– Да, туалет-то я хорошо помню – он очень чистый был. Прямо по коридору, мимо входа в зал, а потом налево.

– Ну и хорошо, – сказала я, вставая, – встречу назначаем на сегодня. Я пошла звонить Борисевичу.

Ирка как-то вся внутренне напряглась и спросила неуверенно:

– Может, подождать немножко?

– Чего ждать, – спросила я, – пока они Канарейкина прикончат?.. Нет, как говорил вождь, промедление смерти подобно, – решительно подвела я итог разговора и, встав из-за стола, пошла одеваться.

Телефон штаба Борисевича мне долго искать не пришлось: на остановке автобуса висела свеженаклеенная листовка с его портретом и программой. В самом конце текста был указан контактный телефон, по которому можно было связаться с его избирательным штабом. Я добрела до ближайшего телефона-автомата и набрала указанный в листовке номер телефона.

Трубку немедленно взяли, и какая-то женщина мелодичной скороговоркой протараторила, в чей избирательный штаб я попала. Я сообщила ей, что хочу поговорить с Борисевичем.

– По какому вопросу? – спросила меня секретарша.

– По личному, – ответила я.

Похоже, личными вопросами господина Борисевича в этой конторе занимались особи мужского пола и старшие по званию, поскольку секретарша холодным тоном проговорила «минуточку», после чего трубку взял какой-то мужчина, представившийся доверенным лицом кандидата в депутаты.

– Что вы хотите передать господину Борисевичу? – спросил он.

Я подумала и не нашла ничего лучше, как ляпнуть:

– Информацию о бане и бабах.

– Не понял, – холодно сообщило мне доверенное лицо, – вы, наверное, не туда попали. Здесь избирательный штаб, а не психдиспансер.

– Это я прекрасно понимаю, – ответила я, – но вы все же передайте мои слова господину Борисевичу, он, в отличие от вас, проявит больше понятливости.

– Минуточку, – стандартно заявило доверенное лицо, и включился музыкальный проигрыш.

Мне уже стало надоедать пиликанье Моцарта в телефонной обработке, когда музыка наконец прервалась и в трубке послышался хорошо поставленный, чуть-чуть с хрипотцой, голос:

– Борисевич слушает.

Я сразу узнала в нем голос человека, выступавшего по телевизору, и почему-то растерялась. Несколько секунд я молчала, пока снова не услышала голос Борисевича:

– Алло! Я вас слушаю.

– Алло… Я… Я звоню по поводу фотографий, тех, что были сделаны в бане с вашим участием. Они сейчас у меня.

– Кто вы и что вы хотите? – спросил Борисевич.

– Я хочу, – сказала я, проигнорировав первый вопрос, – чтобы вы отпустили захваченного вами Канарейкина. Взамен вы получите фотографии.

– Где и когда я смогу их получить? – произнес он после паузы.

– Сегодня вечером, – сказала я, – о месте я сообщу вам чуть позже. На встречу вы прибудете вместе с Канарейкиным. Как только я буду уверена, что он свободен и его уходу ничто не препятствует, я передам вам фотографии.

– Хорошо, – глухим голосом ответил мне Борисевич, – когда вы позвоните?

– Около шести вечера, – сказала я и повесила трубку.

В 18.20 из телефонной будки недалеко от ресторана «Олимп» я еще раз созвонилась с Борисевичем и назначила ему встречу в ресторане на семь вечера. Повесив трубку, я повернулась к ожидавшей меня Ирке:

– Порядок. Клиент будет через сорок минут. Айда занимать исходную позицию.

Завернув за угол, мы прошли метров пятьдесят и оказались у входа в ресторан «Олимп». Белые пластиковые двери издавали, открываясь, тихое треньканье, оповещающее дежурившего в холле швейцара о приходе гостей. Швейцар, однако, не обратил на нас никакого внимания. Он сидел на стуле в углу холла, рядом с пустующим гардеробом, и читал какую-то красочную газету с полуголыми девицами на обложке. Мы миновали холл и вошли в длинный коридор, в самом начале которого, справа от нас, находился вход в зал ресторана.

