Проехали какой-то райцентр, и вдруг машина стала заметно крениться влево. Водитель среагировал быстро: "Кажется, гвоздь поймали, и опять в этом селе!" -- и зло выругался. Видя, что пассажир ничего не понял, Андрей стал объяснять, что таким образом некоторые вулканизационные мастерские обеспечивают себя клиентами: рассыпают гвозди, битое стекло, специальные шипы на дороге.

-- Каков рынок, таков и сервис, -- прокомментировал Константин Николаевич, уже взявший себе за правило ничему не удивляться, -- слишком многое изменилось и в жизни, и в сознании людей за три года его кавказского плена.

Они снова тронулись в путь. Подъезжая к вулканизационной мастерской, он показал кукиш в сторону "изобретателей", давая понять, что еще до них доберется.

Шофер долго не появлялся, и Тоглар заглянул в мастерскую. Заклеенную камеру бортовали в шину, и он уже собирался выйти на улицу, как вдруг его взгляд упал на аккуратные стеллажи с инструментами, и он вспомнил, что в Ростове без них не обойтись. Подойдя к стеллажу, отобрал кувалду с длинной ручкой, широкое и мощное зубило и еще крепкий молоток с железной сварной ручкой. Подозвав хозяина, беглец протянул стодолларовую купюру -- других денег у него не было -- и, несмотря на протестующие жесты мастера, сказал:

-- Только заверни в какую-нибудь ветошь.

Водитель, ничего не понимая, обалдело смотрел на происходящее и, когда вышли во двор, сказал:

-- За сто долларов и я бы продал зубило с молотком, только вот кувалду с собой не вожу, предпочитаю чеченский автомат "борз"...

-- А мне кувалда позарез нужна, -- прокомментировал вполне серьезно пассажир, и водитель дискуссию оборвал.

Уложив запасное колесо и завернутые инструменты в багажник, они тронулись в путь. Ехали молча, каждый думал о своем: шофер о том, зачем понадобилась пассажиру кувалда за сто долларов, а Тоглар о том, какие документы и на чью фамилию ждут его в тайнике, но обоим разгадать, что на уме у соседа, было сейчас не под силу.

Фешин невольно вновь вернулся памятью к своему Учителю, надоумившему его завести тайники по всей стране. Наверное, люди возрастом постарше, у которых когда-либо вытаскивали или вырезали бумажники вместе с деньгами и документами, еще помнят, что бумаги обычно подбрасывали в почтовые ящики или мусорные урны -- было такое романтическое время у щипачей, карманников, а вернее, традиция: деньги -- одно, ксивы -- другое. Впрочем, и у домушников, квартирных воров, существовал закон: не вламываться в квартиру при хозяине, даже если там столетняя старуха или ребенок, и тем более домушник никогда не носил с собою оружия -- это считалось западло, -- ибо того требовала воровская традиция. Может, оттого, что прежде квартирные кражи никогда не сопровождались насилием и убийством, статья наказания за эти преступления не отличалась суровостью и до сих пор. Не грабили и лабухов -- музыкантов, это тоже считалось западло, а всякое нарушение воровской этики несло за собой кару, презрение клана. Но времена меняются, а с ними и преступность.

Тысячи, десятки тысяч клерков в "белых воротничках" по подложным документам берут у государства кредиты, чтобы исчезнуть с ними навсегда, и, как правило, прячутся в Москве. Другие десятки тысяч, получив по фальшивым паспортам через частные туристические фирмы и агентства заграничные паспорта, ринулись за рубеж -- покупать недвижимость и открывать счета за кордоном. Сотни коммерческих банков, тайно или явно принадлежащих уголовному миру, ежедневно легально переводят миллионы долларов, уворованных у казны или у доверчивых граждан, решивших, как на Западе, жить на ренту с сумасшедших процентов, обещанных жуликами при попустительстве властей. Так что победил криминальный мир КГБ и МВД с прокуратурой, всех этих профессоров и академиков-генералов... Не зря когда-то один из похитителей Тоглара как припечатал: в нашей стране настоящие -- только бандиты и проститутки, они переплюнули даже международный стандарт. А остальные, особенно депутаты, эксперты, политологи, министры, да и сам президент -- просто ряженые. Уж он-то знал, что говорил, ведь это ему принадлежала идея знаменитых чеченских авизо, "нагревшая" страну, во всеми ее хвалеными спецами, на шесть триллионов рублей.

