- Макс, а как вы насчёт баб? То есть как насчёт того, чтобы перепихнуться время от времени.

- Насчёт чего-о?

- Насчёт того самого. Не притворяйтесь, будто не понимаете.

Он улыбается. Опять та же вымученная, чуть сожалеющая улыбка. Он бросает на меня косой взгляд, будто удивлён, что я могу задавать подобные вопросы. С его misere, с его страданиями, может ли он быть повинен в таких мыслях? Увы, если говорить правду, да, время от времени они приходят ему в голову. Это по-человечески, говорит он. Но опять же, за десять франков на что можно рассчитывать? Он становится противен сам себе. Он уж скорей...

- Я вас понимаю, Макс. Я прекрасно знаю, о чём вы говорите...

Направляясь к издателю, я беру с собой Макса. Он ждёт меня во дворе дома. Я выхожу с пачкой книг под мышкой. Макс бросается и перехватывает пакет: ему приятно быть мне чем-то реально полезным.

- Миллер, я думаю, в один прекрасный день вы станете знамениты. Не обязательно же написать замечательную книжку, важно иметь счастье.

Именно, Макс, именно. Всё дело только в удаче, только в ней.

Мы проходим под аркадой, продвигаясь вдоль Рюе де Риволи. Тут где-то книжный магазинчик, в котором выставлена на продажу моя книга. Это маленькая дыра, в витрине которой куча книг, обёрнутых в яркий целлофан. Я хочу, чтобы Макс увидел мою книгу в витрине магазина, любопытно, какое на него это произведёт впечатление.

А-а, вот он! Мы наклоняемся, разглядывая обложки. Тут выставлено всё, что душе угодно, и "Кама Сутра", и "Под юбкой", и "Моя жизнь и увлечения", и "Там, внизу"... Но где же моя книга? В прошлый раз она стояла на верхней полке рядом со странной книжкой по эротике бичевания...

Макс между тем изучает названия, его, судя по всему, не слишком трогает отсутствие моей книги.

- Макс, погодите, я зайду внутрь.

Я с запальчивостью открываю дверь. Меня приветствует привлекательная француженка. Я быстро, с отчаянием, оглядываю полки. "У вас есть "Тропик Рака"?" Мне кивают и тут же указывают на книгу. Я ощущаю облегчение. Я спрашиваю, как продаётся мой опус, не читала ли она его случайно? К сожалению, она не читает по-английски. Я ещё кручусь, пытаясь задержаться, надеясь ещё что-нибудь услышать насчёт книжки. Я интересуюсь, зачем они оборачивают книги в целлофан. Я мнусь и проникновенно объясняю, что, видите ли, вообще говоря, моя книга не такого сорта, чтобы стоять на одной полке с подобными изданиями...

Теперь продавщица смотрит на меня с подозрением. Вероятно, она начинает сомневаться, действительно ли я автор. Да ну её, с ней трудно найти общий язык. Судя по всему, ей наплевать не только на мою книгу, но вообще на все книги в магазине. Это что-то французское в ней, наверное...Вообще бы пора убираться отсюда.

Внезапно я вспоминаю, что не брит, что брюки на мне висят мешком, что пиджак совсем другого цвета...

В это время дверь распахивается и в магазин влетает молодой англичанин эстетического типа. Он в полнейшем смущении. Я пользуюсь случаем и выскальзываю наружу, прежде, чем он закрывает дверь.

- Макс, книги-то внутри, целая полка! Их расхватывают, как горячие пирожки, можете представить! Продавщица сказала, что чуть ли не каждый покупатель спрашивает!

- Я же говорил вам, Миллер, что в один прекрасный день вы будете знамениты.

Кажется, он мне совершенно верит. Слишком легко, на мой сиюминутный вкус. Я чувствую, что хочу говорить о книге, пусть с Максом, всё равно. Я приглашаю его в бар на чашку кофе. Макс между тем размышляет над чем-то явно посторонним. Это раздражает меня, потому что нечего отвлекаться от предмета.

- Я вот о чём думаю, Миллер, - произносит он внезапно. - Вы должны написать историю моей жизни.

