— Как только куплю снаряжение.
— То есть я должна раскошелиться и поверить, что ты вернешься?
Мерфи скорчил злобную мину:
— Если я подряжаюсь, то выполняю работу. Здесь по-другому нельзя.
В странах третьего мира, таких как Гаити, воров линчевали без церемоний. Не сказала бы, что осуждаю подобный подход. Народ прозябал в нищете и очень ревностно защищал свою скудную собственность.
— Ладно. — Я сунула руку под рубашку, чтобы достать деньги из сумки на поясе. Мерфи не сводил с меня взгляда серо-голубых глаз.
— Так когда выдвигаемся? — повторила я свой вопрос.
— С рассветом.
Время уже перевалило за полночь. Мерфи явно не собирался заглядывать в местные магазины.
— Ты наймешь носильщиков?
— Желающих не найдется. — Он посмотрел мне в глаза: — Все еще хочешь идти?
— Меня ничто не остановит.
Какое-то время Мерфи разглядывал на меня, словно хотел просчитать. Ага, размечтался.
— Ладно. Увидимся на рассвете.
***
Вернувшись в «Олоффсон», я остановилась в вестибюле и разбудила портье. Эдвард позаботился, чтобы у меня в любое время был доступ к финансам. Получив согласованный денежный перевод, я поднялась к себе, щелкнула выключателем и сразу поняла — в номере кто-то побывал. Судя по всему, не горничная, потому что они не имели привычки разрисовывать стены над кроватью ярко-красными символами. Да еще, возможно, кровью.
Я подошла, потерла указательным пальцем штукатурку и внимательно рассмотрела блестящий след на коже. Да, похоже на кровь.
В мои планы не входило торчать здесь и ждать экспертизы или звонить в полицию и рассказывать о случившемся. Я должна была встретиться с Мерфи, а полиция едва ли расщедрится и отпустит меня, увидев эти художества.
Все гаитяне от мала до велика знают, что изображениями гроба и креста призывают лоа Барона Субботы, князя смерти, стража ворот в мир иной.
Лоа в религии вуду — это бессмертные духи, посредники между Богом, которого называют Великим Господином, и людьми. Лоа схожи с христианскими ангелами, демонами и святыми.
По воле случая, а может, и не случая, Барон Суббота также наблюдает за ходом превращения мертвых в зомби и за перевоплощением в животных.
Я не знала, что за всем этим кроется, но была твердо намерена убраться отсюда до того, как выясню правду. Я развернулась, и что-то хрустнуло под ногой.
Пол от порога до кровати был усыпан землей, по которой я прошлась, зайдя в номер.
Меня окружил шепот тысяч голосов. Я пошатнулась, чувствуя жар и головокружение. Кто-то прислал сюда смерть.
И не просто таинственный «кто-то». Только бокор мог сотворить самое страшное черное заклинание.
Колдун берет горсть земли с погоста для каждого духа, которого посылает к жертве. Количество земли на полу объясняло, почему я слышала столько голосов, почему чувствовала, как меня тянут, толкают, хватают бессчетные руки, и как наливается тяжестью голова, когда в меня пытаются вселиться духи.
Если они преуспеют, я сойду с ума или умру. Остановить это заклинание может только одно: вмешательство сильного практика вуду.
Стойте! Это же я!
Продираясь сквозь боль, голоса и тревогу, я искала ответ и готовила план.
У каждого лоа есть светлая и темная ипостась, Рада и Петро, соответственно. Темную обычно призывают кровью крупного животного, чаще всего свиньи.
Я снова посмотрела на разрисованную стену. Держу пари, владелец этой крови в прошлом хрюкал.
Барон Суббота — Геде, дух смерти. Для его изгнания следовало вызвать духа жизни, и на эту роль идеально подходила Айдо-Веде, богиня плодородия. Весьма удобно, что она также была женой моего духа-хранителя Дамбалы. Я всегда легко призывала любого из них, порой даже против собственной воли.
Шепча привычную молитву, я сунула руку в сумку и радостно выдохнула, нащупав лежавший там кусочек мела.
Вздыхая и кряхтя от боли, сражаясь с мелькающими перед мысленными взором абсурдными видениями крови, мрака и одиночества, я начертила на полу радугу — символ Айдо-Веде, владычицы царства новой жизни.