Конечно, Учитель Тоглара и на сотую долю не мог предвидеть, какие возможности через три десятка лет откроются перед преступным миром, но сделал главное -- убедил всех в редкости его таланта, свел с нужными людьми, заказчиками и покровителями. Конечно, до многого Константин дошел сам: например, он не любил работать с подпольно изготовленными паспортами, дипломами, во-енными билетами, трудовыми книжками, хотя фальшивки на девяносто девять процентов изготовляются на этой базе. Он выбрал свой путь: Фешин скупал у щипачей-карманников ворованные ксивы, а чаще даже заказывал им, особенно документы жителей Москвы, Ленинграда и столиц всех республик, где существовала жесткая система прописки. Иногда такую задачу он ставил перед самими заказчиками, и те воровали документы у родственников, друзей, знакомых, сослуживцев, и эти бумаги получались самыми надежными, в них вносились небольшие изменения, а добропорядочные граждане всегда могли восстановить украденное. Так собралась большая коллекция документов по годам, регионам. Его ведь и называли чистодел, потому что он не стал бы выправлять бумаги человеку, рожденному, скажем, в пятидесятых, на документы, украденные у того, кто родился чуть раньше или чуть позже. Во всех республиках и регионах -- а были и специальные, режимные города -- своя серия и номера четко привязывались к годам выдачи, и это хорошо знакомо тем, кто контролировал паспортный режим хоть в Риге, хоть в Ржеве. К паспорту необходимо было подобрать и трудовую книжку, и военный билет, а иногда и партбилет -- а это уже целая наука, которой в совершенстве овладел Тоглар, он мог бы, наверное, возглавить спецотдел любого режимного предприятия. И все благодаря Учителю: по всей зоне, по всем этапам отыскивали по его приказу людей, работавших в отделах кадров, в паспортных отделах милиции и просто паспортистов из ЖЭКов, а те раскрывали перед Тогларом тайны инструкций, на которых было грозно оттиснуто: "Совершенно секретно" и "Государственная тайна". Потому-то его документы и отличались высочайшей надежностью. А подделать печать, подпись, даже написать целые страницы чужого текста, которые сам автор вряд ли отличит, подобрать цвет чернил, туши, ювелирно заменить фотографию, вывести набело фамилию из паспорта или целый абзац из трудовой книжки ему не составляло никакого труда. Наверное, сыграло свою роль и то, что с шести лет он находился рядом с отцом, помогал ему готовить из подручных материалов краски -- любые, живостью цвета превосходившие знаменитые масляные из Подольска и Ленинграда. В ход у них шло все: сажа, яйца, мед, шелуха луковиц, высушенный шиповник, цветы, травы, мел, мука, керосин, кроличья кровь и еще десятки наполнителей, от чего зависел цвет желаемой краски. Он, как и отец, чувствовал химию не только руками, уже в голове выстраивая ряд компонентов, из которых могла получиться искомая краска. В ту пору он не предполагал, что его талант в свое время сделает его в определенных кругах незаменимым человеком и само имя мастера будет произноситься с уважением. Так что в нем, как и в отце, взыграют гены знаменитого деда -- вот только ляжет на них криминальная тень. 4

Судьба сыграла с внуком академика Фешина злую шутку в самом начале его жизни. Школу он закончил с золотой медалью и без труда поступил в Актюбинске в медицинский институт, хотя многие ожидали, что Костя поедет в Строгановку, чтобы совершенствоваться в живописи, но самого его прельщала профессия врача, да и дома не верили, что художник -- это лучший выбор. Жил юноша в общежитии рядом с институтом, ничем особо не отличался, но как-то вдруг стало известно, что он может подделать любую справку, а тогда ведь за прогулы спрашивали строго, могли и стипендии лишить. Большинство студентов той поры только на стипендию и жили, возможно, оттого Костя Фешин и не мог отказать новым друзьям -- благо, студенты народ шустрый, нашлись и такие, что раздобывали чистые бланки справок. На втором курсе Фешина забрали в армию. Костя, высокий, стройный, уже год усиленно занимавшийся боксом, загремел во флот -- тогда говаривали, что моряки отбирают призывников первыми. Служили в начале шестидесятых на море целых четыре года, на суше -три, так что вернулся он в институт уже в двадцать три, когда девушки, с кем некогда поступил, уже заканчивали вуз.