— Кинули? — Трифонов почесал подбородок.— Или подбросили? Однако не забыли приберечь кортик. Сплошные неувязки. Груда кирпичей.

В передней раздался звонок.

— Ну вот! Это уже за тобой. Пять часов не дали отдохнуть.

— Вряд ли. Для вызова есть телефон.

Трифонов пошел открывать дверь и вернулся с гостями. Их было трое. Двое в форме и старикашка, похожий на высохшую ветку в потертой железнодорожной фуражке.

— Вот, ребята, познакомьтесь, мой старинный друг, старший следователь по особо важным делам, полковник юстиции Сычев Алексей Дмитриевич.

— В отставке, — добавил Сычев и вышел из-за стола.

— Ну а это местные пинкертоны: старший оперуполномоченный уголовного розыска капитан Семен Куприянов, участковый инспектор лейтенант Сергей Дроздов. А третий, если мне не изменяет память, один из понятых. Так?

Старик закивал:

— Да-да, меня зовут Иннокентий Парфенович Медведев.

— Вот-вот, — подтвердил участковый, — его можно причислить к рангу свидетелей, а он до сих пор в молчанку играл.

— Вы меня извините. Я и не думал, что кто-то из домашних попадет под подозрение. А дело было так...

Старика усадили на кушетку, остальные устроились за обеденным столом.

— Так вот. В тот самый вечер, когда произошло несчастье, я объезжал дома на побережье. Вечерние газеты развозил. Много лет я работаю почтальоном. Утром и вечером. Сел на велосипед — и вперед. Врачи советуют. Бегом от инфаркта. Я как раз мимо проскакивал...

— Короче, Парфеныч, — оборвал Куприянов.

— Ладно. В поселке, в десяти километрах, наше отделение связи, а рядом танцплощадка. Там ребята со всех деревень собираются. А дело в том, что я видел там нашего художника, и не раз. Морочит головы девчушкам.

— Какого художника? — переспросил Трифонов.

— Илью Сироткина, соседа Ветровых. Но кому-то из девчонок наш повеса очень приглянулся. Пишет она ему амурные письма. По почте не шлет, а мне в руки передает. Лицо от меня шарфиком прикрывает, но на чай не забывает подбрасывать... Ну а что? За работу надо платить, все правильно. С десяток писем за месяц уж точно отвез. И каждый раз требует, чтобы лично в руки отдавал. Мне нетрудно. Художник только насмехается, но читает. Ответа я не жду, шалости все это. Богатый столичный франт не станет с деревенской свистушкой связываться. Ну а в тот вечер опять ко мне эта краля подкатила. Иду на почту за газетами, а она тут как тут. Мол, передай, дядя Кеша, Илье Сироткину мое послание. И червончик мне сует с конвертом. Блудница!

Получил я газеты, сел на своего двухколесного коня — и вперед. Подъезжаю к дому художника, газеты в ящик, а письмо надобно в руки отдать. Хотел позвонить в калитку, а она не заперта. Иду по аллейке к дому и возле самого крыльца слышу громкий разговор. Подхожу ближе. Окошко открыто, занавески тоже. Глянь вовнутрь и вижу: возле горящего камина стоит Вика в чем мать родила, а на плечах мужская сорочка накинута. Стоит и плачет. Илья в шелковом халате разгуливает по комнате и лекцию ей читает. "Дорогая моя фея. Ты не можешь понять главного. Любовь — это птица с широкими крыльями. Она свободна в своем полете. Ее нельзя посадить в клетку. Для любви нужно вдохновение, как для создания художественного образа. В клетке ничего не может рождаться, кроме протеста. Ты припираешь меня к стенке, а значит, вынуждаешь к сопротивлению". Тут Вика резко обернулась. "Значит, семья, самое святое, что мог создать человек, это блеф? Жизнь в клетке? А Гала, которая вдохновляла Сальвадора Дали на самые великие его шедевры..." "Нет, нет, нет. Плохой пример. Она всю жизнь оставалась свободной женщиной. Дали питался ее энергетикой. Он ее безумно любил и закрывал глаза на похождения своей жены". — "А я для тебя пустое место?" — "Ты слишком земная. Ты сегодняшняя. Очевидно, ты способна создать милое гнездышко и уют в доме, а мне это не нужно. Сегодня я здесь, а завтра возьму котомку, все брошу и пойду гулять по белу свету в поисках новых открытий и идей. Все, что для меня имеет цену, — это мой этюдник и краски".

