- Тогда держись подальше от города, пока не нажил неприятностей и не начал резать своим мечом горожан.

- Какое вам дело, если я хочу ехать дальше на запад?

- Никакого, прах его побери.

Тварь, шатаясь, пробиралась через темный ночной лес. Ее движения были тяжелыми и неуверенными, словно ее мозга не хватало, чтобы точно управляться с массивными мускулами, но тем не менее, тварь двигалась очень тихо. Во тьме раздавался лишь мягкий шелест раздвигаемых молодых ветвей д шуршание прошлогодних листьев, похожее на дыхание ночного ветра. Обычные ночные звуки.

Тварь была похожа на человека - она двигалась в вертикальном положении, и у нее было две руки, две ноги, туловище и голова, - но все это вдвое больше, чем у обычного человека. Голова, казалось, просто лежал на широких, сутулых плечах. Никакой одежды на твари не было.

Тварь пробралась сквозь живую изгородь у края поля, вдыхая влажный ночной воздух. Ноздри ее трепетали. Тварь еще не могла видеть овец, но он знала, что они там - ноздрей достигал теплый, сытный запах живого. Он знала, что сейчас они занервничали, вскочили на ноги и принялись бегать и метаться, издавая слабое, жалобное блеянье. Несомненно, они тоже учуяли ее запах. Это было нехорошо, так как могло насторожить собак.

Тварь ощупала небольшой предмет, который свисал с ее шеи на тонкой и прочной цепочке. Память ясно подсказывала, как следует действовать. Нужно было держать этот предмет вот так и извлечь вот такие звуки... Тварь очень много училась, снова и снова, и еще раз снова. Овцы должны успокоиться, должны перестать бояться, а собаки должны уснуть. Это должно быть хорошо, потому что до этого твари ни разу не удавалось изловить овцу без того, чтобы загнать ее до полусмерти, да к тому же еще приходилось убивать несколько собак.

Но теперь тварь держала предмет совершенно правильно и с третьей попытки произвела именно те звуки, которые были нужны. Овцы затихли и снова улеглись на землю. Тварь вышла из-под прикрытия деревьев и, подгоняемая нетерпением, быстро пошла через поле. Под ногой треснул сучок, и тварь замерла на полушаге, но никто не встревожился, не очнулся даже старый и подозрительный гусак. С фермы не доносилось ни звука. Тварь пересекла поле и приблизилась к каменной стене загона. Запах овец здесь был особенно силен и приятно щекотал ноздри, но тварь сдерживалась. На это тоже было потрачено немало времени.

Осторожно, чтобы не потревожить ни одного камешка на стене, тварь перелезла в загон и на мгновение замерла, припоминая.

Да, она должна была принести так много овец, сколько могла утащить.

Это показалось удивительным: ведь одной овцы было бы вполне достаточно, но тварь слишком хорошо усвоила все уроки. Она подняла одну овцу за заднюю ногу. Животное безвольно повисло, словно крепко уснув. Тварь подняла еще одну овцу, потом еще одну. Ухватив каждое животное з ногу, тварь легко закинула добычу за спину. Еще три овцы в другой руке. Тварь остановилась и уставилась на остальных. Хорошо бы попробовать хоть одну... К тому же это будет еще одна овца, добытая сегодня. Принести так много, как только сможет! Да, тварь очень хорошо помнила приказ - принести как можно больше. Она наклонилась и взяла еще одно животное в зубы. Вкус сладкой, горячей крови чуть было не заставил тварь потерять самообладание, пробудив в памяти воспоминания о прежней жизни. Добрая кровь! Но другая, новая память одержала верх.

Тварь не должна была есть сейчас. Позже. Сейчас она должна отнести добычу.

Тварь проглотила скопившуюся во рту кровь, издала тихий, хныкающий звук и растворилась в темноте.

На следующий день рано утром, когда темно-красное солнце поднялось над горами на востоке всего лишь на толщину пальца, лошадь Кевина была уже оседлана и снаряжена в путь. Шериф наблюдал за ним из дверей казармы. Заканчивая последние приготовления, Кевин забросил за спину меч и повел коня к воротам. Могучие копыта гулко ударяли по каменным плитам на плацу.

Сразу за высокими, тяжелыми дверьми, выходящими на Коровий двор, какой-то человек был пригвожден в крайне неудобном положении к позорному столбу. Руки человека были выкрашены красным.

