить конец бесчинствам, вытащил из колчана стрелу, приладил к тетиве и нацелил на шляпу. Фризгард в ужасе вскрикнул и кинулся наперерез. Тут кто-то сильно ударил его лопатой, так что шлем наехал на глаза — не успел Фризгард поднять забрало, как дело было сделано. Стрела, пробив и шляпу, и шест, вышла с другой стороны. Первое, что он увидел, открыв наконец глаза: Телль стоит рядом и подкручивает усы, а кругом пляшет и буйствует толпа, бросая шапки в воздух.

— Безделица, — скромничал Телль. В толпе снова и снова кричали «ура».

Фризгард и Лёйтхольд лежали на земле возле шеста, все в синяках и шишках, и думали, что, в общем и целом, лучше пока не подыматься. Как знать, до чего дойдет толпа, если снова кинется в драку. Так что они лежали себе и не вмешивались в общее веселье. Что им было нужно, как сказал бы Арнольд Сева, будь он здесь, это отдохнуть немного. Шлем Лёйтхольда так исколотили палками, что он съехал вниз и совсем потерял форму, да и у Фризгарда был не лучше. Оба чувствовали себя, как будто их на мостовой переехала ломовая лошадь с телегой.

— Телль! — кричали в толпе. — Ура Теллю! Молодец Телль!

— Орел наш Телль! — горланил кузнец Ульрих. — Никто во всей Швейцарии бы так не выстрелил.

— Никто, — шумели вокруг, — ни один!

— Речь, — выкрикнул кто-то в толпе.

— Речь! Пусть Телль скажет речь! — подхватили все.

— Нет-нет, — возражал зарумянившийся Телль.

— Давай-давай! — гремела толпа.

— Да я не смогу, — отвечал Телль, — не знаю, что и сказать.

— Что угодно говори. Речь! Речь!

Кузнец Ульрих и рыбак Руоди подняли Телля на плечи, и, откашлявшись, он начал:

— Господа… Приветствия из толпы.

— Господа, — снова начал Телль. — Это самый счастливый день в моей жизни.

Снова приветствия.

— Не знаю, что вы хотите от меня услышать. Я раньше не говорил речей. Простите, я так расчувствовался. Это лучшие минуты в моей жизни. Сегодня великий день для Швейцарии. Мы впервые ударили в набат революции. Не будем останавливаться.