Здесь-то нас и поджидали первые сюрпризы этого вечера. Перед входом стоял и курил молодой человек лет тридцати, в черных брюках, черной жилетке поверх белой рубашки и красном галстуке-бабочке. Лицо у него было тщательно выбритое, розовое, на носу – круглые очки-пенсне. Сильно редеющие на голове волосы были коротко пострижены и прилизаны. В углу рта едва держалась зажженная сигарета с белым фильтром. Глаза смотрели меланхолично, слегка тоскливо.

Первое впечатление от беглого взгляда на этого индивидуума – финансовый брокер после тяжелого трудового дня. Только что, путем неимоверных усилий и хитроумных комбинаций, обрушены в цене акции районной спичечной фабрики. Теперь он – владелец большого количества спичек. Ему радостно от этой мысли и немного грустно от другой – куда теперь девать эти акции и эти спички. Именно такими изображают финансистов в фильмах. Но одна деталь в облике молодого человека говорила, что он не финансист. Это было белое полотенце, висевшее у него на сгибе руки и говорившее, что его владелец – всего лишь официант.

– Куда? – обратился он к нам с ленивым высокомерием в голосе.

– Туда, – указала пальцем на зал ресторана Ирина.

– Чё делать-то? – спросил он, оглядывая наши наряды.

Поскольку последние два дня стояла сильная жара, мы надели короткие юбки, а Ирка еще и блузку с таким вырезом на спине, как будто собиралась загорать.

– А что, по-твоему, можно делать в ресторане? – вопросом на вопрос ответила Ирка и шагнула мимо него в зал.

Я последовала за ней, но тут этот меланхолик вдруг проявил неожиданную прыть. Он одним прыжком заслонил нам дорогу и стал теснить обратно, подталкивая меня своими потными руками в грудь.

– Минуточку, минуточку, – приговаривал он при этом.

– В чем дело, мальчик? – возмутилась Ирка, чей опыт посещения кабаков давал ей основание ожидать более радушный прием.

– Дело в том… девочка, – очкарик затянулся и выпустил в лицо Ирке облако дыма, – что местов нету.

– Как нету? – в один голос удивились мы с Иркой и оглядели зал за спиной официанта.

Народу в ресторане уже было немало, но даже при беглом осмотре обнаружилось несколько незанятых столиков.

– Есть же свободные столики, – робко возразила Ирка, смущенная хамством этого придурка.

– Все заказаны, – с полнейшим хладнокровием ответил он и стряхнул пепел прямо нам в ноги.

Несколько секунд мы стояли молча, не понимая, что происходит. Я совсем растерялась: весь мой план рушился из-за этой «красной бабочки»! Не меньше моего была растеряна Ирка. Наш бледный вид явно доставил прилизанному официанту удовольствие. Он широко улыбнулся, вынул изо рта сигарету и сказал деловито:

– Ну ладно, мы можем договориться. Если хотите работать в ресторане в мою смену, столик я вам выделю, но при одном условии – с каждого клиента отстегиваете мне стольник. Лады?

До меня смутно начало доходить, о чем он говорит. Но еще до того, как мне стало окончательно ясно, за кого нас принимают и, соответственно, что нам предлагают, я решительно произнесла:

– Лады. Гони столик, за нами не заржавеет.

Иринка широко раскрытыми глазами уставилась на меня. Потом снова перевела взгляд на официанта и спросила его:

– Слушай, а просто пожрать в вашем ресторане можно?

– Просто пожрать, то есть на халяву, можно только в мышеловке или в КПЗ, но я тебе это не советую, – авторитетно заключил он и сделал приглашающий жест.

Ведомые официантом, мы прошли по залу и остановились у столика, на котором стояла прислоненная к вазе с искусственными цветами табличка «Стол заказан». Официант убрал табличку и жестом пригласил нас садиться.

– А меню у вас попросить можно? – спросила Ирка.

– Зачем? – усмехнулся он. – Жрать вы все равно не будете, дождетесь, пока клиенты закажут. А коктейль сами себе в баре возьмете. Да, и не вздумайте меня кинуть – хуже будет. Как клиента подцепите – стольник мне, усекли?

Произнеся эту напутственную речь, он удалился по своим делам.

– Вот что, Ирка, – обратилась я к подруге, когда он отошел на приличное расстояние, – нам надо хоть что-нибудь заказать, нельзя так сидеть. Сходи в бар, закажи два самых дешевых коктейля.