"Вор", - подумал Кевин. Остановившись, он повернулся к шерифу и заметил:

- Вы уже успели потрудиться сегодня утром.

- Мы трудимся каждое утро.

- Я у вас в долгу, добрый шериф, за квартиру и за стойло.

- Эти расходы предусмотрены хартией.

Кевин и шериф некоторое время изучали друг друга, затем шериф посмотрел на небо и нахмурился.

- Направляешься к Проходу? - в тоне, каким был задан вопрос, проскользнуло что-то похожее на насмешку.

- Я думаю, что мне удастся его преодолеть.

- Ты думаешь? - шериф тонко улыбнулся. - Моя тетка Порки может думать, что может состязаться в скорости со скаковой лошадью, но ей не взять ни одного приза. Ты же сам говорил, что ты - просто меч. А там, наверное, понадобится кое-что побольше, чем это.

Кевин криво улыбнулся.

- К чему такая забота, шериф?

- Забота? - шериф издал сердитый звук, нечто среднее между кашлем и рычанием. - Мне ни к чему заботиться о том, что ты делаешь!

- Тогда желаю здравствовать, шериф. - Кевин повернулся к воротам.

- И тебе того же, вольный рейнджер Кевин из Кингсенда!

Снова насмешка? "Проклятый шериф, - подумал Кевин. - Есть в нем что-то от Раскера - режет, как новая сабля". Однако, что касается Раскера, то все знали, что прячется за его вечно недовольным видом. Шериф же не позволял заглянуть себе внутрь. Ну и пусть убирается в ад! В конце концов, Кевина это не должно было беспокоить.

Кевин вышел из казармы и купил себе в дорогу хлеба и колбасы. Колбас была настолько твердой, что ей можно было свалить с ног быка. В старой шутке говорилось, что в опасном путешествии колбаса вполне заменяет дубинку. Затем Кевин сел верхом и поскакал на запад. У старых западных ворот какой-то старик схватил коня за уздечку.

- Рябиновые прутья, чтобы отвращать чары! - выкрикивал он. - Ольха и янтарь!

Кевин потянул повод и проехал мимо. Что бы ни ждало его у Прохода, он сомневался, что ольха, окаменелая смола и рябиновые прутья смогут ему помочь.

Западная дорога пролегала по неглубокой долине Бешеной реки. Конь был хорошо накормлен и прекрасно отдохнул: он с силой ударял в землю своими мощными копытами и нетерпеливо вскидывал голову, недовольно всхрапывая, лишь только Кевин натягивал поводья.

- Успокойся, успокойся. Не балуй! Оставь хоть немного силы, чтобы вскарабкаться на эту горку!

Он зорко смотрел вперед, где уткнулся в небо мрачный, иззубренный пик Скалы-Замка. Скала царила над всем Вейлом, возвышаясь, над долиной чуть не на поллиги, словно невероятный замок какого-нибудь великана. В том месте, где дорога карабкалась на склоны, не на самую крутизну, а на дальних подступах к ней, Кевин различал среди скалистых отрогов только тонкую линию, да еще узкий разрез к северу от Скалы, который, вероятно, и был Проходом. Клочья облаков отрывались от поднебесных скал и торопливо уплывали прочь, пролетая над долиной.

На невысоком холме, практически на равнине, Кевин обнаружил небольшой придорожный алтарь. Он был осквернен и загажен, замысловатые переплетенные буквы и символы были искрошены и обколоты, словно ударами молотка. Лицо идола было испачкано грязью, как будто кто-то, стоя на дороге, швырял в него пригоршни навоза. Кевин почувствовал, как внутри у него поднимается беспричинный гнев. Сам он едва ли был глубоко религиозен, но подобное глупое поведение считал достойным только животных. Поэтому он остановил коня и спешился. Пучками травы, смоченными в придорожной канаве, он как мог тщательно счистил грязь. К какому из богов относился этот алтарь, он так и не разобрал, так как не умел читать эти странные буквы.

Расшатанная фермерская подвода, запряженная костлявым быком, единственная попалась ему навстречу. Подводу сопровождал сутулый крестьянин, который украдкой бросал на Кевина испуганные взгляды. Завидев Кевина, он взмахнул хлыстом и попытался заставить старое животное побыстрее перебирать ногами. Кевин кивнул ему: