* * *

- Там человек! О величайший, там человек! Шад обернулся. Кричал молодой посланник кониса Юстиния. Юноша иногда отъезжал на своем коне в сторону от отряда, поднимался на вершины барханов, будто что-то высматривая... И наконец высмотрел. Асверусу позволялось обращаться к Даманхуру напрямик, в отличие от благородных эмайров, сопровождавших повелителя в путешествии, - знак уважения к сыну иноземного властителя. Эмайрам, пожелавшим говорить с шадом, вначале надлежало испросить разрешения у дейвани Энарека.

- Человек? - поднял бровь Даманхур. - Всадник?

- Нет. - Асверус направил лошадь к владыке Саккарема и поехал рядом. По-моему, мертвец.

- Ну и оставь его стервятникам, - хмыкнул глад, щурясь от солнечных бликов, отбрасываемых доспехами телохранителей. - Нам-то что за дело, почтенный Асверус?

- Надо посмотреть, - стоял на своем нардарец. - Повелитель, там все перекопано, будто дрались два дракона. И множество следов на песке.

- Следов? Отпечатков копыт?

- Нет, - горячо возразил Асверус и просительно глянул в глаза Даманхура, я прежде не встречал ничего подобного.

- Атт-Идриси! - Шад окликнул десятника своей охраны, решив, что проще удовлетворить просьбу нардарца и продолжить путь. - Возьми еще двоих и поезжай вместе с уважаемым послом, осмотритесь. Он что-то нашел.

Четверо всадников оторвались от основного отряда, галопом поскакали к ложбине меж двумя барханами и скрылись из глаз. Вскоре один из гвардейцев вернулся.

- Солнцеликий, десятник говорит, что тебе необходимо глянуть это. Там безопасно, но...

- Что "но"? - нахмурился шад. - Говори яснее!

- Не могу, - признался саккаремец. - Это нельзя описать словами.

-..Даманхур остановил своего коня на дне красноватой песчаной впадины и поморщился.

Во-первых, неприятно пахло - солнце успело пригреть. Запах очень слабый, но мерзкий. Во-вторых, такого количества крови шад еще никогда не видел. Будто здесь закололи дюжину баранов. Песок буквально пропитался темно-багровой жидкостью, корка с хрустом ломалась под копытами лошадей... Кое-где песчаная россыпь сплавилась, превратившись в мутно-коричневое с прозеленью стекло, поверхность пустыни взрыхлена так, словно тут всю ночь металось стадо взбесившихся верблюдов, в двух местах прямо из песка вырываются струйки незаметного сине-желтого огня... И следы. Рассыпанные повсюду следы гигантского зверя. Оттиски когтистой лапы, напоминающей волчью, только размером самое меньшее с обеденное блюдо. Рядом с ними угадывались следы поменьше, однако по форме почти такие же.

Удивляло и поражало одно: посреди этого кровавого месива, расплавленных осколков, колдовского огня, какой можно встретить только на болотах возле саккаремского Кух-Бенана, скорчившись, лежал человек. Абсолютно голый. Даманхур отчетливо разглядел огромную рану на ребрах справа - такое чувство, что незнакомца наотмашь полоснули ятаганом.

- Лекаря, - коротко приказал шад. Ему показалось, что "мертвец" отнюдь не настолько мертв, как привиделось Асверусу.

Гвардейцы и личный целитель шада спустились вниз (не без опаски, правда. Место, судя по виду, было дурное), а вскоре Даманхур тоже решил спешиться и разглядеть все подробно. Пока лекарь возился с неизвестным, осматривая его зрачки и щупая пальцами шею, шад поднял чуть теплый обломок песчаного стекла, чтобы убедиться - виденное существует наяву.

Даманхур знал основы кузнечного дела - оно считалось в Саккареме благородным занятием, и многие эмайры специально учились у кузнецов, для того чтобы самим узнать, как из невзрачной руды рождаются чудесные образцы оружейного искусства. Каждому, кто хоть раз в жизни стоял У горна, известно: песок сплавляется только на самом жарком огне. Попробуйте-ка расплавить камень! Но здесь... Что же за пламя бушевало над пустыней минувшей ночью? Именно минувшей: произойди это раньше, кровавые пятна не выглядели бы такими свежими. Загадка...

- Он жив, господин, но еле-еле. - Даманхура отвлек голос Асверуса.