Ну, пошло-поехало. Макс со своими горестями. Следует сразу же оборвать его.

- Не-ет, Макс. То есть я мог бы написать, только неохота. Охота о себе, понимаете?

Он понимает. Он знает, что мне есть что сказать. Иногда он называет меня "студентом", несомненно имея в виду, что я на постоянной выучке у жизни. Именно, студент жизни. Что, кстати, святая правда. Я брожу якобы бесцельно по улицам, расходую якобы без толку время, изображаю бонвивана, но всё это иллюзия, поверхность, маска. На самом же деле я работаю непрерывно и упорно 24 часа в сутки, и работа моя - постижение людей и жизни. И вот Макс что-то такое понимает, браво, Макс!

Макс между тем продолжает размышлять. Что-то прикидывает, сравнивает. Например, свою жизнь с моей. Один тип misere с другим. Опять соскальзывает на свои горести, как же иначе, опять размышляет над своей бессонницей... Не-ет, эта треклятая машинка под лобешником не даст ему расслабиться и отдохнуть..

Внезапно он произносит: "И у писателя, вероятно, есть его частные ночные кошмары, а?".

"Его частные ночные кошмары!" Я немедленно записываю это на конверте.

- Вы записываете! Я что-нибудь особенное сказал?

- Сказал, и замечательно, Макс. Такие вещи для меня дороже денег!

Макс неуверенно улыбается. Он думает, не разыгрываю ли я его.

- Макс, правда, даю слово. Мне такие фразы дороже всех сокровищ мира.

Его машинка прибавляет оборотов. Он всегда полагал, объясняет он, что писатель, прежде чем начать писать, должен накопить много фактического материала.

- Вовсе нет, Макс! Вовсе нет! Чем меньше фактов, тем лучше. Самое лучшее вообще не иметь никаких фактов, понимаете?

Макс не совсем понимает, но он готов согласиться. На него снисходит вдохновение.

- Вот что я всегда подозревал, - произносит он медленно, будто разговаривая сам с собой. - Книга должна выйти из сердца. Она должна трогать...

Это замечательно, думаю я, с какой быстротой совершает свои прыжки человеческий мозг! Вот тут, на моих глазах, менее чем в минуту, Макс сформулировал существеннейшее различие. Подумать только, ещё не далее, как вчера, мы с Борисом провели целый день, рассуждая на эту тему, на тему "слова живаго". Оно возникает вместе с дыханием, и следует просто открыть рот, чтобы дать ему волю, будучи заодно с Богом. Макс понимает всё это по-своему. Да, да, факты это ничто, за фактами должен стоять человек, и человек должен быть с Богом, должен произносить слова, как Бог всемогущий. Я думаю, не показать ли Максу мою книгу, дать почитать несколько страниц в моём присутствии. Мне любопытно, что он скажет, он. Да, а вот ещё Борис! Как насчёт того, чтобы представить Макса Борису? Я бы хотел увидеть, какое он произведёт на Бориса впечатление. Заодно можно будет разжиться деньгами. Может быть, даже хватит на обед для нас обоих... По мере того, как мы приближаемся к дому, я объясняю, что Борис мой хороший приятель, такой же писатель, как я. "Я не уверен, что он поможет вам чем-нибудь, но давайте зайдём, познакомитесь". Макс вовсе не возражает, да и с чего бы ему возражать. Опять же Борис ведь еврей, это к лучшему. Я бы хотел, чтобы они говорили на идиш. Я бы хотел, чтобы Макс заплакал у Бориса на глазах. Я бы хотел, чтобы и Борис тоже заплакал на глазах у Макса. Может быть, Борис приютит его на какое-то время в алькове, что наверху. Будет потешно наблюдать, как они станут уживаться. Макс сможет утюжить борисову одежду и бегать по поручениям. Он и готовить может. Существует много вещей, которые он может делать - за мзду, разумеется. Я стараюсь, чтобы Макс не заметил мой энтузиазм. "Борис человек странный", - объясняю я ему, но Макс совершенно спокоен. Тем лучше, не стоит вообще забегать вперёд с объяснениями, сами разберутся...