Увидев меня и поняв, что она обнаружена, Татьяна прекратила сдерживаться и разрыдалась в полный голос. Она всхлипывала и подвывала, размазывая слезы по щекам. Если бы не качественная косметика, которой пользовалась Танька, ее лицо давно бы стало пятнистым от разводов. Я смотрела на нее пораженная, дивясь происшедшей с ней метаморфозе. Из сияющей светской львицы наша миссис Болтон превратилась в зареванную девчонку. Вечернее платье смотрелось на ней сейчас как ночная сорочка. Элегантно ниспадавший на лоб локон прически висел сосулькой. Лицо сморщилось, щеки обвисли, губы распухли.

– Что случилось, Таня, расскажи, – попыталась я расспросить ее.

– Все кончено! – всхлипнула она. – Все погибло, жизнь разрушена! Питер мне этого никогда не простит!

– Говори яснее, в чем дело! – затрясла я ее за плечи.

– Меня… меня… – Танька размазала очередную порцию слез по лицу, – меня шантажируют.

Я была удивлена настолько, что перестала трясти Таньку и лишь молча смотрела на ее заплаканное лицо. Потом вынула из кармана платок и, вытирая Танькины слезы, спросила:

– Кто тебя шантажирует?

– Я не знаю, – ответила она, взяв у меня из рук платок и вытирая им лицо.

– Что они требуют? – вновь задала я вопрос.

– Денег, – снова безутешно разревелась Танька, – много денег! Без ведома Питера мне столько не собрать.

– Да за что деньги-то? – выйдя из терпения, я вновь тряхнула Таньку за плечи.

– За негатив, – ответила она и высморкалась в мой носовой платок.

– Какой еще негатив?

– Негатив фотопленки, на которой мы засняты в постели.

– С кем… в постели? – глухо спросила я.

– С Сережкой, – проговорила она, и слезы потекли у нее градом.

– Ну ни фига себе, – произнесла я и села прямо на ковер перед Танькой.

«Веселенький выдался вечерок, – подумала я про себя. – Начали за здравие, кончаем… непонятно как. В общем, ничего хорошего».

Но, отойдя от полученного информационного шока, я решила действовать. Встала, ухватила за плечи Таньку, подняла ее и проводила в ванную комнату, чтобы она умылась.

Пока Танька принимала водные процедуры и приводила себя в порядок, я оглядела спальню, в которой мы находились. Что это именно спальня, нетрудно было догадаться – почти всю комнату занимала большая и широченная кровать. На столике рядом с диваном стояла фотография – Танька и какой-то лысоватый тип с крупными зубами и маленькими голубыми глазками. Тип обнимал Таньку и явно очень радовался этому обстоятельству. Путем нехитрых умозаключений я пришла к выводу, что это и есть Питер Болтон, законный Танькин супруг. Сама хозяйка вечера почему-то не решилась показывать нам фотографии.

Наконец Танька вышла из ванной, вытирая лицо полотенцем. Она уселась на диван, отшвырнула полотенце, подняла с пола сумочку и, вынув оттуда пачку сигарет и зажигалку, прикурила.

– Как же тебя угораздило? – спросила я ее, когда дым заструился у нее изо рта. – При живом-то муже-иностранце, – я кивнула на фотографию на столике.

Танька скосила глаза на фотографию, затем отвернулась и сказала:

– Сама не знаю. Это было как наваждение. Мы и не собирались с Сергеем идти дальше простого знакомства. Но все получилось как-то само собой.

– Сколько раз вы встречались и где вас застукали?

– Три раза, – сказала Танька, – один раз до отъезда и два раза, когда я вернулась в Тарасов. Когда Сергей узнал, что я приехала, он позвонил мне, предложил встретиться, посидеть в кафе, вспомнить старое. Потом была гостиница, один раз, другой. На втором нас и засекли. Через два дня мне позвонил неизвестный и сказал, что у меня в почтовом ящике лежит конверт с фотографиями, которые меня очень заинтересуют. Я сразу спустилась и проверила почтовый ящик. Там действительно оказался конверт с фотографиями. Слава богу, Питера не было дома, он уже ушел на работу. На следующий день мне позвонили и сказали, чтобы я готовила двадцать тысяч долларов, иначе эти же фотографии попадут в руки моего супруга.