— Помоги мне, — тихо сказала я.
В голове поднялся такой вой, что чуть не лопнули перепонки. На мгновение показалось, что я лишь разозлила духов, но тут на мое лицо упал луч света.
В комнату хлынула радуга, настолько яркая, что затмила все остальное. Тихая музыка заглушила резкие голоса, и на меня снизошел покой. Радуга Айдо-Веде могла погасить любой шторм.
Шепот и боль постепенно исчезли, цветная лента растаяла, а вместе с ней пропали и кровавые символы на стене.
Едва перестав дрожать и восстановив дыхание, я позвонила Эдварду. И хотя он предпочитал взаимодействовать по электронной почте — старик прямо тащится от интернета, — я категорически отказалась брать ноутбук на Гаити. Что мне с ним делать в горах?
Поскольку я и сотовый с собой не взяла — можно подумать, они здесь работали! — пришлось звонить с гостиничного телефона.
— Манденауэр, — пролаяли в трубку. Эдвард никогда не утруждал себя всякими «здравствуйте» и «до свидания».
— Сэр! — Я подавила желание вытянуться в струнку и щелкнуть каблуками. Эдвард всегда действовал на меня таким образом.
— Ты нашла ответ?
Меня так и подмывало спросить: «На какой вопрос?», но шеф не понимал шуток.
Видимо, служба в разведке во время Второй мировой отбила у него всякую охоту смеяться, и шестидесятилетняя борьба с монстрами не улучшила его нрав. Поговаривали, что с недавних пор он стал помягче, но я не очень-то в это верила.
— Да я только приехала. Даже дня не прошло, — проворчала я.
— Что выяснила?
— Есть один человечек. Он знает, как поднимать мертвецов.
Не стоило рассказывать Эдварду, что этот «человечек» мог оказаться олицетворением зла либо как минимум слегка сумасшедшим или о том, что я иду в горы искать этого типа, наняв в проводники авантюриста. Также не стоило говорить, что мне угрожали. Мало ли как отреагирует Эдвард.
— Что-то случилось? — спросил он.
Почему он всегда обо всем знал? Может, просто стариковская мудрость брала свое, однако я сомневалась. Иногда я гадала, человек ли он на самом деле.
— Со мной все в порядке, — ответила я, хотя спрашивали не об этом.
— Расскажи мне, Кассандра.
Было в его голосе что-то такое, отчего у меня защипало глаза. Пока не расплакалась и не вылетела из ягер-зухеров, я выложила, что обнаружила в номере и как выкрутилась из этой истории.
— Уверена, что знаки тебе не привиделись? У тебя были долгая дорога, тяжелое прошлое.
Я замерла. Никто не должен был знать о моем прошлом.
— Что вы сказали?
— Думаешь, я приму на работу неизвестно кого? Не проверю, как ты жила до Нового Орлеана?
— Они обещали…
— Они всегда обещают.
Предполагалось, что только федеральный маршал, занимавшийся моим переселением, и, возможно, его начальник, знали о том, кем я была в прошлой жизни и где теперь обитала. Но у Эдварда были могущественные связи. В редком случае Эдвард не мог что-либо выведать или сделать. Вот он и выведал мою подноготную. Что же тут удивительного?
— Никому не доверяй, Кассандра. Дольше проживешь.
Я нахмурилась. Предостережение прозвучало пророчески — хотя что в этих местах не было таким?
— И вам не доверять? — уточнила я.
— Как знаешь. Но имей в виду: я пожертвую чем угодно ради уничтожения монстров.
— Вы хотели сказать «кем угодно»?
— Само собой.
По крайней мере Эдвард говорил откровенно, и не мне было бросать в него камни. Я и сама пожертвовала бы чем и кем угодно, чтобы вернуть дочь.
— Возвращаясь к оживлению мертвых, — продолжил Эдвард, — что это все означает?
— Либо очень могущественный бокор не рад моему появлению, либо у меня крыша едет.
— И что выбираешь?
Я провела носком туфли по земле на полу, затем подняла указательный палец. Кровь на коже уже высохла.
— Бокора.