- Да.

- Баранов просишь?

- Да.

- Сколько?

- Двадцать.

- Мало! - сказал Сашка. - Проси тридцать! Ты отвечать будешь, если бойцы останутся голодными!

- Больше нет, - грустно сказал Абдулла. - Я два барана богу обещал. Восемнадцать - нам.

- Плохо! - Сашка плюнул. - Значит, бог взятки берет?

- Десять процентов, - ответил Абдулла и снова припал к земле.

Сашка вскочил со своего сиденья.

- Ладно, черти драповые! - сказал он, толкая собаку, нюхавшую его ноги. - Когда-нибудь до вас доберусь!

Юсуп находился тут же. Он лежал на выжженной траве, неподалеку от Абдуллы.

- Не сходить ли нам в медицинский пункт? - вслух подумал Сашка и подозвал Юсупа. Обняв его, он пошел, хромая, стараясь не ступать на пятку.

Возле каравана, за ящиками они нашли Варю. Она раскинула свою палатку. Осмотрев Сашкину ногу, она сказала:

- Не мешало бы помыться!

- Да, не мешало бы, - признался Сашка. - Что ж, Юсуп, сбегай за водой!

Юсуп пошел к арыку. Сашке очень хотелось поговорить с Варей, но она делала вид, что необычайно занята, и перекладывала из одного ящика в другой какие-то пакеты, бинты и банки. Сашка не знал, как приступить к разговору.

Как во нашей во деревне,

Во веселой слободе

Ходит парень молодой,

Неженатый, холостой...

Как во нынешнем годочке

Потерял сердечко он.

Стал родителя просить,

Стал серьезно говорить.

Отец сыну не поверил,

Что на свете любовь есть...

запел рядом молодой и звонкий голос.

- Знатно поет. И песня знатная. - Сашка печально посмотрел на Варю.

Примчался бледный и встревоженный Муратов с запасным конем.

- Наткнулись! - закричал он.

Сашка, забыв про боль в ноге, вскочил на коня, как был, босой, и поскакал в авангард.

Жарковский подал Сашке бинокль. Сашка приложил его к глазам и увидал, что на горном хребте стоит всадник, а за его спиной горит солнце. Лошадь и всадник неподвижны и кажутся черным силуэтом, наклеенным на желтую бумагу. Вдруг силуэт исчез. Сашка даже протер бинокль, но когда он вновь посмотрел в него, гребень был чист.

Хамдам подъехал к Сашке и, обведя пальцем горизонт, точно карандашом, пробурчал:

- Иргаш здесь.

Сашка мигнул так спокойно, словно эта новость была ему не интересна. Есаулы подали Хамдаму платок. Он вытер потное лицо.

- Слава богу, хоть вовремя заметили! - сказал Муратов.

- Иргаш может уйти? - спросил Юсуп.

- Куда он уйдет? Оставив нас на хвосте? Он не дурак, - ответил Сашка. - Это вор бежит, а противники, милый мой, встречаются. Норовят друг друга кончить. В этом жизнь.

- Не знаю, в чем жизнь. Это пусть философы решают, - сказал Жарковский, поежившись, будто ему стало холодно от слов Сашки. - А сейчас перед нами стоит вопрос практический. Надо выяснить: сколько у него силы?

- Что там силы! - перебил его Сашка. - Восток есть Восток. Сейчас пусто, а через час густо.

- А если и сейчас есть?

- Разбегутся! - Сашка беспечно посмотрел на Жарковского. - Вырвался вперед, так уж бей, не зевай! А разведку засылать поздно.

Жарковский пожал плечами. Юсуп встал на сторону Сашки, не думая. Сашка быстро прикинул в уме план предстоящего боя и словно охмелел от веселой тревоги, и каждая жилочка в его лице заиграла, будто луч, попавший на воду.

Хамдам вдруг хлопотливо сказал Сашке:

- Возьмем Иргаша - добыча наша.

Сашка рассмеялся:

- Разжиться хотят твои мужички? Ладно! Не препятствуем. Босоту да голоту оделим байским добром. Я думал, ты - хан, а ты - торговец!

Хамдам успокоился.

Невдалеке артиллеристы готовили орудие. Это еще более придавало уверенности Хамдаму. А презрительных Сашкиных слов он не понял или недослышал.

Солнце скатилось за гору. Черные скалы расплылись, посерели. Их очертания сливались. Пропадали мелочи, трещины, исчезало в серой дымке все то, что пряталось за камнями. Благодаря ей противник становится невидимым.