Тут я понял, что пришел не вовремя. Пришлось бросить конверт в ящик и поехать дальше. Сделал крюк и, когда поехал на вторую половину побережья, наткнулся на милицию возле ворот усадьбы Ветровых. Меня взяли в понятые, и все.

— В котором часу вы находились в саду у дома художника? нахмурившись, спросил Трифонов.

— Нетрудно подсчитать. К пяти часам я приезжаю на почту, двадцать минут подбираю газеты и полчаса еду на велосипеде. Значит, в шесть. Приблизительно.

— А через какое время вас остановила милиция?

— Думаю, в семь. К побережью дорога выходит в центре всей цепи особняков. Я сворачиваю налево и за час делаю объезд. Потом возвращаюсь к шоссе и обслуживаю правую сторону. На это тоже час уходит.

— Результаты вскрытия показали, что Ветрова умерла в шесть вечера, в тот самый момент, когда происходил разговор между медсестрой и художником. Вы только что, уважаемый, предоставили алиби двум подозреваемым. Но нам все равно придется все перепроверить.

— Да я отродясь не врал.

— Верю. Но вы слишком подробно запомнили диалог героев. С вашим-то косноязычием.

— У меня память феноменальная. Я могу вам "Евгения Онегина" наизусть рассказать. "Короля Лира" знаю. Мне нравится, когда красиво говорят, и все оседает в памяти. Некоторые фильмы я наизусть знаю. Можете проверить.

Старик разгорячился, глаза сверкали, изо рта брызгала слюна.

— Успокойтесь, Иннокентий Парфеныч. Мы вам верим. Идите в управление и найдите лейтенанта Рогову. Ее зовут Наташа. Она составит протокол дознания.

Участковый пошел провожать почтальона к двери.

— Тут еще важные открытия есть, — начал Куприянов. — Утром звонил майор Разживин из Соснового Бора. Он видел сына садовника в день убийства. Денис ехал в "Рено-Меган" зеленого цвета около семи часов. Направлялся в сторону Питера. Майор записал номер машины.

— Минутку, капитан, — подал голос Сычев. — Тут какая-то неувязка, или мы что-то не понимаем. Откуда майор из Соснового Бора может знать сына садовника, которого в тот момент никто не искал, а он записывает его номер.

— Вся штука заключается в том, что майор Разживин является "крестным" Дениса. Это он его взял во время ножевой драки, после чего Дениса посадили. Майор — отличный оперативник. Когда Дениса выпустили, он взял его на карандаш. Иногда заглядывал в гараж Ветровых. Разживин знал, что у Ветровых нет "рено", а Денис пользуется "девяткой", и то без разрешения хозяина. В тот день майор возвращался с дежурства и на переходе увидел Дениса в чужой машине. Тот стоял на светофоре. Загорелся зеленый, и машина сорвалась с места. Разживин вернулся в райотдел и выяснил, что эта машина принадлежит Андрею Котову из Усть-Луги. Он связался с ним, но тот не удивился. Денис часто чинит ему машину, а в этот день он приехал к нему около половины седьмого на "девятке". Сказал, что у него барахлит мотор, и попросил на пару дней "рено". Котов не мог отказать и дал ему ключи. А "Жигули" стоят в его гараже. Мы этого не знали, и парень ускользнул. Ну а Разживин забыл о встрече с Денисом, и, только когда мы дали Дениса Солодова в розыск, он вспомнил о встрече со своим бывшим подопечным.

— Ты хорошо знаешь этого майора?

— Конечно. Его родная сестра была женой майора Теплокова, который погиб на дороге четыре месяца назад. Сейчас я сижу на его месте.

— Ну это я еще не забыл.

— Разживин тогда ждал Теплокова у себя дома. Они дружили. Но так и не дождался. Потом он хотел, чтобы его подключили к следствию, но начальство полезло в бутылку.

— Теперь не полезет. В Сосновом Бору у нас есть свои интересы. Надо подключать к работе их райотдел. Я это устрою. Если майор интересовался жизнью парня, то наверняка имеет представление о его связях. Свяжитесь с ним, и пусть включается в поиски. Денис очень важное звено в цепи, и его надо найти. Как бы чего не натворил.

— Садовника мы выпустили. Мужик тертый и законы знает. К тому же был странный звонок из главного управления Питера.