– Ну, придумай что-нибудь, скажешь, что ко мне приехали из Карасева родители, а к тебе жених, и нам всем вместе тесно. Мне кажется, дядюшка уважительно отнесется к твоей проблеме.

– Да, – задумчиво произнесла Ирка, – возможно.

Она посмотрела на Юру и уже более уверенным тоном сказала:

– Так и сделаю. В конце концов надо же нам где-нибудь побыть вдвоем от тебя подальше.

Эту последнюю ее фразу я поняла как намек. Если дядюшка и даст квартиру, то мне там места не найдется. Это всерьез заставило меня задуматься на тему о том, а где, собственно, буду ночевать я.

Придется переться к тетке, подумала я, и мне сразу стало нехорошо. Во-первых, потому что я терпеть не могла общаться со своей теткой, а во-вторых, что я ей скажу? Почему я пришла без вещей, даже без самых необходимых, таких, как зубная щетка и нижнее белье? Почему хожу в одной и той же одежде несколько дней? К тому же после ночи, проведенной в бандитском подвале, у меня был не очень опрятный вид: юбка слегка помята и даже в двух местах испачкана, несвежей выглядела и блузка. Косметикой я не пользовалась уже больше суток, хотя это как раз моя тетушка одобрила бы. Да и денег у меня было в наличности всего десять рублей. Все деньги остались в квартире. Да, идти к тетушке мне не хотелось.

Я посмотрела на Станислава, который стоял у окна и курил, рассматривая хорошо ему знакомый пейзаж за окном. Похоже на то, что это было одно из его любимых мест в квартире. По крайней мере, глядя в окно на улицу, Станиславу лучше всего размышлялось.

Нет, подумала я, глядя на профиль Станислава, похоже, это перебор – ночевать здесь. Что обо мне подумают после этого? Ирка наверняка будет язвить, достанет вопросами, каковы художники в постели. Да и где здесь, собственно, ночевать? Я оглядела комнату – всего один диван… Хотя он наверняка раскладывается… Нет, нет, это уж действительно был бы перебор – спать со Станиславом в одной кровати. Не таким я себе представляла своего первого мужчину в постели. Вовсе не потому, что Станислав мне не нравился, просто он был другой. Он был какой-то обыденный, погруженный в бытовые проблемы, в заляпанных краской джинсах, с пришитой не теми нитками пуговицей на рубашке, с подернутыми сединой висками. Даже автомобиль у него – обычный, потрепанный «жигуленок».

Как ни крути, но, наверно, придется ехать к тетке, с тоской подумала я. Хотя у Станислава в доме наверняка должна быть раскладушка, ведь у него часто бывают гости, и если бы он мне уступил диван, то… Впрочем, мы с ним всю ночь ругались бы, он в своей ворчливой манере подколол бы меня чем-нибудь, а я бы не сдержалась и ответила ему тем же. Да, ухажер из него никудышный – маловато галантности. Мне вообще последние несколько дней везет на таких.

– Ну, значит, договорились, – сказала Ирка, вставая, – мы с Юрой сейчас отправляемся к дяде Пете и решаем наш квартирный вопрос.

При этих словах она посмотрела на Юру. Тот одобрительно кивнул. Ирка подошла к художнику и сказала:

– Спасибо, Стасик, что вы нам сегодня помогли и еще за ваше гостеприимство, – с этими словами она привстала на цыпочки и чмокнула художника в щечку.

«Эй! Мать! – захотелось крикнуть мне. – Ты что, совсем сбрендила? Мало тебе одного мужика, который, кстати, рядом стоит, так ты еще и к другим лезешь. Между прочим, Стасиком даже я его не называю, хотя знакома с ним давно, по крайней мере, по сравнению с тобой».

Слава богу, Станислав отреагировал на это спокойно. Он деловито кивал головой в ответ на слова благодарности и с полным безразличием подставил щеку, при этом лишь отведя в сторону руку с сигаретой, дабы не обжечь свою неожиданную воздыхательницу. «Есть же еще нормальные мужики, – подумала я, – которые не тают от женских поцелуев, как мороженое в микроволновке».

Когда Ирка с курсантом ушли, я подошла к хозяину квартиры – он так и стоял у окна – и спросила:

– Станислав, а скажите правду, почему вы приехали сегодня утром к нашему дому?

– Я же сказал, сдуру, – ответил он.

