Воробьи, сидевшие целой стаей на соседнем дереве, громко возмутились, а толстая воробьиха так разозлилась, что даже клюнула Костю Малинина в шею.

Костя заорал.

— Те-тень-ка! — вступился я за своего друга. — Че-че-стное слово, мы не ваши дети. Ну, че-че-стное-прече-че-стное!

— Глядите, воробьи добрые, и этот не хочет признавать свою мамо-чку, — затрещала воробьиха, подскакивая на ветке и взмахивая крылышками.

Воробьи стали ругать нас с Костей ещё громче, а наша «мамочка» задала нам такую трёпку, что из нас с Костей пух полетел, как из подушек… Пришлось нам с Малининым взять свои слова обратно и назвать воробьиху «мамочкой».

— То-то! — мгновенно успокоилась воробьиха. — А теперь, сыночки, летим! Учи-читься вить-вить гнездо!

— Как — учи-чи-ться? — закричали мы с Костей в один голос.

— Вы что, все позабыли, что ли? — сказала воробьиха. — Вчера ваша мамочка у-чила вас, как нужно вить-вить гнездо, а сегодня будете вить-вить сами!

— Интересное дело! — чирикнул тихо Костя. — По-чему ты мне не сказал, что воробьи тоже у-чатся?

— А откуда я мог знать?

— А за-чем ты говорил, что у воробьёв заме-ча-тельная жизнь?

— Это же не я, это Нина Николаевна говорила, — соврал я. — Вот привязался!

— В общем, ты как хочешь, а я лич-но не буду у-читься вить-вить гнездо! — громко прочирикал Костя Малинин.

— Кто сказал, что не хо-чёт у-читься вить-вить гнездо? — спросила грозно воробьиха, подлетая к нам с Костей.

— Это не он сказал, это я сказал! — чирикнул я, загораживая Костю, и добавил:

— А драться, по-моему, не педаго-ги-чно!

— Что! Ты где это таких слов нахватался? Воробьиха изо всех сил клюнула меня в спину и погнала нас вместе с Костей на соседнее дерево, где были заготовлены впрок соломинки, конский волос и другие стройматериалы.

— Зна-чи-чит, гнездо вьётся так… — защебетала воробьиха. — В клюв берётся соломинка и сворачив-чивается в ко-леч-ко…

Урок начался. Мы с Костей, не глядя друг на друга, с отвращением взяли в рот по соломинке.

«Интересно, бывают у воробьёв на уроках перемены?..» — подумал я с тоской, сворачивая соломинку в колечко так, как учила нас толстая воробьиха.

— За-тем, зна-чит!.. — продолжала щебетать воробьиха, ловко укладывая соломинки и приминая их грудью. — За-тем, зна-чит!..

Но что делается «затем», мы так и не узнали, потому что в эту минуту к нам свалился с неба прямо на голову толстый рыжий воробей. Ветка, на которой мы сидели, так и закачалась под его тяжестью.

— Папо-чка прилетел! Чиканька наш! Чика! Чи-ка! Чика! — обрадовалась воробьиха, приседая и раскачивая ветку ещё сильней.

Мы раскрыли с Костей от удивления клювы и выронили соломинки и уставились на рыжего воробья Чику, который, по словам толстой воробьихи, был нам с Костей родным папочкой…

— Скорей, сыно-чки! Скорей, воробьятки! — за-трещал рыжий дяденька-воробей, похлопывая себя крыльями по толстым ножкам и бокам. — Стрижи улетают на юг! Освобождается скворечник-чник. Чудесный скво-реч-ник!

— Скворе-чник-чник! — зачирикала радостно воробьиха. — Моя меч-та Меч-та! Меч-та!

— Да-да! Скворечник! Надо только успеть занять. Боюсь, придётся подраться! Скорей в путь-путь-путь! Летим-тим-тим!

— Ле-тим-тим-тим! — подхватил я, решив, что уж лучше драться за скворечник, чем учиться вить гнездо.

— А может, не надо драться… Может, лучше поу-чим-чим-ся вить-вить гнездо! — пискнул Костя Малинин, — Хвост не дорос старших учить! Хотел бы я видеть, что ты запоёшь зимой, когда будет холодно!

— Вот именно! — поддакнул я рыжему воробью. Воробей сорвался с ветки, столкнул крылом меня и Костю и, отчаянно чирикая, рванулся вперёд, показывая нам направление. Воробьиха пристроилась сзади, и, как только мы начинали с Костей отставать, она тут же своим острым клювом подгоняла нас и поддавала нам жару.

— Чур-чур, не отставать! Чур-чур! Вперёд! Вперёд! Чур-чур! — трещал рыжий воробей, то и дело оглядываясь.

— Ладно, Юрка, я тебе этого никогда не забуду! — сказал-мне Костя на лету, — Если уж ты на всю жизнь решил остаться воробьём, и оставайся и дерись за свой скворечник. А я лично не буду. Вот выберу момент и сбегу! Улечу, и все!

— Тише, чудак! Все дело испортишь! Сейчас от этого рыжего все равно подобру-поздорову не отвяжешься!

— Что же делать? У меня уже сил больше нет быть воробьём!

— Что делать? Сбежим по дороге! Жди сигнала! С Баранкиным не пропадёшь!

— Не пропадёшь? Как же! С тобой как раз, того и гляди, пропадёшь! — простонал Костя Малинин., И он оказался прав. Мы действительно с ним чуть-чуть не пропали, и все из-за меня. И зачем я только согласился драться за этот скворечник?!

Сбежать по дороге нам, конечно, не удалось. Рыжий воробей и воробьиха всё время внимательно следили за нами и не давали отстать ни на шаг. Дело оборачивалось хуже, чем я предполагал. Если мы ввяжемся против своего желания в драку, то я-то, может быть, и вывернусь, а уж Косте наверняка несдобровать. Он вообще не приспособлен к драке, тем более с воробьями.

Не успел я подумать об этом, как вдруг неожиданно рядом послышалось отчаянное чириканье, и мы всей «семьёй» врезались в стаю воробьёв, дерущихся в каком-то незнакомом саду за тот самый скворечник, о котором мечтали наши «родители».

Я даже не знаю, как это получилось, но мы с Костей внезапно очутились в самой гуще боя, сразу же потеряв из виду рыжего воробья и воробьиху.

Справа, слева, сверху и снизу, отчаянно чирикая, кружились незнакомые воробьи.

Хорошо, что Костя Малинин догадался вцепиться клювом в мой хвост, а то бы мы наверняка потеряли друг друга в этой суматохе.

Тащить Костю на буксире и отбиваться было, конечно, трудновато, но я довольно ловко увёртывался от налетающих на меня воробьёв, осыпая их всякими угрозами и проклятьями.

Я взмывал вверх, падал на крыло, взлетал свечкой, входил в штопор, и наконец-то на бреющем полёте мне удалось выйти из воробьиного окружения.