Кавалерийская труба пропела сбор.

Волнение пробежало по лагерю. Лошади еще дожевывали корм. Всадники, отрывая их от пищи, спешно проверяли седловку и вставляли им в рот отпущенные трензеля. Возле Артыкматова сидел на корточках босой и косматый Федотка. Маленькая детская тюбетейка едва прикрывала ему темя. Опорки, коротко обрезанные штаны, голубая рубашонка, перетянутая солдатским ремнем, составляли все его обмундирование. За поясом у него торчал узбекский нож.

Когда Артыкматов ушел с отрядом в поход, Федотка решил не отставать от старика. Он увязался за обозом.

Сейчас они встретились, и между Абитом и Федоткой шел спор. Абит приказывал ему идти к Варе, а Федотка только что сбежал от нее. Всю дорогу он трясся в санитарной фуре. Ему это надоело.

- Воевать хочу! - упрямо говорил Федотка. - Что мне с Варькой? Я все равно бинтовать не умею.

- Иди туда...

- Не пойду, - твердил Федотка. - Что я, маленький?

- Коня нет. Как воевать?

- Украду, - настаивал на своем Федотка. - Или убьют кого - вот и конь.

Абит взял его за шиворот и повел насильно к перевязочному пункту.

В эту минуту тревожно и резко запела кавалерийская труба: "Всадники, по коням, по коням, по коням..." Федотка вырвался из рук Абита и побежал в русский эскадрон.

14

Под скалами гнездился глиняный кишлак. Женщины в цветных грязных рубахах хлопотали около лепешечных печек, больших, круглых корчаг, врытых в землю. Набирая шматок теста, они быстро раскатывали его на гладком, точно отшлифованном камне, затем раскатанными кусками облепляли стенки корчаги. Детвора купалась в черной луже у колодца. Визг, хохот, крики ребят оживляли кишлак.

Внизу, за кишлаком, по склону горы лежали пшеничные поля, казавшиеся издали желтыми заплатами. По полям шли обнаженные до пояса жнецы, взмахивая серпами. Они продвигались стройным рядом, одновременно, точно по команде, сгибаясь и разгибаясь. Позади, за спиной жнецов, оставалась волна скошенной пшеницы. И небо, и солнце, и мирный запах дыма - все говорило о том, что скоро наступят вечерние часы и отдых ждет людей. Скоро около очага люди соберутся семьями, чтобы радостно встретить покойный, благословенный час пищи и прохлады. У дороги замирала чистая трель жаворонка, а в зарослях за кишлаком задорно бранились перепела.

Вдруг, нарушая мир и тишину, вынырнули из-за горы джигиты, за ними тяжело скакал Мулла-Баба с двумя семинаристами, а позади всех мчались порученцы Иргаша.

Они окружили работающих дехкан.

- Правоверные! - крикнул Мулла-Баба. - Бросайте все! Спешите на поле войны.

Жнецы прекратили работу, испуганно оглядываясь друг на друга и опустив свои серебристые серпы.

- Вы разве не знаете? - продолжал Мулла, раскачиваясь на огромной кобыле. - Славный Иргаш объявил джихад всем джадидам, большевикам и хулителям ислама. Все мусульмане присоединились к нему. Я, Мулла-Баба, гордо сказал он, - я послан к вам самим Иргашом. Я объявляю вам: бросайте работу, вооружайтесь кто чем может, поедем к нам, на поле брани! Тот, кто ослушается святого призыва, будет на месте зарублен джигитами.

Мулла-Баба рукавом зеленого халата махнул в сторону своих джигитов. Они обнажили сабли.

- Тот, кто не послушается, умрет как собака, его семью мы предадим черному поруганию, а имущество будет разграблено. Кто же встанет под знамена ислама, тому уготовано место в раю. Это я, Мулла-Баба, обещаю вам. Небо ждет павших.

Дехкане жались, толкали друг друга. Многие опустили глаза в землю.

- Ну что же вы молчите, когда время не молчит?

- Мы мусульмане... Мы пойдем... Но сперва пусть идут молодые! подобострастно сказал маленький лукавый старичок и сложил руки на животе.

Остальные переглянулись.

- Мы плохие воины, Мулла-Баба. У нас нет никакого оружия, проговорил нерешительно высокий, обожженный солнцем молодец и выступил вперед из толпы.

Мулла-Баба злобно ожег его камчой.