– Нет, я серьезно спрашиваю, почему?

– Да так, – как-то смущенно проговорил он, – мы с тобой вчера расстались не очень хорошо. Я подумал, что ты меня трусом будешь считать. Ну и вообще решил, что неправильно бросать тебя в такой ситуации, можно было бы помочь…

Он потушил окурок сигареты в банке из-под пива, служившей ему пепельницей на подоконнике, и, повернувшись ко мне лицом, продолжил:

– Я подумал ночью, а утром поехал к вам. Поскольку расстались мы с тобой у подъезда, я понятия не имел, на каком этаже и в какой квартире ты живешь. Поэтому приехал пораньше, чтобы подождать возле дома, пока ты выйдешь – тебе ведь с утра в университет. Когда я приехал в шесть утра, этот Юра-курсант там уже сидел. Мрачнее тучи, теперь-то я понимаю почему. Мы так и не разговорились. Но ждали не очень долго, вскоре подкатила эта «Ауди». Ну, дальше все и началось. Я-то был в курсе событий больше, чем курсант, поэтому сразу смекнул, что с вами беда. Да вообще это было ежу понятно, стоило взглянуть на этих бандитов. Они выпускали вас из машины не как снятых телок, а как пленниц.

– Спасибо тебе еще раз, – сказала я, – ты настоящий друг. Я вчера о тебе хуже думала.

– Тебе спасибо, за откровенность, – сказал Станислав, отворачиваясь к окну, – да, кстати, судя по разговорам твоей подруги, я понял, что тебе сегодня негде будет ночевать. Так что, если хочешь, можешь заночевать у меня, вон на том диване. А я на чердаке лягу, там у меня есть топчан.

– А ты не свалишься ко мне ночью в кровать, как твой друг-поэт, проломив потолок? – не удержалась я.

– Не волнуйся, – сказал он, по-моему, слегка обидевшись, – над диваном потолок крепкий.

– Ну, тебе лучше знать, – сказала я, – просто мне жалко твою квартиру. Она такая большая и светлая. Правда, пахнет у тебя чем-то специфическим. Я так и не поняла – запах какой-то химический, но без примеси ацетона.

– Это запах масляных красок, – сказал Станислав, – поскольку с гуашью и акварелью я не работаю. Что же касается света, то у меня его все же недостаточно. Мастерская художника должна быть гораздо светлее. Когда-нибудь придется менять эти рамы, расширять окна, но это когда будут деньги.

Станислав прошелся к столику, рядом с креслами, на котором стоял заварочный чайник, налил себе еще чаю и, усевшись в кресло, сказал:

– Вот раньше я работал в классном помещении. Здесь недалеко есть старый заброшенный киноклуб, его даже видно из окна. Я арендовал его за какие-то копейки у местного Управления культуры. Вот там у меня был простор – площадь втрое больше. Но, к сожалению, пришлось отказаться.

– Почему? – спросила я.

– Слишком большое помещение – тоже плохо. Ко мне вваливались толпы друзей, устраивали там пьяные вакханалии. Благо помещение позволяло развернуться. Пошли проблемы с сохранностью вещей – большое старое здание сложно закрыть. Всегда находятся какие-то лазы, через которые можно проникнуть. А зимой еще и проблемы с отоплением. Потом один местный житель предложил мне купить у него весь этот этаж по сходной цене. Деньги у меня тогда были, удачно продал иностранцам несколько картин, и я решил перебраться сюда. Надо же когда-то остепеняться и обзаводиться своим жильем, а то все по съемным мотался.

– А что теперь находится в этом клубе?

– Ничего, – снова подходя к окну, ответил Станислав, – он уже три года закрыт и потихонечку разваливается. Вон его крыша среди деревьев, с башенкой, – он ткнул в направлении большого зеленого массива, среди которого выглядывала коричневая крыша с деревянной башней без окон.

В следующую секунду я еще и сама не поняла как, но в моей голове родился план.

…Я стояла посередине просторного зала, служившего когда-то для просмотра кинофильмов. Видимо, здесь еще три года назад размещал свои мольберты и картины Станислав, используя его под мастерскую. Высокие окна были занавешены портьерами, вернее, тем, что осталось от них – сейчас это были большие ветхие тряпки, пропыленные и в дырах. Однако если их раздвинуть, то света было очень много.