- Да? - Шад не без сожаления отбросил тяжелый осколок и подошел к лекарю, хлопотавшему над странным человеком. Последний, как сумел рассмотреть Даманхур, был молод, но не юн - лет двадцать пять или двадцать семь, хорошо сложен, кожа светлая. Не саккаремец. Скорее, выходец откуда-то с полуночи. Волосы длинные и почему-то у висков заплетены в косички.

"Наверное, сегван, - предположил шад. - Хотя нет, торговцы с Островов светловолосы и повыше ростом. А у этого голова темная. И в кости более крепок".

- Солнцеликий. - Лекарь обратился к шаду. - Нельзя оставлять человека без помощи. Он очень сильно ранен, и дух его блуждает на грани света этого мира и божественного пламени мира загробного, но, как я посмотрю, тело у него сильное...

- Если твоего искусства хватит для исцеления, - подумав, решил Даманхур, мы заберем его с собой. Когда очнется - расспросим, что происходило на этом месте. Мне это было бы любопытно.

- Волшебство, - прошептал лекарь. - Меня кое-чему учили, и я могу распознавать тайны исчезнувшей магии.

"Исчезнувшей? - задал сам себе вопрос шад. - Неправильно ты говоришь, ученый человек. Чем дольше я размышляю, тем более прихожу к выводу: магия никуда не исчезала. Вот ты, целитель, пользовавший еще моего отца, знаешь какие-то фокусы, кое-кто из моих телохранителей пользуется странными амулетами, придающими человеку силу в бою... Весьма у многих, как я погляжу, хранятся какие-то клочки, кусочки, обломки волшебства, хотя высокоученый Гермед Аррантский долгими вечерами в Мельсине убеждал меня: любое волшебство ныне невозможно, а последние остатки его тщательно сохраняются на Великолепном Острове... Темнят арранты, ой темнят..."

У Даманхура давно появились смутные догадки о том, что искусство волшебства, процветавшее во времена Золотого века, и не думало исчезать в небытие. Нельзя просто так выдернуть у природы какую-то часть ее силы. Но вездесущая Аррантиада, посланники басилевсов, просто путешествующие мудрецы с Острова убеждали всех и каждого: волшба канула в прошлое, людям стоит надеяться только на свои силы и помощь богов. Непонятно, для чего им это нужно. И почему создавалась отчетливое впечатление, что Гермед (между прочим, один из самых приближенных к басилевсу Тиберису людей) знал о подоплеке войны, свалившейся на материк Длинной Земли, куда больше, чем все прочие?..

Но подозрения оставались только подозрениями, и ничем больше.

Пока Даманхур, хмурым взглядом уставившийся на язычок невиданного в пустыне огня, выбивавшийся прямо из песчаной плоти Альбакана, размышлял, лекарь и несколько гвардейцев соорудили из копий и попоны носилки.

Шад вздрогнул, услышав чужой голос (Даманхур, отличавшийся завидной памятью, мог по интонациям распознать любого из своих ближних даже в кромешной тьме). Этого голоса он не знал.

- Кто вы? - Слова прозвучали глуховато, однако разборчиво, с едва заметным акцентом. Никто сразу и не сообразил, что это говорит неизвестный, уже переложенный на носилки, - Эй, кто-нибудь! - позвал он.

Асверус отозвался первым. Сын кониса Юстиния присел на корточки рядом с человеком и сказал по-саккаремски:

- Свита блистательного владыки шаданата Саккарем Даманхура Первого. Не бойся, ты вне опасности, здесь есть очень хороший лекарь, и сам шад о тебе позаботится...

- Опять повезло, - с болезненной усмешкой ответил человек, настороженно косясь по сторонам. - Вы все - свита, а ты кто?

- Асверус, урожденный Лаур, эрл и тан владения Керново, что в Нар д аре, представился посланник так, будто стоял рядом с привычным к этикету мельсинским придворным, а не с обнаженным бродягой, вымазанным в пыли и собственной крови.

- Нарвался, - вздохнул раненый. - Шад, нардарский принц... Кто тут еще? Ладно, меня обычно называют Кэрисом, сыном Кавана, из Мак-Каллан-мора. Я вельх. Прошу вас об одном - если вы направляетесь в Меддай, а скорее всего, так оно и есть, немедленно передайте мудрейшему аттали Ка-сару эт-Убаийяду, что человек по прозвищу Дэв хочет побыстрее переговорить с ним...