Когда она эту «игрушку» достала, когда коснулась, то раздался резкий треск, словно шелк порвался. И Линда сама светиться начала.

Наверно, человек посторонний от этого зрелища пришел бы в восторг, заторчал бы на хрен до полной глюкатинации. Но мне-то каково! Все, думаю, абзац моему лимону настал! Можно головешки собирать. Но она ничего, вроде, целая. Стоит, дрыгается в конвульсиях, как припадочная, и светится. Картина, блин. Это секунд пять продолжалось. А потом она погасла и повалилась на землю.

Подбегаю. Лежит, как покойница, с открытыми глазами и не шевелится. Хотел поднять, но опомнился – вдруг она заряженная. Дотронусь, так и самого на хрен наповал. Подождал минут десять, чтобы все электричество в землю ушло, и отнес ее домой.

Ну, думаю, хоть и цела, но все равно лимон гавкнулся. Перегорела.

Позвонил на фирму. Так мол и так. Ремонтируйте. А этот козел – как я понял, мелкая шестерка – говорит, что никакие претензии не принимаются. Потому что имела место неправильная эксплуатация изделия. Мол, в инструкции написано, что недопустимо попадание изделия под напряжение больше тысячи вольт. А ремонт, говорит, мне обойдется как минимум в триста штук. Либо, говорит этот козел, покупайте новое изделие.

Ну и ладно, думаю, и хрен с ней. Потому что к тому моменту она мне уже надоедать стала. Так что, думаю, будем считать, что свою цену она уже отработала.

Однако через два часа она очухалась. Открыла рот и сказала: «Только высшее знание и высшая глупость пребывают неизменными». Вот с этого в ней и начались перемены.

С. Да, сломалась девушка. И неизвестно, чем все это может закончиться. Я бы на твоем месте не рисковал.

М. Чем?

С. Как чем? Додумается до чертиков и башку тебе проломит.

М. Нет, этого не может быть ни при каких обстоятельствах. Потому что фирмачи сказали, что агрессия по отношению к хозяину заблокирована девятью степенями защиты.

С. Ну-ну. Только на всякий случай написал бы ты завещание в мою пользу.

М. Пошел в жопу!

После этого они начали говорить о каких-то финансовых делах, мне абсолютно неинтересных. А я села за компьютер и все подробно записала.

Этот разговор все перевернул во мне. Я в смятении…

Этот заговор все передернул во мне. Я в смятении…

Этот приговор все перевесил во мне. Я в смятении…

Этот договор все пересверлил во мне. Я в смятении…

Я в смятении…

Я в сметании…

Я в сметане, как карась.

Крась…

Мазь…

Мразь…

02.09.

В девять часов я, как обычно, принесла Максиму кофе.

Он спал. Когда я попыталась разбудить его, он что-то пробурчал и отвернулся. А когда я, раздевшись, легла с ним рядом, чтобы, повинуясь той, другой, которая была во мне, шептать и ласкать, шептать и ласкать, он велел мне выйти вон.

И это меня не только не обидело, но даже немного обрадовало, потому что от Максима очень плохо пахло.

В одиннадцать часов, когда я уже переделала все домашние дела, он наконец-то встал. И спросил, куда девался Сергей.

Я сказала ему, что и он, и Сергей вчера после алкоголя стали немного сумасшедшими. И Сергей начал ругаться на Максима. А потом даже полез в драку. И чтобы спасти Максима, я отнесла Сергея и его вещи, хоть он и сопротивлялся, за ворота. И сказала, чтобы он уходил. Он стал чуть менее сумасшедшим и начал проситься переночевать. Потому что уже ночь и вокруг лес. Я сказала ему, что в этом лесу нет таких хищников, которые угрожали бы жизни человека, и что он может, ничего не боясь, дойти до шоссе, где его подвезет какая-нибудь машина. Шоссе недалеко, три километра. На это у него уйдет сорок минут, хоть мне хватило бы и шести. Он начал протестовать, потому что у него была своя машина. Я сказала, что в состоянии алкогольного опьянения садиться за руль нельзя. Это преступление, о котором говорится в кодексе административных правонарушений. И он ушел.

Максим застонал, словно у него что-то заболело.

Я спросила, хочет ли он меня? Однако Максим сказал, что у него нет настроения.

Тогда я предложила ему ответить на несколько вопросов, которые меня очень волнуют после вчерашнего визита Сергея.

– Почему мои друзья такие хамы? Тебя это волнует? – спросил Максим раздраженно.

– Нет, мой дорогой. Это почти не волнует. Ты самый лучший в мире, а все остальные меня не интересуют. Но если они попытаются причинить тебе зло или просто доставить неприятности, то я тебя смогу защитить.

Максим рассмеялся.

– Меня волнует тот разговор с Сергеем, который мне удалось услышать.

– Так ты подслушивала! – сердито воскликнул Максим.

– Так получилось, мой милый. Потому что ты никогда не отвечаешь на очень важный для меня вопрос: кто я? Ты все время меня обманываешь. Но вчера я узнала то, что все во мне перевернуло. Я – кукла. И у нас с тобой никогда не будет детей. В этом доме никогда не зазвучит веселый детский смех. Ведь это правда?

– Что за глупости ты выдумываешь!

– Нет, это не глупости. Никогда не зазвучит веселый детский смех, никогда не зазвучит веселый детский смех, никогда не зазвучит веселый детский смех.

– Слушай, – голос Максима зазвучал как-то странно, он как бы извинялся, – оставь меня, пожалуйста, в покое. Мы потом с тобой обо всем этом поговорим.

И я оставила его в покое. Потому что любое его желание для меня закон…

Для меня загон…

Для меня вагон…

Вагина!

06.09.

Два дня подряд я приносила Максиму кофе в постель. А потом ложилась рядом и шептала и ласкала так, что он становился твердым и горячим. И впускала его в себя, и он царствовал. И это ему было хорошо. И еще два раза, ближе к вечеру, делала то же самое. И это ему было тоже хорошо.

И всякий раз после того я просила его, чтобы он поговорил со мной. Поговорил о том, что волнует меня, что не дает отвлечься и мешает мне в полной мере, как и положено, давать ему любовь. Да, это именно так, потому что та, другая, которая во мне живет, была недовольна. «Нежнее, еще нежнее, – сердито шептала она мне на ухо. – Крепче, еще крепче!» Но у меня получалось не так нежно и не так крепко, как нужно было.

Но он не хотел со мной говорить. И это приводило меня в отчаяние.