Борис Михалев

НИЦШЕВСКИЙ ЗАРАТУСТРА

1. "Что могло бы теперь еще случиться со мной, что не было бы моей собственностью. ...я стою теперь перед последней вершиной своей".

В каждый момент времени два фактора влияют на мысли, чувства, поступки - обстоятельства и воля. Второе тем сильней (слабей первое), чем совершенней личность. Власть последствий грехов преодолима практикой святости. Таким образом обретается господство над случаем. Судьба оказывается устранена, а не подчинена (пока она существует, мы всегда - ее собственность). Однако, во-первых, это происходит не перед последней вершиной, а на ней, во-вторых, в этом случае исчезает и воля, так как нет области ее применения (сознание окончательно очищено).

2. "Карлик умолк; и это молчание длилось долго. Его молчание давило меня; и поистине, вдвоем человек бывает более одиноким, чем наедине с собою".

В общении с Карликом души мы теряем себя. Он мешает сосредоточенности. С согласия отвечать на его вопросы начинается блуждание по лабиринтам периферии, не ведущим к центру. Его нельзя победить его же оружием доводами - потому что он не хочет такого рода побед и не боится поражений. Его задача - вручить тебе доводы, заставить ими размахивать. В этом его победа. Поэтому над ним надо возвыситься, игнорировать его обращения. Владение собой самодостаточно. Потеря себя - наркотик. Она требует постоянного обновления извне состояния забвения в динамике. Одинок страстный, заведенный в дебри множественности коварным Карликом, когда последний прерывает беседу, но они с ним продолжают оставаться вдвоем. Избавимся от Карлика! Приобретем внутреннее единство! Таким образом, научившись быть наедине с собой - в тишине, прогоним одиночество. Его корни - не в отсутствии кого-то рядом, а в потребности в нем - в собственной иллюзорной нецелости.

3. "Мужество - лучшее смертоносное оружие, - мужество нападающее: ибо в каждом нападении есть победная музыка. Человек... музыкой преодолел... всякое страдание;... мужество убивает даже сострадание".

Сострадание - добровольный, страдание - принудительный способы совершенствования. Мужество, как всякое оружие, по-разному применимо. Кто убил в себе сострадание, на страдание обречен. Мужество же со страданием успешно справившегося было состраданию сотрудником.

4. "Не должны ли мы вернуться и пройти этот другой путь впереди нас, этот длинный жуткий путь, - не должны ли мы вечно возвращаться". Лишь бессмысленно шедший вечно возвращается . Знающему цель не страшна зацикленность. Движение - средство, рано или поздно отбрасываемое. Главное не допускать, чтоб оно к рукам прирастало.

5. "Где есть великая любовь к самому себе, там служит она признаком беременности".

Любовь к себе как к принципу и как к потоку явлений отличны. Для первой важно сделать себя, а не произвести что-то вовне. Поэтому, если беременность есть, высшая любовь к себе - не ее признак, хотя взаимоисключаемость отсутствует. Вторая (чем меньше, тем больше шансов разродиться созиданием) также может быть не чревата ничем или чревата чем угодно.

6. "Для более полного довершения всех вещей... должен я довершить самого себя".

Думающему, что вещи нуждаются в довершении, себя никогда не довершить. Предназначенное быть целью, становясь средством, перерождается, образует западню. Парализован порыв вобрать в себя все, расширив личность до абсолютного смыла, воссоединить "я" с центром, дающим завершенность совокупности вещей; работа над собой произвольна, следовательно, бесконечна. Отбросив точку начала и конца бытия, не поставить ее в самосовершенствовании. Целостность - единственная (иначе каждая в отдельности ущербна - не цела) - предшествует миру и человеку. Будучи создана, у любого возвышенного - она собственная. Однако, все вещи одновременно не в состоянии быть довершены по-разному.

7. "Желать - это уже значит для меня: потерять себя. У меня есть вы, мои дети! В этом обладании все должно быть уверенностью и ничто не должно быть желанием."

Всегда в обладании внешним - желание. Не теряет себя владеющий только собой, не нуждающийся ни в чем кроме. Лишь в таком обладании - уверенность.

8. "Те, кто повелевают, подделываются под добродетели тех, кто служит им."

Есть разница между служением народу и заботе о нем. Добродетель повелевающих должна возвышаться над общим уровнем. Царя поставил устраивать жизнь подданных Бог. Только Его волю и исполняет праведный повелитель (идти на поводу у изменчивых страстей толпы - грех).

9. "Трудно мне согласиться, чтобы маленькие люди были нужны!"

По смыслу каждый нужен Богу в себе. Другим - только в качестве инструмента их самореализации - вне зависимости от малости или величия.

10. "Правда, и они учатся шагать по-своему и шагать вперед; но я называю это ковылянием. - И этим мешают они всякому, кто спешит."

Плохому танцору мешают ноги. Пути спешащих и ковыляющих не связаны, если речь - о совершенствовании. Лишь владелец цели антидуховной (в данном случае "не" и "анти" равны) связан с кем бы то ни было в ее осуществлении.

11. "Кто не может благословлять, должен научиться проклинать!".

Важно, что ты благословил или проклял. Сами по себе действия нейтральны к ценностям, и приобретают окраску того, чему служат. Неспособный благословить чистоту пусть постарается ее не проклясть. Бессильный проклясть грех, удержись от его благословения.

12. "О небо надо мною, ты, чистое! Высокое! Теперь для меня в том твоя чистота, что нет вечного паука-разума и паутины его:

- что ты место танцев для божественных случаев".

Духовное в человеке видит разум, страстное - случай. Чей голос чист, чей лукав - ты волен выбрать. Предпочитающий первое обретет свет внутренний, второе - тьму внешнюю.

13. "Скромно обнять маленькое счастье - это называют они "смирением"!".

Есть счастье страсти и бесстрастия - низменное и высокое. К одному внешнему результату - умеренности греха - можно подходить с двух разных внутренних сторон:

* от предпочтения длительного и относительно безболезненного ограниченного счастья первого рода ему же необузданному, но кратковременному, неизбежно сопряженному со страданием;