Танька глубоко затянулась и, выпустив дым, продолжила рассказывать:

– Но это огромные деньги. Собрать такую сумму тайком от Питера я просто не могу, во всяком случае, в короткое время. Я просила, умоляла их снизить сумму, повременить. Они согласились только на отсрочку. Я заплатила им пять тысяч и через месяц должна отдать еще пять. Я не знаю, где буду брать такие деньги.

– Погоди, – спохватилась я, сама удивляясь тому, почему я не спросила об этом раньше. – А как же твой… сексуальный партнер? – не без доли ревности спросила я. – Он-то в этом деле какую роль играет, кроме упомянутой?

– Он здесь ни при чем, он сам пострадавший, у него жена, ребенок. К тому же с него самого требуют деньги, правда, меньшую сумму. И он с трудом ее собирает, – затараторила Татьяна.

– Значит, в доле он не участвует, – подытожила я.

– Да в какой там доле, откуда у него деньги! – заверила Танька.

– А ты уверена, что это не он тебя подставил? – спросила я, хотя в душе мне самой почему-то не хотелось верить в это.

– Уверена, что не он, – твердо сказала Танька. – Я же тебе говорила, он сам не знает, как выпутаться.

– Да уж, – констатировала я. – Влипли вы в историю по самые уши. И что же ты теперь собираешься делать?

– Не знаю, не знаю я ничего, – раздраженно помотала головой Танька.

– Слушай, – с интересом спросила я, – а как ты деньги этим шантажистам передаешь?

– Кладу в условленное место, – ответила она.

– Так, может, есть смысл, – несмело предположила я, – подкараулить шантажиста и поймать его в тот момент, когда он будет брать деньги?

– Как же я это сделаю? – Танька посмотрела на меня, как на идиотку. – Меня же в лицо знают, – добавила она с тоской в голосе. – Мне даже обратиться не к кому за помощью.

Несколько секунд после этих слов я неотрывно смотрела на нее. Потом от бури нахлынувших на меня чувств заметалась по комнате из угла в угол. В голове моей варился странный борщ, замешанный на патриотических чувствах и сильно приправленный человеческой жалостью к обиженным.

Я была уверена, что ради любви к родному Карасеву нельзя отнимать у карасевских девчонок символ веры в голубую мечту – а именно таковой является судьба Таньки. Развалить сейчас ее семью – значит нанести удар по многим девичьим мечтам. К тому же жалко было Таньку чисто по-человечески. Не повезло ей, бедной. Раз в жизни встретила нормального классного парня – и на тебе, попалась на крючок шантажиста. Борщ в моей голове, кажется, дошел до нужной кондиции, я остановилась перед Танькой и торжественно произнесла, словно воин присягу:

– Тебе есть к кому обратиться. Я готова тебе помочь!

Танька уставилась на меня и спросила:

– Как ты собираешься мне помочь?

– Пока не знаю, – ответила я и снова принялась шагать по комнате. Но тут же остановилась и сказала:

– А, нет, придумала. Мы сфотографируем шантажиста в момент, когда тот будет изымать деньги. А потом заявим в милицию, – сказала я.

– Ты что, охренела? – выпучила на меня глаза Танька. – Какая милиция? Все должно быть конфиденциально, а милиция – это огласка.

– Хорошо, – тут же согласилась я с ней, – в милицию заявлять не будем, но мы можем пригрозить шантажисту, что заявим в милицию, если он не согласится отдать компромат.

– А если он не согласится, – тут же спросила Танька, – и пришлет фотографии Питеру?

– Ну, тогда не знаю, – всплеснула я руками, – но надо же что-то делать! В конце концов, чем ты рискуешь? Денег, ты говоришь, у тебя все равно нет.

Я походила еще немного по комнате и спросила:

– Кстати, ты сама-то кого-нибудь еще подозреваешь? Может, это кто-то из тех, кто знакомил тебя с Питером, или кто-то, у кого ты его отбила?

Татьяна только рукой махнула.

– Откуда я знаю, у кого я его отбила, мы познакомились через брачное агентство!

– Какое агентство?

– Специализированное, – объяснила она. – Наших девок за иностранцев замуж выдает, называется «Связи небесные».